Архимандрит Василий (Гондикакис)
Господь пришёл в мир не для того, чтобы улучшить условия этой земной жизни, не для того, чтобы предложить нам некую новую политическую и экономическую систему, не для того, чтобы научить некоему методу достижения психофизического равновесия. Он пришёл победить смерть и даровать нам жизнь вечную.
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3,16).
А вечная жизнь не есть обещание послеисторического счастья, не есть некое переживание смерти, или некое бесконечное продолжение этой настоящей жизни. Жизнь вечная - это благодать, которая освящает и осмысляет настоящее и будущее души и тела человека.
Явление воскресшего Христа ученикам имеет цель преподнести им всю серьёзность победы над смертью.
Христос воскрес, смерть больше не господствует над Ним. Он, совершенный Бог, входит и выходит сквозь закрытые двери. Он, совершенный Человек, к Которому можно прикоснуться и Который ест и пьёт, как любой из Его учеников.
Из всего, чем обладает человек, внимания заслуживают не его телесные и интеллектуальные способности, но то, насколько он может стать причастником Христова Воскресения. Быть в состоянии умереть, и уже с сегодняшнего дня жить жизнью вечною. «Любящий душу свою - погубит её; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную» (Ин. 12, 25).
Монах, всецело предающий себя Богу, свидетельствует, переживает и открывает одну истину и радость: кто потеряет - обрящет, поэтому жизнь монаха - потеря и снова находка, приобретение.
Православный монах не просто мистик, он не опускается до тех, которые покушаются через некую установленную диету или технику достигнуть высокой степени самообладания и аскетических подвигов. Ибо всякий человеческий труд сам по себе незначителен и не способен победить смерть ни у монаха, ни у любого человека.
Воистину тайна православного монаха - это тайна воскресшего человека.
Его предназначение - не измышлять новые идеи, не употреблять свои способности на организацию чего-либо. Он призван свидетельствовать своею жизнью, что смерть побеждена. Это и осуществляется погребением себя самого в землю подобно семени.
Поэтому, когда однажды один молодой монах сказал своему старцу: «Вижу, что ум мой непрестанно в Боге», он ему ответил: «То, что ты думаешь постоянно о Боге, не есть нечто великое; то, что действительно важно - это видеть и чувствовать себя ниже всякого бытия».
Таким образом, старец открывает ему другие жизненные критерии. Вместо простого размышления и прикованности мысли к Богу призывает его ко всецелому приношению своего бытия ко смирению, которое есть истинная смерть, но в то же время - воскресение в новую смиренную жизнь.
В университете пустыни (так называют монашество) подвижники не учат, но принимают в дар все, что есть божественного. И не занимают свой ум или свое тело, но жертвуют все свое бытие: «Если бы все не разрушил, не был бы в состоянии построить».
Истинный монах - это воскресший из мертвых образ и подобие воскресшего Христа. Он открывает нам, что духовное не значит нематериальное или плотско-телесное. Духовное - все то (материальное или нематериальное), что освящено тайной Креста и Воскресения. Все преображенное нетварной божественной энергией.
Таким образом, монах открывает духовное послание и предназначение тварного и телесного. И в то же время являет и свидетельствует очевидность нематериального и нетварного.
Монах обручен с тайной светодействия спасения всех творений внутри Православной церкви.
И неким особым образом он занимается всем и ничем. Он от всего отделен и со всем соединен. Понятие специализации ему чуждо по природе. Он ни в чем одном не специализирован, ничем другим не заинтересован, его интересует все.
То, что важно для монаха и что его осветляет и открывает предмет его заинтересованности, - это место и положение каждой отдельной вещи в преображенной реальности внутри Божественной Литургии спасения всего сотворенного.
Его интересует откровение и познание того всесобирающего начала, которое касается всего существующего. Поэтому все, что преображено (все что собрано, имеет участие во всеспасительной Божественной энергии), одинаково его интересует, помогает познать самого себя и найти решения всякой проблемы, которая пред ними предстает.
Вот что пишет такой монах : «Не мое дело строить, укреплять и украшать, также читать и писать. В чем тогда моя задача? Насколько возможно, умереть в Боге, только тогда я истинно живу, и мною движет иная сила. Только тогда могу свободно делать все (и копать, и читать, и писать). И при этом не привязываться к чему-либо. Только тогда могу заниматься всем с условием, что через все и во всем спокойно обретаю одну единственную вещь. Попускаю всякому попечению свободно проходить сквозь меня, ожидая Единого, Который всем подает полезное. Когда строишь ради строения, гроб свой строишь, когда пишешь ради писания, плетешь себе мертвецкий покров».
Когда живешь, дышишь, ища милость Божию, тогда ткется одеяние нетления и рождается в тебе сладость небесного утешения.
Само по себе строительство и письмо имеет второстепенное значение.
Цель монашеской жизни не постигнуть личную сконцентрированность или преуспеяние, но быть служителем тайны спасения, так, чтобы жить не для себя, но для Того, Который умер за нас и воскрес, и для всей братии.
Этого можно достичь, потому что монах живет не по желанию своего сердца, но так, как Церковь желает и заповедует.
Монашеский постриг, вход в жизнь совершается на Божественной Литургии.
Будущий монах поставляет самого себя пред жертвенником. Его принимает одно святое братство, святое, потому что оно положило на тот же жертвенник всю свою жизнь, планы и надежды.
Так же, как и претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову не зависит от добродетели священника, но от благодати священства в которую он облекся, так и в монашеской жизни и поведении решающую роль играет не способность или характер игумена и братии, но и дух предания, который водит и руководит.
Через всех святых отцов тянется единственная золотая нить, все ведет к одной цели - свободе Святого Духа. Всякий говорит своим собственным образом, выражает свой опыт, преподносит то, что сам пережил, и все это духовдохновенное множество, которое жило в разных местах и в разное время, составляет единый всегармонический глас, который поет единую песнь около Престола Агнца. Поет и в вечности, здесь и на всяком месте, поет и на литургическом просторе жизни, свободном от преграды мелочности и преходящего эгоизма.
Таким образом, надвременная и всеблагая сила, которая все из ничего сотворила, освящает Святые Дары на пресвятом Престоле, собирает собор Святых Отцов, освящает монаха, который приносится в жертву, берет в свои руки и принимает на себя устроение и жизнь всякой монашеской общины.
Вся наша монашеская жизнь вращается около Бога. Он бремя наше и все попечение наше.
Наши телесные силы и первенец нашего ума Ему приносится. Богослужение и чтение молитв составляет смысл нашего подвига и ось , вокруг которой всё вращается. Божественная Литургия представляет сердце нашего организма, нашу личную жизнь и жизнь нашей общины.
Архитектурно монастырь построен, чтобы служить Литургии. Около храма, как херувимы и серафимы, комнаты келлий, трапезная и библиотека - область, на которую святая Литургия простирается и переносится на 24 часа.
Всякая вещь находится на своём месте и расположена по литургическому порядку. Поэтому тот, кто живёт по монастырскому уставу, который ходит по коридорам монастыря, чувствует, что непрестанно вращается около единого на потребу. Его мысли и труды, боль и радость, его душа и тело - всё движется внутри Божественной Литургии монастырской жизни, которая переносится и служится за всю вселенную.
Складывается впечатление, что и эта жизнь, и эти здания - живая икона Христова Воскресения. Как и Христос, Который Своим воскресением разорил врата смерти и извёл в мир ясность и спасение для однажды рождённых и вся колена в узах окованных, так и Божественная Литургия возводит всю нашу жизнь к Горнему Царствию, а храм своим обликом - весь монастырь к свету и тишине освящения.
Такой Крестовоскресный характер жизни простирается всюду. Всякое утешение и благодать в Православии и монашестве даётся после смерти.
Утешение препобеждением смерти на каждом повороте жизни.
Это можем найти и в монашеском богослужении, посте и во всем образе подвижнической жизни. То что Православно - тяжело? Строго? Превосходит человеческие силы? Если посмотреть внешне, выглядит именно так. Отчасти так и есть по своей сущности («Монах - это постоянное утруждение и понуждение естества», - говорит Св. Иоанн Лествичник). Но в то же время оно не знает ничего безнадежного, настолько бы ни казалось таковым, никогда не удушливо и неестественно.
Почему? Потому что в конце великого труда и подвига бдения, который часто превосходит человеческие силы, возникает новая поросль, нетленная, неувядаемая, которая приносит стократный плод. А потом благословенные труды и болезни. Все жертвуешь, ибо радость эта, которая румянит, свет будущего века, который освящает, дарует радость и животворит, настоящее и будущее. Итак, впоследствии начинаешь вдруг искать более тяжелые подвиги, еще более глубокий мрак, еще большее уединение, чтобы достичь утешения непостыдного, света незаходимого и всего того, что сородставляет и соединяет человека со всеми и всякими.
Подвижники такого рода доходят до того, что с радостью и благодарностью принимают страдания и поношения или презрение и унижения человеческие. Ибо таким образом освобождаются от привременных утешений этого мира и становятся уже сейчас причастниками вечной славы Господней.
Святой Симеон Новый Богослов открывает нам свою душу: «Ни во что вменяю искушения и неприятности, которые ко мне приходят, взирая не на будущую, но настоящую славу Господа нашего Иисуса Христа».
Один характерный случай и пример этого. В наш монастырь наведывается иногда за помощью один старый пустынник. Питается сам тем, что получит, и помогает другим, старшим себя. В один день он пришел, по обычаю, и сказал одному из монастырской братии: «Надеюсь, ты не злишься, что я прихожу и прошу помощи. но если и злишься, то это не важно, могу не приходить больше, ибо монах похож на пса. Если его ударишь и пнешь, хорошо поступишь. Если не ударишь, но дашь ему кусок хлеба, и то хорошо».
Этот старец, хотя ему уже перевалило за семьдесят лет, ни от кого не ищет, чтобы ему оказывали уважение. Сам себя считает псом. До земли кланяется всем и у всех просит благословения; неважно, с кем работает, - с монахами, послушниками или паломниками.
Облекся между тем в такую неизреченную радость, что всякий его приход в монастырь - это целый праздник. Все - и монахи, и паломники, скапливаются около него послушать речи благодати, которые изливаются из его уст, просветиться радостью, которую просил Бога, чтобы Он не прославлял его на земле, и лицо его так сияло, что никто не был в состоянии взглянуть на него.
Чувствую, что во всех смиренных душах, которые озарены радостью, светодействуют непрестанно две добродетели: тайна покаяния и тайна любви.
Это покаянные, не разочарованные, отчаянные.
Господнее - «Покайтесь!» - не значит покаяться однажды, не значит так же временное раскаяние, попеременное окаявание (это может быть только началом); необходимо, чтобы вся жизнь была покаянием. Положение и непрестанное состояние человека должно быть покаянным и полным сокрушения. Всякое дело, всякая мысль да будут напитаны сокрушенным нравом. И более того, смирение есть едино истинное питие для всего его бытия.
Тайна покаяния и сокрушения, приправленная кротостью иной силы, должна действовать всякое мгновение. Всякий момент ты, который пал, должен чувствовать, что Он тебя воздвигнет.
Должен чувствовать, что ты - падение, а Он - Воскресение. Ты - небытие, а Он - Бытие. И по неизмеримой своей милости привел тебя в бытие и воздвиг тебя, падшего, воскрешая тебя непрестанно. Так, через созревание нашего падшего духа ты постоянно носишь в теле смерть Господа Иисуса, дабы и жизнь Иисусова в теле нашем показалась (2 Кор. 4, 10).
Монашеская жизнь - это одновременно Великая Пятница и Пасхальное Воскресение. Они живут, постоянно переживая и живоносное умерщвление, и радоствотворный плач.
Как чувствительны к покаянию, так чувствительны и к любви. И здесь видится путь жертвы, который ведет точно и наверняка в жизнь вечную. Никакой труд, соделанный из любви к Богу не пропадет. Все то, что делается и что теряется, или дано брату из любви, хранится, спасается, оставляет нетронутым и умножается в вечности.
Ближний - не просто необходимый спутник в жизни, но неотделимый элемент нашего духовного самосознания. Только потерянный ради Бога и ради брата человек в состоянии найти самого себя, настоящего себя и свой истинные размеры. «Кто потеряет... - обрящет».
Только тогда в нем выявляется Богочеловечество и неограниченное величие человека. Только тогда человек чувствует, что основание, на котором он зиждется, непоколебимо. А основание это - смерть, исчезновение. Антропологическая реальность, в которой от момента умирания и в дальнейшем живет новый человек, который есть всепроницающая благодать.
Непропадающая плата за поданную брату чашу холодной воды - это есть новое Троичное сознание, рождающееся а человеке. Ближний - это не граница, которая очерчивает нашу личность, которая затворяет наш простор и горизонты, или просто лесть для нашей попечитель- ности. Он не мертвецкий покров, который окутывает наше мертвое одиночество. Не ад. Ближний - это собственный свойственный нам предел жизни. Наидрагоценное и истинное я, которое нам дарует через наше ему приношение понятие и реальность вечной жизни, которая уже началась. «Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев!» (1 Ин. 3, 14).
Когда приближаешься к зрелому монаху, не находишь у него ничего сверхчеловеческого, завораживающего и головокружительного. Все у таковых глубоко человечно, смиренно и несет в себе спокойствие и утешение. Наряду со всеми подвигами и отшельничеством они не удалились от человека, но обернулись к нему, презрели все его безумие и всю его боль.
Духовное преуспеяние монаха зависит не от того, сколько он постился и злострадал, но от того, в какой мере он стал причастником Духа Утешителя, сколько получил спокойствия и насколько в состоянии быть духовным миром и братом человеку.
Братии одного монастыря пришел помысел, что они превосходят по добродетели других монахов, потому что больше упражняются в молитве Иисусовой. Когда спросили об этом одного опытного старца, он сказал: «Не говорите мне, сколько они протянули четок и сколько Иисусовых молитв прочитали, меня интересует другое - кто из них духовно преуспел, кто в состоянии понять современного уставшего человека и утешить озлобленного? В состоянии ли освободить от диавольских сетей того, кто в них запутался? Если в состоянии сделать это, если в состоянии подарить брату своему мир духовный, пробудить в нем любовь к жизни, научить его радоваться, благодарить Бога, - это знак, что этот монах действительно преуспел духовно».
Свет, который излучает истинный монах, имеет в себе силу откровения, похож на пришествие Господне: «Если скажут вам: вот, Он в пустыне, - не выходите; «вот Он в потаенных комнатах», - не верьте; ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого...» (Мф. 24, 26 - 27). Монах не заповедует, делайте то или другое, по-человечески. Не предлагает некий свой план, не излагает свое мышление, но изливает из себя утешение. С ним чувствуешь себя бесконечно спокойным и серьезным, все исполняется светом, твои недоумения разрешаются без слов. Любишь Христа, жизнь, не боишься смерти. Такие монахи, неизвестные, безымянные, исполненные света, существуют. Знаком с одним из них. Блистает и переливается - вот слова, которые до некоторой степени выражают истину о нем. Обладает ризницей неизреченной радости в глиняном сосуде, малом и ломком, из которого изливается радость, исполняя все вокруг себя. Распространяет ее и когда говорит, и когда молчит, и когда спит, и когда бдит, и когда присутствует, и когда отсутствует. Всегда говорит одно, остается самим собой. Имеет одни качества - привлекательность и силу. Присутствие его и ощущение его, ощущение что он где-то близко, или сам факт, что он существует, передает, распространяет нечто иное, нетварное, спокойное. Это иное обновляет человека. Смиряет его нервы. Гасит его гнев, просветляет его ум, окрыляет его надежды. Приготовляет для духовной борьбы, которая приносит тишину и мир всему народу. Тут непрестанно рождается нечто, что есть предвечно и неподвижно. Происходит нечто, что есть неприсущно и нераздельно. Во всем существует тайна целостного, и это целостное постоянно бывает чем-то иным и новым, обновленным, впервые слышанным и виденным. Всем говорит одно, и всякий берет то, что ищет и в чем оскудевает. Не столько значительно что он скажет, сколько дух, который изливается и передается с тем, что он говорит. Дух наставляет, сподвигает его сердце и язык, дух украшает его предложения, выделяет частички его слов.
Он свирель, лира духа, которая всецело трепещет и звенит от наития, поэтому и мелодия, которую производит эта лира, летит и переносит в землю непознанную. Всеглубина людская, очеловечивающая человека. Он все проблемы решает разом.
Он заполучил рай кровью своей, сделал из себя вретище, разодрал себя, разделил всем.
Сейчас с легкостью обитает всюду и во всем, особым образом, каким никто не обитает. Всюду находит дом свой, ибо всегда келью свою сжигал из любви к другому. Где ни ступит ногой, всюду находит твердую почву, потому что уклонился и пропустил другого пройти вперед себя. Всегда выражается как надо. И всегда находит нужный образ для своего слова, потому что никогда никого не обманул, никого не ранил, ни на одно творение не наступил, ублажил рану и боль всего мира.
Голос его надорван, дыхание сдавленно, руки трясутся и ноги заплетаются, но все равно он стоит твердо, ступает непоколебимо.
Идет без препятствий, идет вперед и любит. Он свободен, он человек будущего века и по праву правильно говорит об этом веке. «Те, которые думают, что они столпы», не замечают его, а он видит и замечает всех и всякого.
Он место, где греет солнце, он спокойствие, богатство чистоты, преизобилие плодотворной девственности, все его тело освещается изнутри, излучает свет и сладость, как дуновение ветерка в летний день, свежего, легкого, чистого, как слеза, пропитанного животворящими ароматами, доносящимися с просторов цветущих полей его сердца и из палат светлых и святых его помыслов. Вблизи него очищаешься и облекаешься в благодать единого на потребу. Этот человек - икона богословия, света, откровения, соединения двух природ во Христе.
Его тело питается, взращивается в этой жизни духовным опытом, небесная манна питает его тело, исполняет его сердце и укрепляет кости.
Он познает Бога, как говорит Божественная Литургия, страшного и человеколюбивого. Он слаб, как будто соткан из паутины, но в тоже время всесилен. Принимает волны благодати, которые превосходят его силы. Его глиняный сосуд не в состоянии выдержать, плавится и становится огнем. Все в нем, и близ него, становятся светом неприступным. Океан света, в котором можешь плавать до конца жизни, в котором плавает и спасается вся тварь и вся история.
Дух нетварный, который обосновался в глубинах его бытия, осуществляет все в нем и близ него, делает более очевидным и реальным в пределах нас окружающих. Так же и тело его прозрачно и исполнено светом.
Он естественен и свят, совершенный человек, он ничего ложного у себя не имеет. Не создает, но рождает, не говорит, но творит, он не делает замечаний, но любит.
Каждая его мысль - это дело, акция, его речи - производство. Его отсутствие все исполняет по благодати. Приходит особое понимание жизни, мира, расстояния. В мире его нет, а в то же время он его собирает, организует, объединяет. (Молитвами твоими ты утвердил вселенную). Он не попадает под обычные правила. Если пускаешь в него стрелы, - стрелы его не находят, для них он не существует. Если его ищешь, не важно, где ты находишься, - он вблизи тебя. Только ради тебя живет, каждый момент всплывает лик его, его язык, его понимание мира и то, чем исполнена его жизнь. Теряется его тело, одухотворяется его бытие, ткется и обретает значимость его плоть.
Став причастником Его образа, человек не сохранил его. Он (Господь), стал причастником моей плоти. Дабы образ спасти и плоть обессмертить. Находясь перед ним, понимаешь богословие святителя Григория Паламы, чувствуешь, что из сущности света его, для тебя неприступного, истекает неисчерпаемая, неописуемая благодать, которая достает до тебя, твоей души и духа, как след животворящий.
Не ограничивает. Не устраивает некую специальную мобилизацию. Не затворяет горизонты, не организовывает человеческим образом, а помогает всякому полюбить свою жизнь, ведет к свету незаходимому.
Все ему исповедуются, и он исповедуется пред всеми. Никто не колеблется доверить ему всякую, даже самую сокровенную тайну своего сердца. Напротив, отворяют сердца свои с доверием к нему, как цветок открывает бутон свой перед солнцем. и он не боится что вдруг кто-то узнает тайны его души. Гораздо чаще он поставляет завесу молчанием между зрелым и пресветлым своим бытием и слабыми чувствами своих посетителей, чтобы светом не ослепить посетителя. Отпускает нежно и бесшумно теплоту сияния - да смягчит, просветит, утешит и обрадует человека, брата своего, сотворенного по образу и подобию Божию.
Не пугает тебя своими аскетическими подвигами, но передает тебе духовный мир через приток любви Божией, в которой он живет день и ночь. Во время вашего совместного разговора благороден и внимателен. Знает, видит, любит. чувствует, какой будет итог, и так создает тот или иной климат полноты истины (о жизни и человеке).
Раскрывает твои скорби одну за другой в абсолютно естественной атмосфере. Не больна та операция, которую совершает. Другой терпел до тебя, за тебя боль - Господь Христос. Сейчас ты находишься в месте покоя, которая принесла Его боль. «Се бо прииде Крестом радость всему миру».
Оставляет тебя самого видеть, все это переварить. Каждый раз при вашей встрече спрашивай, как ты себя чувствуешь.
Замечаешь, что он лишь помогает тебе с рассуждением, не вторгается грубым образом, не вмешивается магически. Открывает тебе естественные функции твоего бытия. Оставляет тебе полную свободу. И становится пленником истины, свободы, реальности, как она есть, и уходишь утешенным, освобожденным от мрака, успокоенным, окрепшим. Оставляешь его, уходишь на свое дело, идешь, куда хочешь. И все же остаешься здесь навсегда.
Пуповина надежды связывает твое духовное бытие с тем местом,мгновением, лицом и опытом. Она матерински питает оживляет, облекает в пелены церкви духовного новорожденного младенца, нового человека, который зачат и рожден Духом Святым.
Находясь пред ним чувствуешь, что древние святые действительно живы, как и этот, древний и мертвый для мира, живет с нами другим образом - в Духе Святом. Тем он свидетельствует, что никогда не оставит нас. Перед ним чувствуешь, что ты пришел на последний судный день, тебя судят.
Тебя судит его любовь, которой ты не достоин, величие, его чистое око, которое тебя не осуждает. Чувствуешь, каков будет суд Божий. Чувствуешь, как христиански объясняет бессмертность души, каким будет воскресение тела. Настоящее и будущее объясняется не размышлением, но явлением, откровением жизни. Находишься перед Богоявлением.
Твоя жизнь обретает некий другой эсхатологический аспект. И человеческая теплота и надежда наполняет последнюю тайну жизни.
Присутствие древних святых очевидно, также благодать новых превосходит историю и уводит нас от сегодняшнего дня вечности. Неважно, живые или мертвые свидетели Воскресения открывают величие человека, незаходимый цвет Царства, ради которого мы сотворены. Показывают нам, что не существует разницы между старым и новым в церкви, в Теле Воскресшего Христа, Который все творит новым.
Как-то молодой монах писал духовному старцу: «Читая авву Исаака, нахожу в нем нечто истинное, героическое, духовное. Нечто выходящее за пределы времени и пространства. Чувствую его как голос, который впервые откликнулся неизвестной и затворенной внутренности моего бытия. И как бы удаленной от меня во времени и пространстве, все же пришел в дом души моей. В одном моменте духовного мира говорится мной, сидит вместе со мной. Столько прочел перед этим других вещей или столько людей повстречал (да и сегодня многие близ меня), все же никто из них не обладал таким рассуждением, никому из них не открыты столь отдаленные глубины моей души. Или скажу яснее, никто мне не показал братски, дружески, что у меня, в моей людской природе существует такая дверь. Дверь, которая отворяется простору открытому, бескрайнему. И никто мне не открыл эту неизреченную, невидимую тайну, что весь этот мир принадлежит человеку. Впервые чувствую святое почтение, удивление человеческой (лучше сказать, Богочеловеческой) природой.
Это мне подарено, как Божие благословение, присутствием одного святого, отделением от мира и греховной помраченности.
Он принадлежит человеческой природе, это меня радует. Наслаждаюсь благотворностью его благословения. Будучи той же природы, делает мне бытийное переливание живоносной крови своей свободы».
Сейчас можно закончить, вспоминая утешительное слово пророка Божия Исайи.
«Так говорит Господь: Блажен имеяй семя в Сионе и сродников в Иерусалиме».
А мы все можем сказать, что мы блаженны, что имеем на Сионе Православие (Святой Горе) семя святых подвижников. И в Горнем Иерусалиме имеем столько друзей и сродников. Они живут для нас и являются светом и надеждой настоящему и будущему.
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3,16).
А вечная жизнь не есть обещание послеисторического счастья, не есть некое переживание смерти, или некое бесконечное продолжение этой настоящей жизни. Жизнь вечная - это благодать, которая освящает и осмысляет настоящее и будущее души и тела человека.
Явление воскресшего Христа ученикам имеет цель преподнести им всю серьёзность победы над смертью.
Христос воскрес, смерть больше не господствует над Ним. Он, совершенный Бог, входит и выходит сквозь закрытые двери. Он, совершенный Человек, к Которому можно прикоснуться и Который ест и пьёт, как любой из Его учеников.
Из всего, чем обладает человек, внимания заслуживают не его телесные и интеллектуальные способности, но то, насколько он может стать причастником Христова Воскресения. Быть в состоянии умереть, и уже с сегодняшнего дня жить жизнью вечною. «Любящий душу свою - погубит её; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную» (Ин. 12, 25).
Монах, всецело предающий себя Богу, свидетельствует, переживает и открывает одну истину и радость: кто потеряет - обрящет, поэтому жизнь монаха - потеря и снова находка, приобретение.
Православный монах не просто мистик, он не опускается до тех, которые покушаются через некую установленную диету или технику достигнуть высокой степени самообладания и аскетических подвигов. Ибо всякий человеческий труд сам по себе незначителен и не способен победить смерть ни у монаха, ни у любого человека.
Воистину тайна православного монаха - это тайна воскресшего человека.
Его предназначение - не измышлять новые идеи, не употреблять свои способности на организацию чего-либо. Он призван свидетельствовать своею жизнью, что смерть побеждена. Это и осуществляется погребением себя самого в землю подобно семени.
Поэтому, когда однажды один молодой монах сказал своему старцу: «Вижу, что ум мой непрестанно в Боге», он ему ответил: «То, что ты думаешь постоянно о Боге, не есть нечто великое; то, что действительно важно - это видеть и чувствовать себя ниже всякого бытия».
Таким образом, старец открывает ему другие жизненные критерии. Вместо простого размышления и прикованности мысли к Богу призывает его ко всецелому приношению своего бытия ко смирению, которое есть истинная смерть, но в то же время - воскресение в новую смиренную жизнь.
В университете пустыни (так называют монашество) подвижники не учат, но принимают в дар все, что есть божественного. И не занимают свой ум или свое тело, но жертвуют все свое бытие: «Если бы все не разрушил, не был бы в состоянии построить».
Истинный монах - это воскресший из мертвых образ и подобие воскресшего Христа. Он открывает нам, что духовное не значит нематериальное или плотско-телесное. Духовное - все то (материальное или нематериальное), что освящено тайной Креста и Воскресения. Все преображенное нетварной божественной энергией.
Таким образом, монах открывает духовное послание и предназначение тварного и телесного. И в то же время являет и свидетельствует очевидность нематериального и нетварного.
Монах обручен с тайной светодействия спасения всех творений внутри Православной церкви.
И неким особым образом он занимается всем и ничем. Он от всего отделен и со всем соединен. Понятие специализации ему чуждо по природе. Он ни в чем одном не специализирован, ничем другим не заинтересован, его интересует все.
То, что важно для монаха и что его осветляет и открывает предмет его заинтересованности, - это место и положение каждой отдельной вещи в преображенной реальности внутри Божественной Литургии спасения всего сотворенного.
Его интересует откровение и познание того всесобирающего начала, которое касается всего существующего. Поэтому все, что преображено (все что собрано, имеет участие во всеспасительной Божественной энергии), одинаково его интересует, помогает познать самого себя и найти решения всякой проблемы, которая пред ними предстает.
Вот что пишет такой монах : «Не мое дело строить, укреплять и украшать, также читать и писать. В чем тогда моя задача? Насколько возможно, умереть в Боге, только тогда я истинно живу, и мною движет иная сила. Только тогда могу свободно делать все (и копать, и читать, и писать). И при этом не привязываться к чему-либо. Только тогда могу заниматься всем с условием, что через все и во всем спокойно обретаю одну единственную вещь. Попускаю всякому попечению свободно проходить сквозь меня, ожидая Единого, Который всем подает полезное. Когда строишь ради строения, гроб свой строишь, когда пишешь ради писания, плетешь себе мертвецкий покров».
Когда живешь, дышишь, ища милость Божию, тогда ткется одеяние нетления и рождается в тебе сладость небесного утешения.
Само по себе строительство и письмо имеет второстепенное значение.
Цель монашеской жизни не постигнуть личную сконцентрированность или преуспеяние, но быть служителем тайны спасения, так, чтобы жить не для себя, но для Того, Который умер за нас и воскрес, и для всей братии.
Этого можно достичь, потому что монах живет не по желанию своего сердца, но так, как Церковь желает и заповедует.
Монашеский постриг, вход в жизнь совершается на Божественной Литургии.
Будущий монах поставляет самого себя пред жертвенником. Его принимает одно святое братство, святое, потому что оно положило на тот же жертвенник всю свою жизнь, планы и надежды.
Так же, как и претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову не зависит от добродетели священника, но от благодати священства в которую он облекся, так и в монашеской жизни и поведении решающую роль играет не способность или характер игумена и братии, но и дух предания, который водит и руководит.
Через всех святых отцов тянется единственная золотая нить, все ведет к одной цели - свободе Святого Духа. Всякий говорит своим собственным образом, выражает свой опыт, преподносит то, что сам пережил, и все это духовдохновенное множество, которое жило в разных местах и в разное время, составляет единый всегармонический глас, который поет единую песнь около Престола Агнца. Поет и в вечности, здесь и на всяком месте, поет и на литургическом просторе жизни, свободном от преграды мелочности и преходящего эгоизма.
Таким образом, надвременная и всеблагая сила, которая все из ничего сотворила, освящает Святые Дары на пресвятом Престоле, собирает собор Святых Отцов, освящает монаха, который приносится в жертву, берет в свои руки и принимает на себя устроение и жизнь всякой монашеской общины.
Вся наша монашеская жизнь вращается около Бога. Он бремя наше и все попечение наше.
Наши телесные силы и первенец нашего ума Ему приносится. Богослужение и чтение молитв составляет смысл нашего подвига и ось , вокруг которой всё вращается. Божественная Литургия представляет сердце нашего организма, нашу личную жизнь и жизнь нашей общины.
Архитектурно монастырь построен, чтобы служить Литургии. Около храма, как херувимы и серафимы, комнаты келлий, трапезная и библиотека - область, на которую святая Литургия простирается и переносится на 24 часа.
Всякая вещь находится на своём месте и расположена по литургическому порядку. Поэтому тот, кто живёт по монастырскому уставу, который ходит по коридорам монастыря, чувствует, что непрестанно вращается около единого на потребу. Его мысли и труды, боль и радость, его душа и тело - всё движется внутри Божественной Литургии монастырской жизни, которая переносится и служится за всю вселенную.
Складывается впечатление, что и эта жизнь, и эти здания - живая икона Христова Воскресения. Как и Христос, Который Своим воскресением разорил врата смерти и извёл в мир ясность и спасение для однажды рождённых и вся колена в узах окованных, так и Божественная Литургия возводит всю нашу жизнь к Горнему Царствию, а храм своим обликом - весь монастырь к свету и тишине освящения.
Такой Крестовоскресный характер жизни простирается всюду. Всякое утешение и благодать в Православии и монашестве даётся после смерти.
Утешение препобеждением смерти на каждом повороте жизни.
Это можем найти и в монашеском богослужении, посте и во всем образе подвижнической жизни. То что Православно - тяжело? Строго? Превосходит человеческие силы? Если посмотреть внешне, выглядит именно так. Отчасти так и есть по своей сущности («Монах - это постоянное утруждение и понуждение естества», - говорит Св. Иоанн Лествичник). Но в то же время оно не знает ничего безнадежного, настолько бы ни казалось таковым, никогда не удушливо и неестественно.
Почему? Потому что в конце великого труда и подвига бдения, который часто превосходит человеческие силы, возникает новая поросль, нетленная, неувядаемая, которая приносит стократный плод. А потом благословенные труды и болезни. Все жертвуешь, ибо радость эта, которая румянит, свет будущего века, который освящает, дарует радость и животворит, настоящее и будущее. Итак, впоследствии начинаешь вдруг искать более тяжелые подвиги, еще более глубокий мрак, еще большее уединение, чтобы достичь утешения непостыдного, света незаходимого и всего того, что сородставляет и соединяет человека со всеми и всякими.
Подвижники такого рода доходят до того, что с радостью и благодарностью принимают страдания и поношения или презрение и унижения человеческие. Ибо таким образом освобождаются от привременных утешений этого мира и становятся уже сейчас причастниками вечной славы Господней.
Святой Симеон Новый Богослов открывает нам свою душу: «Ни во что вменяю искушения и неприятности, которые ко мне приходят, взирая не на будущую, но настоящую славу Господа нашего Иисуса Христа».
Один характерный случай и пример этого. В наш монастырь наведывается иногда за помощью один старый пустынник. Питается сам тем, что получит, и помогает другим, старшим себя. В один день он пришел, по обычаю, и сказал одному из монастырской братии: «Надеюсь, ты не злишься, что я прихожу и прошу помощи. но если и злишься, то это не важно, могу не приходить больше, ибо монах похож на пса. Если его ударишь и пнешь, хорошо поступишь. Если не ударишь, но дашь ему кусок хлеба, и то хорошо».
Этот старец, хотя ему уже перевалило за семьдесят лет, ни от кого не ищет, чтобы ему оказывали уважение. Сам себя считает псом. До земли кланяется всем и у всех просит благословения; неважно, с кем работает, - с монахами, послушниками или паломниками.
Облекся между тем в такую неизреченную радость, что всякий его приход в монастырь - это целый праздник. Все - и монахи, и паломники, скапливаются около него послушать речи благодати, которые изливаются из его уст, просветиться радостью, которую просил Бога, чтобы Он не прославлял его на земле, и лицо его так сияло, что никто не был в состоянии взглянуть на него.
Чувствую, что во всех смиренных душах, которые озарены радостью, светодействуют непрестанно две добродетели: тайна покаяния и тайна любви.
Это покаянные, не разочарованные, отчаянные.
Господнее - «Покайтесь!» - не значит покаяться однажды, не значит так же временное раскаяние, попеременное окаявание (это может быть только началом); необходимо, чтобы вся жизнь была покаянием. Положение и непрестанное состояние человека должно быть покаянным и полным сокрушения. Всякое дело, всякая мысль да будут напитаны сокрушенным нравом. И более того, смирение есть едино истинное питие для всего его бытия.
Тайна покаяния и сокрушения, приправленная кротостью иной силы, должна действовать всякое мгновение. Всякий момент ты, который пал, должен чувствовать, что Он тебя воздвигнет.
Должен чувствовать, что ты - падение, а Он - Воскресение. Ты - небытие, а Он - Бытие. И по неизмеримой своей милости привел тебя в бытие и воздвиг тебя, падшего, воскрешая тебя непрестанно. Так, через созревание нашего падшего духа ты постоянно носишь в теле смерть Господа Иисуса, дабы и жизнь Иисусова в теле нашем показалась (2 Кор. 4, 10).
Монашеская жизнь - это одновременно Великая Пятница и Пасхальное Воскресение. Они живут, постоянно переживая и живоносное умерщвление, и радоствотворный плач.
Как чувствительны к покаянию, так чувствительны и к любви. И здесь видится путь жертвы, который ведет точно и наверняка в жизнь вечную. Никакой труд, соделанный из любви к Богу не пропадет. Все то, что делается и что теряется, или дано брату из любви, хранится, спасается, оставляет нетронутым и умножается в вечности.
Ближний - не просто необходимый спутник в жизни, но неотделимый элемент нашего духовного самосознания. Только потерянный ради Бога и ради брата человек в состоянии найти самого себя, настоящего себя и свой истинные размеры. «Кто потеряет... - обрящет».
Только тогда в нем выявляется Богочеловечество и неограниченное величие человека. Только тогда человек чувствует, что основание, на котором он зиждется, непоколебимо. А основание это - смерть, исчезновение. Антропологическая реальность, в которой от момента умирания и в дальнейшем живет новый человек, который есть всепроницающая благодать.
Непропадающая плата за поданную брату чашу холодной воды - это есть новое Троичное сознание, рождающееся а человеке. Ближний - это не граница, которая очерчивает нашу личность, которая затворяет наш простор и горизонты, или просто лесть для нашей попечитель- ности. Он не мертвецкий покров, который окутывает наше мертвое одиночество. Не ад. Ближний - это собственный свойственный нам предел жизни. Наидрагоценное и истинное я, которое нам дарует через наше ему приношение понятие и реальность вечной жизни, которая уже началась. «Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев!» (1 Ин. 3, 14).
Когда приближаешься к зрелому монаху, не находишь у него ничего сверхчеловеческого, завораживающего и головокружительного. Все у таковых глубоко человечно, смиренно и несет в себе спокойствие и утешение. Наряду со всеми подвигами и отшельничеством они не удалились от человека, но обернулись к нему, презрели все его безумие и всю его боль.
Духовное преуспеяние монаха зависит не от того, сколько он постился и злострадал, но от того, в какой мере он стал причастником Духа Утешителя, сколько получил спокойствия и насколько в состоянии быть духовным миром и братом человеку.
Братии одного монастыря пришел помысел, что они превосходят по добродетели других монахов, потому что больше упражняются в молитве Иисусовой. Когда спросили об этом одного опытного старца, он сказал: «Не говорите мне, сколько они протянули четок и сколько Иисусовых молитв прочитали, меня интересует другое - кто из них духовно преуспел, кто в состоянии понять современного уставшего человека и утешить озлобленного? В состоянии ли освободить от диавольских сетей того, кто в них запутался? Если в состоянии сделать это, если в состоянии подарить брату своему мир духовный, пробудить в нем любовь к жизни, научить его радоваться, благодарить Бога, - это знак, что этот монах действительно преуспел духовно».
Это состояние святогорского старца очень характерно, оно показывает, насколько монашество человеколюбиво. Все измеряют мерой любви, соборным спасением всех.
Свет, который излучает истинный монах, имеет в себе силу откровения, похож на пришествие Господне: «Если скажут вам: вот, Он в пустыне, - не выходите; «вот Он в потаенных комнатах», - не верьте; ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого...» (Мф. 24, 26 - 27). Монах не заповедует, делайте то или другое, по-человечески. Не предлагает некий свой план, не излагает свое мышление, но изливает из себя утешение. С ним чувствуешь себя бесконечно спокойным и серьезным, все исполняется светом, твои недоумения разрешаются без слов. Любишь Христа, жизнь, не боишься смерти. Такие монахи, неизвестные, безымянные, исполненные света, существуют. Знаком с одним из них. Блистает и переливается - вот слова, которые до некоторой степени выражают истину о нем. Обладает ризницей неизреченной радости в глиняном сосуде, малом и ломком, из которого изливается радость, исполняя все вокруг себя. Распространяет ее и когда говорит, и когда молчит, и когда спит, и когда бдит, и когда присутствует, и когда отсутствует. Всегда говорит одно, остается самим собой. Имеет одни качества - привлекательность и силу. Присутствие его и ощущение его, ощущение что он где-то близко, или сам факт, что он существует, передает, распространяет нечто иное, нетварное, спокойное. Это иное обновляет человека. Смиряет его нервы. Гасит его гнев, просветляет его ум, окрыляет его надежды. Приготовляет для духовной борьбы, которая приносит тишину и мир всему народу. Тут непрестанно рождается нечто, что есть предвечно и неподвижно. Происходит нечто, что есть неприсущно и нераздельно. Во всем существует тайна целостного, и это целостное постоянно бывает чем-то иным и новым, обновленным, впервые слышанным и виденным. Всем говорит одно, и всякий берет то, что ищет и в чем оскудевает. Не столько значительно что он скажет, сколько дух, который изливается и передается с тем, что он говорит. Дух наставляет, сподвигает его сердце и язык, дух украшает его предложения, выделяет частички его слов.
Он свирель, лира духа, которая всецело трепещет и звенит от наития, поэтому и мелодия, которую производит эта лира, летит и переносит в землю непознанную. Всеглубина людская, очеловечивающая человека. Он все проблемы решает разом.
Он заполучил рай кровью своей, сделал из себя вретище, разодрал себя, разделил всем.
Сейчас с легкостью обитает всюду и во всем, особым образом, каким никто не обитает. Всюду находит дом свой, ибо всегда келью свою сжигал из любви к другому. Где ни ступит ногой, всюду находит твердую почву, потому что уклонился и пропустил другого пройти вперед себя. Всегда выражается как надо. И всегда находит нужный образ для своего слова, потому что никогда никого не обманул, никого не ранил, ни на одно творение не наступил, ублажил рану и боль всего мира.
Голос его надорван, дыхание сдавленно, руки трясутся и ноги заплетаются, но все равно он стоит твердо, ступает непоколебимо.
Идет без препятствий, идет вперед и любит. Он свободен, он человек будущего века и по праву правильно говорит об этом веке. «Те, которые думают, что они столпы», не замечают его, а он видит и замечает всех и всякого.
Он место, где греет солнце, он спокойствие, богатство чистоты, преизобилие плодотворной девственности, все его тело освещается изнутри, излучает свет и сладость, как дуновение ветерка в летний день, свежего, легкого, чистого, как слеза, пропитанного животворящими ароматами, доносящимися с просторов цветущих полей его сердца и из палат светлых и святых его помыслов. Вблизи него очищаешься и облекаешься в благодать единого на потребу. Этот человек - икона богословия, света, откровения, соединения двух природ во Христе.
Его тело питается, взращивается в этой жизни духовным опытом, небесная манна питает его тело, исполняет его сердце и укрепляет кости.
Он познает Бога, как говорит Божественная Литургия, страшного и человеколюбивого. Он слаб, как будто соткан из паутины, но в тоже время всесилен. Принимает волны благодати, которые превосходят его силы. Его глиняный сосуд не в состоянии выдержать, плавится и становится огнем. Все в нем, и близ него, становятся светом неприступным. Океан света, в котором можешь плавать до конца жизни, в котором плавает и спасается вся тварь и вся история.
Дух нетварный, который обосновался в глубинах его бытия, осуществляет все в нем и близ него, делает более очевидным и реальным в пределах нас окружающих. Так же и тело его прозрачно и исполнено светом.
Он естественен и свят, совершенный человек, он ничего ложного у себя не имеет. Не создает, но рождает, не говорит, но творит, он не делает замечаний, но любит.
Каждая его мысль - это дело, акция, его речи - производство. Его отсутствие все исполняет по благодати. Приходит особое понимание жизни, мира, расстояния. В мире его нет, а в то же время он его собирает, организует, объединяет. (Молитвами твоими ты утвердил вселенную). Он не попадает под обычные правила. Если пускаешь в него стрелы, - стрелы его не находят, для них он не существует. Если его ищешь, не важно, где ты находишься, - он вблизи тебя. Только ради тебя живет, каждый момент всплывает лик его, его язык, его понимание мира и то, чем исполнена его жизнь. Теряется его тело, одухотворяется его бытие, ткется и обретает значимость его плоть.
Став причастником Его образа, человек не сохранил его. Он (Господь), стал причастником моей плоти. Дабы образ спасти и плоть обессмертить. Находясь перед ним, понимаешь богословие святителя Григория Паламы, чувствуешь, что из сущности света его, для тебя неприступного, истекает неисчерпаемая, неописуемая благодать, которая достает до тебя, твоей души и духа, как след животворящий.
И как солнце дает возможность жизни всякой твари, так и этот свет монаха дает возможность для процветания жизни в каждом человеке.
Не ограничивает. Не устраивает некую специальную мобилизацию. Не затворяет горизонты, не организовывает человеческим образом, а помогает всякому полюбить свою жизнь, ведет к свету незаходимому.
Все ему исповедуются, и он исповедуется пред всеми. Никто не колеблется доверить ему всякую, даже самую сокровенную тайну своего сердца. Напротив, отворяют сердца свои с доверием к нему, как цветок открывает бутон свой перед солнцем. и он не боится что вдруг кто-то узнает тайны его души. Гораздо чаще он поставляет завесу молчанием между зрелым и пресветлым своим бытием и слабыми чувствами своих посетителей, чтобы светом не ослепить посетителя. Отпускает нежно и бесшумно теплоту сияния - да смягчит, просветит, утешит и обрадует человека, брата своего, сотворенного по образу и подобию Божию.
Не пугает тебя своими аскетическими подвигами, но передает тебе духовный мир через приток любви Божией, в которой он живет день и ночь. Во время вашего совместного разговора благороден и внимателен. Знает, видит, любит. чувствует, какой будет итог, и так создает тот или иной климат полноты истины (о жизни и человеке).
Раскрывает твои скорби одну за другой в абсолютно естественной атмосфере. Не больна та операция, которую совершает. Другой терпел до тебя, за тебя боль - Господь Христос. Сейчас ты находишься в месте покоя, которая принесла Его боль. «Се бо прииде Крестом радость всему миру».
Оставляет тебя самого видеть, все это переварить. Каждый раз при вашей встрече спрашивай, как ты себя чувствуешь.
Замечаешь, что он лишь помогает тебе с рассуждением, не вторгается грубым образом, не вмешивается магически. Открывает тебе естественные функции твоего бытия. Оставляет тебе полную свободу. И становится пленником истины, свободы, реальности, как она есть, и уходишь утешенным, освобожденным от мрака, успокоенным, окрепшим. Оставляешь его, уходишь на свое дело, идешь, куда хочешь. И все же остаешься здесь навсегда.
Пуповина надежды связывает твое духовное бытие с тем местом,мгновением, лицом и опытом. Она матерински питает оживляет, облекает в пелены церкви духовного новорожденного младенца, нового человека, который зачат и рожден Духом Святым.
Находясь пред ним чувствуешь, что древние святые действительно живы, как и этот, древний и мертвый для мира, живет с нами другим образом - в Духе Святом. Тем он свидетельствует, что никогда не оставит нас. Перед ним чувствуешь, что ты пришел на последний судный день, тебя судят.
Тебя судит его любовь, которой ты не достоин, величие, его чистое око, которое тебя не осуждает. Чувствуешь, каков будет суд Божий. Чувствуешь, как христиански объясняет бессмертность души, каким будет воскресение тела. Настоящее и будущее объясняется не размышлением, но явлением, откровением жизни. Находишься перед Богоявлением.
Твоя жизнь обретает некий другой эсхатологический аспект. И человеческая теплота и надежда наполняет последнюю тайну жизни.
Присутствие древних святых очевидно, также благодать новых превосходит историю и уводит нас от сегодняшнего дня вечности. Неважно, живые или мертвые свидетели Воскресения открывают величие человека, незаходимый цвет Царства, ради которого мы сотворены. Показывают нам, что не существует разницы между старым и новым в церкви, в Теле Воскресшего Христа, Который все творит новым.
Как-то молодой монах писал духовному старцу: «Читая авву Исаака, нахожу в нем нечто истинное, героическое, духовное. Нечто выходящее за пределы времени и пространства. Чувствую его как голос, который впервые откликнулся неизвестной и затворенной внутренности моего бытия. И как бы удаленной от меня во времени и пространстве, все же пришел в дом души моей. В одном моменте духовного мира говорится мной, сидит вместе со мной. Столько прочел перед этим других вещей или столько людей повстречал (да и сегодня многие близ меня), все же никто из них не обладал таким рассуждением, никому из них не открыты столь отдаленные глубины моей души. Или скажу яснее, никто мне не показал братски, дружески, что у меня, в моей людской природе существует такая дверь. Дверь, которая отворяется простору открытому, бескрайнему. И никто мне не открыл эту неизреченную, невидимую тайну, что весь этот мир принадлежит человеку. Впервые чувствую святое почтение, удивление человеческой (лучше сказать, Богочеловеческой) природой.
Это мне подарено, как Божие благословение, присутствием одного святого, отделением от мира и греховной помраченности.
Он принадлежит человеческой природе, это меня радует. Наслаждаюсь благотворностью его благословения. Будучи той же природы, делает мне бытийное переливание живоносной крови своей свободы».
Сейчас можно закончить, вспоминая утешительное слово пророка Божия Исайи.
«Так говорит Господь: Блажен имеяй семя в Сионе и сродников в Иерусалиме».
А мы все можем сказать, что мы блаженны, что имеем на Сионе Православие (Святой Горе) семя святых подвижников. И в Горнем Иерусалиме имеем столько друзей и сродников. Они живут для нас и являются светом и надеждой настоящему и будущему.
Перевод с греческого монаха Макария (Буга)
