Иеромонах Аверкий (Белов)
Сашу Белова я помню со времен юности. Много лет назад мы учились на журфаке в КазГУ, на разных курсах, но дружили, общались, ходили в горы. Он и тогда казался не от мира сего, задумчивый, отрешенный, очень начитанный, тонкий, добрый, милосердный. Уже тогда писал стихи, удивлял глубиной рассуждений.
И нашла я его в популярной социальной сети. Узнала сразу, хотя у него было другое, церковное имя - отец Аверкий.
– Почему меня так удивляет, что священники пользуются современными технологиями?
– Прогресс технический и прогресс нравственный - понятия разные. Если в техническом смысле мы ушли далеко вперед, то в плане нравственности человечество скорее откатилось назад. Вера в Бога, любовь к людям, мудрость, доброта, чистота, целомудрие и искренность - ценности вечные. Все остальное вторично: на чем человек ездит, какими вещами пользуется. Мне бы не хотелось быть современным в худшем значении слова: быть лишь потребителем. Бог и церковь существуют вне времени. Любому к этому надо стремиться, оставаясь в своей среде. Конечно, я пользуюсь смартфоном, интернетом, но у меня своя мотивация. Иоанн Златоуст говорил: «Мне хотелось бы подняться над Землей, чтобы рассказать о Христе всей Вселенной». Сейчас эта возможность есть благодаря интернету. Популярные посты в соцсетях могут поведать широким массам о духовном смысле жизни, необязательно с этой целью ездить по городам и весям. Мои проповеди современны лишь по способу передачи информации, но не по теме, потому что они не касаются временных ценностей - денег, саморекламы, эго.
- Как же студент журфака стал монахом?
– В моей семье религиозные традиции, как у многих в Союзе, были прерваны. Бабушка и дедушка были крещеные, помнили отголоски церковных традиций. Например, как пели рождественские колядки в деревне, праздновали Преображение. Но в советское время все было забыто, дедушка был военным, партийным, и нас с сестрой долго не крестили. Лет в пять на Пасху я спросил: зачем красят яйца и почему куличи такие нарядные? Лишь одна из сестер дедушки была верующей, ходила в храм, передавала нам куличи на праздник. Он был в щекотливой ситуации, не мог отказать сестре в приеме ее пасхальных даров, воспринимая это как часть русской культуры, но в то же время не мог объяснить мне все, как есть, я ведь мог разболтать во дворе антисоветские идеи. Мне соврали, что это День шахтера, и я думал: им ведь так тяжело под землей, они нуждаются в моральной поддержке в виде нарядной еды, чтобы не унывать. Моя мама - музыковед, доцент, кандидат наук, преподавала в консерватории. После Новосибирской консерватории она поступила в аспирантуру в Ленинграде, где ей рассказывали историю создания духовных произведений Баха, Бетховена, Гайдна. Она пересказывала их мне, когда мы гуляли вместе по дивным садам, красиво алеющим на закате: мы жили возле погранучилища и нас окружали живописные пейзажи. Мамины евангельские истории о музыке, жизни Христа стали зачатками моей веры.
- Не будучи верующей, она рассуждала о Боге с научной точки зрения?
– Сложно сказать, что творилось в ее душе, но мама была крещеной к тому времени. Думаю, она боялась говорить о вере вслух в эпоху развитого атеизма. Помню, как меня тронула история о том, как Христос исцелял прокаженных, не боясь умереть от заразы: так он любил людей. И о том, как Бог ходил по воде. Мне даже снилось, как я сам хожу по воде. Мне было лет 10, когда мама нашла медный крестик. С его появлением в семье стали происходить благодатные события. Приехала верующая родственница из Киргизии, настояла, чтобы нас, детей, крестили. Крестной нам определили помощницу батюшки. Много лет спустя узнал, что она была тайной монахиней. Помню, как она сказала мне с большой внутренней силой: «Ты приходи к нам, Саша, приходи». Эти слова запали в душу подростка семенами веры, они звучали во мне рефреном, и я был готов ходить в церковь ежедневно, так мне было радостно там. Но еще года три я туда не ходил, хоть и хотел. Когда нет традиции в доме, это очень трудно. В то время я увлекся чтением русской классики, замечал, как много в ней упоминаний о Боге. Мечтал прочитать Нагорную проповедь Христа, это 567 главы Евангелия о нравственных законах. Прекрасные мысли о главном, всем советую ее прочитать, даже если вы не христиане. В 5 классе увлекся поэзией, мама подарила мне антологию русской поэзии за три века. Начал писать стихи, даже сочинения в рифме писал. С 5 по 8 класс в школе была очень тяжелая обстановка. Воинственные группировки вымогали деньги, меня били, а я был слабовольным, не умел драться. Но это повлияло на характер, научило терпению, смирению. Это как служба в армии с дедовщиной. После 8 класса всех, кто не рвался учиться, отправили в ПТУ, остались одни «ботаники». Из нас сформировали гуманитарный класс с углубленным изучением истории в 56-й школе. Все интеллигентные, начитанные. О такой интеллектуальной среде можно было только мечтать. Я вздохнул полной грудью. Сейчас понимаю, что это было время испытания амбициями, тщеславием, гордостью. Когда у человека нет скорбей, страданий, испытаний, или он живет в богатстве и славе, допустим, он портится, становится более эгоистичным, гордым. Жизнь перестала меня закалять, а это необходимо растущему организму. Появилась дурная привычка быть в центре внимания, стремиться к этому. Эго расцвело. А я еще и поступил в театральную студию «Галерка». Увлекся актерской игрой.
- А журфак выбрали, потому что хотелось быть ближе к творчеству?
– С моей любовью к литературе можно было идти на филфак, но мне с детства очень хотелось странствовать, побывать в разных городах. А это только журналистика дает. Еще мне очень нравилось общаться с людьми. На сельхозке в Кустанайской области мы сдружились с Андреем Сиверцевым. Он рассказывал, как в школе, будучи ярым атеистом, пошел в церковь, чтобы переубедить верующих. Но они переубедили его самого. Он стал верующим. Рядом с тем казахским селом был русский город Троицк, и мы с Андреем иногда сбегали туда с картошки. Там было четыре храма, мы облазили все. Друг показал мне, где ставить свечи, как молиться. Там было так тихо, красиво. Я испытал чувство ностальгии. Во мне что-то проснулось, тронуло струны души: вера моих предков, святая Русь, мои живые корни. В Алма-Ате мы вместе начали ходить в храм, исповедоваться, участвовать в обрядах, читать духовную литературу, ходить в горы. Но меня разрывало на две части. Одна половина души стремилась к вере, молитве, мудрости, служению людям в храме. Другая жила в среде творческой молодежной богемы: театр, рокмузыка, вечеринки. Я любил быть там в центре внимания. Но это было притяжение эго.
- А потом пришло испытание?..
– На 3‑м курсе случилось нечто необъяснимое. У меня быстро развивалась болезнь, по признакам похожая на рак мозга. Личность резко разрушалась: слабела память, терялась речь, ухудшилась координация движений. Можно было это объяснить нервным срывом, колдовством. Мне стало трудно двигаться, говорить. Ходил как заколдованный. Сейчас понимаю, что Господь дал мне болезнь, чтобы исцелить душу от раздвоения. Я располнел, не выходил никуда: ужас, страх и отчаяние охватили меня. Мама пришла к вере, стала ходить в храм. Мы вместе ездили по святым местам в России. Я даже лежал в больнице, страдал от потери света внутри. Перестал общаться с друзьями, забросил учебу.
- Сколько это длилось?
– Полгода, как в коме. Болезнь как появилась, так и закончилась внезапно. Во время пасхальной службы в храме я почувствовал сердцем Божье присутствие. Я вдруг освободился от недуга и понял, что теперь должен жить иначе. Буквально воскрес. Ко мне вернулись здоровье, легкость, внутренний свет. Бог провел меня через это испытание, и все мои ценности были переосмыслены. Родилось желание служить вере, чувство благодарности. Завязал с театром, студенческими компаниями. Стал ходить в дома престарелых, детские дома, помогать инвалидам, больным, страждущим. Встретил своего духовника, святого старца, архимандрита Наума. Он был духовником ТроицеСергиевой лавры. Встретились с ним в наших горах. Случайно. После 4‑го курса я ушел в ПереславльЗалесский монастырь в России. Вернувшись, работал при храме. В 1995 году по благословению отца Наума принял священнический сан. Мне казалось, что им можно стать только после 40 лет. Для меня, 22летнего, это было дико. Время было сложное, священников не хватало, год в монастыре мне засчитали как краткие «офицерские» курсы. С 7 апреля 1995 года начал служить священником в Капчагае, потом в Вознесенском соборе Алматы, затем в храме в Акжаре. Сейчас служу в храме Казанской Божьей Матери в селе Актау возле Жаркента. Позже окончил духовную семинарию и Академию в Москве. Первые годы священства были прекрасными, я посещал тюрьмы, воинские части, брошенных стариков и детей. Все, что искал в журналистике, нашел здесь: встречи с интересными людьми, судьбами. Много путешествовал по храмам и монастырям России. У нас как в армии: едешь служить, чтобы заменить заболевшего священника, например. Был в Карелии, Крыму, Закарпатье, на Урале, в храмах Грузии, Иерусалима, Синая.
- Почему в православных храмах сейчас можно увидеть только женщин?
– Генофонд русских сильно пострадал в ХХ веке - были уничтожены миллионы православных мужчин. Несколько войн, революций, волны репрессий. Доминирование западных ценностей в обществе сегодня привело к тому, что мужчины ощущают себя в засаде. Голова кругом: где взять денег, как обеспечить семью, когда кругом столько соблазнов? Воинствующий материализм в умах, западный культ денег, наживы, блуда - наши страшные внутренние враги. Тех, кого не убили война и репрессии вчера, сегодня убивает вирус корыстного рационализма, западной потребительской культуры. Сегодня гораздо больше тех, кто следует своим земным страстям. Все эти чудовищные идеологические эксперименты, катки истории привели к тому, что сегодня в храмах явный перевес женщин. Это проявление вечной борьбы добра со злом.
Звучит как парадокс, но современные христиане и мусульмане имеют одну общую точку в борьбе с пропагандой нетрадиционных ценностей. Несмотря на наши религиозные разногласия, мы объединились перед лицом общего врага. Речь идет о цивилизационной катастрофе, создании иного мира, где стираются различия между полами, отменяются религии, разрушаются семьи, национальные чувства, и человек превращается в манкурта без прошлого, без памяти о своей культуре. Это активная борьба со всем добрым, что в нас осталось.
Впрочем, лично я не склонен драматизировать ситуацию. Если смотреть общую картину, в казахстанских храмах процент мужчин потихоньку растет. Воскресные службы выравнивают соотношение: у нас уже 30-40% мужчин, в России их еще больше. Мужчинам труднее прийти к вере. В Грузии, к слову, другая ситуация, там сохранили веру, их даже больше в храмах, чем женщин.
Вообще, я бы советовал людям, желающим разобраться в себе, чаще ходить в горы. Они возвышают и очищают сознание. Чем чаще туда ходишь, тем легче уверовать в Бога. Хождение в горы я приравниваю к мощной проповеди.
Сашу Белова я помню со времен юности. Много лет назад мы учились на журфаке в КазГУ, на разных курсах, но дружили, общались, ходили в горы. Он и тогда казался не от мира сего, задумчивый, отрешенный, очень начитанный, тонкий, добрый, милосердный. Уже тогда писал стихи, удивлял глубиной рассуждений. И нашла я его в популярной социальной сети. Узнала сразу, хотя у него было другое, церковное имя - отец Аверкий.
– Почему меня так удивляет, что священники пользуются современными технологиями?
– Прогресс технический и прогресс нравственный - понятия разные. Если в техническом смысле мы ушли далеко вперед, то в плане нравственности человечество скорее откатилось назад. Вера в Бога, любовь к людям, мудрость, доброта, чистота, целомудрие и искренность - ценности вечные. Все остальное вторично: на чем человек ездит, какими вещами пользуется. Мне бы не хотелось быть современным в худшем значении слова: быть лишь потребителем. Бог и церковь существуют вне времени. Любому к этому надо стремиться, оставаясь в своей среде. Конечно, я пользуюсь смартфоном, интернетом, но у меня своя мотивация. Иоанн Златоуст говорил: «Мне хотелось бы подняться над Землей, чтобы рассказать о Христе всей Вселенной». Сейчас эта возможность есть благодаря интернету. Популярные посты в соцсетях могут поведать широким массам о духовном смысле жизни, необязательно с этой целью ездить по городам и весям. Мои проповеди современны лишь по способу передачи информации, но не по теме, потому что они не касаются временных ценностей - денег, саморекламы, эго.
- Как же студент журфака стал монахом?
– В моей семье религиозные традиции, как у многих в Союзе, были прерваны. Бабушка и дедушка были крещеные, помнили отголоски церковных традиций. Например, как пели рождественские колядки в деревне, праздновали Преображение. Но в советское время все было забыто, дедушка был военным, партийным, и нас с сестрой долго не крестили. Лет в пять на Пасху я спросил: зачем красят яйца и почему куличи такие нарядные? Лишь одна из сестер дедушки была верующей, ходила в храм, передавала нам куличи на праздник. Он был в щекотливой ситуации, не мог отказать сестре в приеме ее пасхальных даров, воспринимая это как часть русской культуры, но в то же время не мог объяснить мне все, как есть, я ведь мог разболтать во дворе антисоветские идеи. Мне соврали, что это День шахтера, и я думал: им ведь так тяжело под землей, они нуждаются в моральной поддержке в виде нарядной еды, чтобы не унывать. Моя мама - музыковед, доцент, кандидат наук, преподавала в консерватории. После Новосибирской консерватории она поступила в аспирантуру в Ленинграде, где ей рассказывали историю создания духовных произведений Баха, Бетховена, Гайдна. Она пересказывала их мне, когда мы гуляли вместе по дивным садам, красиво алеющим на закате: мы жили возле погранучилища и нас окружали живописные пейзажи. Мамины евангельские истории о музыке, жизни Христа стали зачатками моей веры.
- Не будучи верующей, она рассуждала о Боге с научной точки зрения?
– Сложно сказать, что творилось в ее душе, но мама была крещеной к тому времени. Думаю, она боялась говорить о вере вслух в эпоху развитого атеизма. Помню, как меня тронула история о том, как Христос исцелял прокаженных, не боясь умереть от заразы: так он любил людей. И о том, как Бог ходил по воде. Мне даже снилось, как я сам хожу по воде. Мне было лет 10, когда мама нашла медный крестик. С его появлением в семье стали происходить благодатные события. Приехала верующая родственница из Киргизии, настояла, чтобы нас, детей, крестили. Крестной нам определили помощницу батюшки. Много лет спустя узнал, что она была тайной монахиней. Помню, как она сказала мне с большой внутренней силой: «Ты приходи к нам, Саша, приходи». Эти слова запали в душу подростка семенами веры, они звучали во мне рефреном, и я был готов ходить в церковь ежедневно, так мне было радостно там. Но еще года три я туда не ходил, хоть и хотел. Когда нет традиции в доме, это очень трудно. В то время я увлекся чтением русской классики, замечал, как много в ней упоминаний о Боге. Мечтал прочитать Нагорную проповедь Христа, это 567 главы Евангелия о нравственных законах. Прекрасные мысли о главном, всем советую ее прочитать, даже если вы не христиане. В 5 классе увлекся поэзией, мама подарила мне антологию русской поэзии за три века. Начал писать стихи, даже сочинения в рифме писал. С 5 по 8 класс в школе была очень тяжелая обстановка. Воинственные группировки вымогали деньги, меня били, а я был слабовольным, не умел драться. Но это повлияло на характер, научило терпению, смирению. Это как служба в армии с дедовщиной. После 8 класса всех, кто не рвался учиться, отправили в ПТУ, остались одни «ботаники». Из нас сформировали гуманитарный класс с углубленным изучением истории в 56-й школе. Все интеллигентные, начитанные. О такой интеллектуальной среде можно было только мечтать. Я вздохнул полной грудью. Сейчас понимаю, что это было время испытания амбициями, тщеславием, гордостью. Когда у человека нет скорбей, страданий, испытаний, или он живет в богатстве и славе, допустим, он портится, становится более эгоистичным, гордым. Жизнь перестала меня закалять, а это необходимо растущему организму. Появилась дурная привычка быть в центре внимания, стремиться к этому. Эго расцвело. А я еще и поступил в театральную студию «Галерка». Увлекся актерской игрой.
- А журфак выбрали, потому что хотелось быть ближе к творчеству?
– С моей любовью к литературе можно было идти на филфак, но мне с детства очень хотелось странствовать, побывать в разных городах. А это только журналистика дает. Еще мне очень нравилось общаться с людьми. На сельхозке в Кустанайской области мы сдружились с Андреем Сиверцевым. Он рассказывал, как в школе, будучи ярым атеистом, пошел в церковь, чтобы переубедить верующих. Но они переубедили его самого. Он стал верующим. Рядом с тем казахским селом был русский город Троицк, и мы с Андреем иногда сбегали туда с картошки. Там было четыре храма, мы облазили все. Друг показал мне, где ставить свечи, как молиться. Там было так тихо, красиво. Я испытал чувство ностальгии. Во мне что-то проснулось, тронуло струны души: вера моих предков, святая Русь, мои живые корни. В Алма-Ате мы вместе начали ходить в храм, исповедоваться, участвовать в обрядах, читать духовную литературу, ходить в горы. Но меня разрывало на две части. Одна половина души стремилась к вере, молитве, мудрости, служению людям в храме. Другая жила в среде творческой молодежной богемы: театр, рокмузыка, вечеринки. Я любил быть там в центре внимания. Но это было притяжение эго.
- А потом пришло испытание?..
– На 3‑м курсе случилось нечто необъяснимое. У меня быстро развивалась болезнь, по признакам похожая на рак мозга. Личность резко разрушалась: слабела память, терялась речь, ухудшилась координация движений. Можно было это объяснить нервным срывом, колдовством. Мне стало трудно двигаться, говорить. Ходил как заколдованный. Сейчас понимаю, что Господь дал мне болезнь, чтобы исцелить душу от раздвоения. Я располнел, не выходил никуда: ужас, страх и отчаяние охватили меня. Мама пришла к вере, стала ходить в храм. Мы вместе ездили по святым местам в России. Я даже лежал в больнице, страдал от потери света внутри. Перестал общаться с друзьями, забросил учебу.
- Сколько это длилось?
– Полгода, как в коме. Болезнь как появилась, так и закончилась внезапно. Во время пасхальной службы в храме я почувствовал сердцем Божье присутствие. Я вдруг освободился от недуга и понял, что теперь должен жить иначе. Буквально воскрес. Ко мне вернулись здоровье, легкость, внутренний свет. Бог провел меня через это испытание, и все мои ценности были переосмыслены. Родилось желание служить вере, чувство благодарности. Завязал с театром, студенческими компаниями. Стал ходить в дома престарелых, детские дома, помогать инвалидам, больным, страждущим. Встретил своего духовника, святого старца, архимандрита Наума. Он был духовником ТроицеСергиевой лавры. Встретились с ним в наших горах. Случайно. После 4‑го курса я ушел в ПереславльЗалесский монастырь в России. Вернувшись, работал при храме. В 1995 году по благословению отца Наума принял священнический сан. Мне казалось, что им можно стать только после 40 лет. Для меня, 22летнего, это было дико. Время было сложное, священников не хватало, год в монастыре мне засчитали как краткие «офицерские» курсы. С 7 апреля 1995 года начал служить священником в Капчагае, потом в Вознесенском соборе Алматы, затем в храме в Акжаре. Сейчас служу в храме Казанской Божьей Матери в селе Актау возле Жаркента. Позже окончил духовную семинарию и Академию в Москве. Первые годы священства были прекрасными, я посещал тюрьмы, воинские части, брошенных стариков и детей. Все, что искал в журналистике, нашел здесь: встречи с интересными людьми, судьбами. Много путешествовал по храмам и монастырям России. У нас как в армии: едешь служить, чтобы заменить заболевшего священника, например. Был в Карелии, Крыму, Закарпатье, на Урале, в храмах Грузии, Иерусалима, Синая.
- Почему в православных храмах сейчас можно увидеть только женщин?
– Генофонд русских сильно пострадал в ХХ веке - были уничтожены миллионы православных мужчин. Несколько войн, революций, волны репрессий. Доминирование западных ценностей в обществе сегодня привело к тому, что мужчины ощущают себя в засаде. Голова кругом: где взять денег, как обеспечить семью, когда кругом столько соблазнов? Воинствующий материализм в умах, западный культ денег, наживы, блуда - наши страшные внутренние враги. Тех, кого не убили война и репрессии вчера, сегодня убивает вирус корыстного рационализма, западной потребительской культуры. Сегодня гораздо больше тех, кто следует своим земным страстям. Все эти чудовищные идеологические эксперименты, катки истории привели к тому, что сегодня в храмах явный перевес женщин. Это проявление вечной борьбы добра со злом.
Звучит как парадокс, но современные христиане и мусульмане имеют одну общую точку в борьбе с пропагандой нетрадиционных ценностей. Несмотря на наши религиозные разногласия, мы объединились перед лицом общего врага. Речь идет о цивилизационной катастрофе, создании иного мира, где стираются различия между полами, отменяются религии, разрушаются семьи, национальные чувства, и человек превращается в манкурта без прошлого, без памяти о своей культуре. Это активная борьба со всем добрым, что в нас осталось.
Впрочем, лично я не склонен драматизировать ситуацию. Если смотреть общую картину, в казахстанских храмах процент мужчин потихоньку растет. Воскресные службы выравнивают соотношение: у нас уже 30-40% мужчин, в России их еще больше. Мужчинам труднее прийти к вере. В Грузии, к слову, другая ситуация, там сохранили веру, их даже больше в храмах, чем женщин.
Вообще, я бы советовал людям, желающим разобраться в себе, чаще ходить в горы. Они возвышают и очищают сознание. Чем чаще туда ходишь, тем легче уверовать в Бога. Хождение в горы я приравниваю к мощной проповеди.
Альжан Кусаинова