Игумен Серафим (Котенев), настоятель Свято-Успенского Космина-Яхромского монастыря
«...Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец...» (Ин. 6:44)
«...Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец...» (Ин. 6:44)
Естественная забота каждого монастыря – его пополнение. Проблема эта понятна: в монастырях «ни женятся, ни замуж не выходят» в силу обета целомудрия.
Следовательно, в число насельников приходят люди извне, из мира. И это совместное действие Промысла Божия, устрояющего обстоятельства жизни, воздействующего на душу человека, и – свободной воли человека.
...Мне бы хотелось взять темой доклада рассмотрение пограничного состояния, то есть причин и обстоятельств самого перехода из мира в монастырь. Они, эти обстоятельства, играют подчас решающую роль в духовном становлении новоначального.
Примеры для подтверждения основных положений взяты из житийных повествований о подвижниках благочестия XIX–XX веков. Они типовые для мужских и женских обителей, присущи любой эпохе и хорошо отражают основные закономерности процесса. Фактор влияния внешней среды – это отдельный вопрос, однако в рамках доклада он также по возможности рассматривается.
Рассмотрим сначала ряд причин, приводящих в своем сочетании или по отдельности к коренной перемене образа жизни – уходу в монастырь.
В педагогике и психологии признается бесспорным влияние семейного воспитания на формирование личности – ее потенциальных возможностей, устремлений, мировоззрения. Поэтому исследование внешних стимулов к монастырской жизни необходимо начать с рассмотрения детства будущих монахов, а именно – исключительного влияния на ребенка благочестия религиозных семей.
Рассматривая религиозное семейное воспитание будущих иноков из различных сословий дореволюционной России, мы видим, что сословный, то есть имущественный и социальный факторы при этом особого значения не имели.
Так, из рода курских купцов Антимоновых вышли оптинский архимандрит Исаакий и его старший брат, наместник Киево-Печерской лавры, архимандрит Мелетий. Большую роль в их воспитании сыграл дед, Василий Васильевич Антимонов. «Отличаясь ревностью к посещению храма Божия и проводя вообще христианскую жизнь, он требовал исполнения религиозных обязанностей и от всей своей многочисленной семьи, главным распорядителем которой оставался до самой кончины» [1]. В крестьянской семье Судьбицких (Череповецкий уезд Новгородской губернии) трое из четверых детей стали монахами: иеросхимонах Иоанн, схиигумен Нил и иеродиакон Макарий.
Более значимы были роль и влияние родителей, особенно матери, в нравственном становлении детей. Пример материнской жизни во многом определял будущее решение детей уйти в монастырь. Так, у преосвященного Филарета (Гумилевского) «мать его, Настасья Васильевна, была образцом древнерусской благочестивой женщины. Убравшись с хозяйством, в праздничные дни она непременно шла в церковь, “чтобы совестливее было за стол сесть, дара Божия, хлеба-соли вкусить”. Она принимала странников, оделяла нищих» [2].
Большое значение имело и наличие в роду священства или монашествующих, а также внесемейное влияние на детей благочестивой среды: паломничества, встречи, отношения с лицами высокой духовной настроенности – иноками, странниками, юродивыми. Родители схиигумена Саввы (Остапенко; † 1980), посещая монастыри, часто брали сына с собой. Мальчик «по возвращении домой, делясь впечатлениями… говорил родным: “Вырасту, буду монахом”» [3].
Вышеприведенные примеры можно обобщить афонским присловьем, отражающим опыт многих поколений монашествующих: «Нельзя бросить всё на свете, если не увидишь на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни».
Применительно к современности влияние семьи как причина ухода из мира приобретает некоторые специфические черты. Детство многих нынешних насельников монастырей пришлось на советский период, и воздействие эпохи господствующего атеизма, как правило, коснулось их родителей. Само собой разумеется, что о получении религиозного воспитания в семье (за крайне редким исключением) не могло быть и речи. И здесь следует подчеркнуть особую роль представителей старшего поколения, поколения бабушек. В основном, именно они выступали инициаторами крещения и начального воцерковления детей. В жизнеописании оптинского инока Трофима (Татарникова), уби-енного на Пасху 1993 года, читаем, что у него была глубоко верующая бабушка Мария[4]. Так же и пример выживших в гонениях исповедников православной веры во многом влиял на формирование в молодом поколении представлений о монашестве как идеальном пути спасения.
Следующим фактором, определявшим выбор иноческой стези и равным образом воздействовавшим на людей разных складов характера, было чтение. Схиигумен Антоний (Путилов; † 1865) в отрочестве получал книги, присылаемые его старшими братьями, ушедшими в Саровскую пустынь, и, характеризуя впечатление от одной из них, писал родственникам в монастырь: «У меня от этой книги одно на уме: пачпорт да Саровская пустынь, т.е. получить пачпорт, да ехать в Саровскую пустынь»[5].
В современных условиях значение фактора религиозного чтения значительно выросло, и его влияние просматривается у абсолютного большинства монашествующих. Речь идет о поколении насельников монастырей, уже не испытывавших недостатка в духовной литературе. Люди же, выросшие в условиях антирелигиозных репрессий советского времени, знакомились со словом Божиим с большими трудностями, подчас в чрезвычайных условиях. Так, архимандрит Кирилл (Павлов) вспоминает: «После освобождения Сталинграда нашу часть оставили нести караульную службу в городе. Здесь не было ни одного целого дома… Однажды среди развалин… я поднял из мусора книгу. Это было Евангелие. Я нашел для себя такое сокровище, такое утешение…» [6].
При знакомстве с материалами, повествующими о судьбах монашествующих, обращает на себя внимание то обстоятельство, что со многими из них происходили различные события, ставившие человека на грань жизни и смерти, что не могло не влиять на решение самого насущного для православного христианина вопроса – об образе спасения души – и во многом определяло последующий уход в монастырь.
Глинский подвижник схимонах Пантелеимон (Криущенко; † 1895 г.) ребенком упал в реку и был спасен находившимися поблизости рабочими. В другой раз овин, в котором он спал вместе с братом, ночью загорелся. Когда Максим (мирское имя схимонаха Пантелеимона) вытащил из огня брата, крыша овина обрушилась. «Вспоминая прошлое, старец говаривал: “Меня всюду Господь хранил: в воде не утонул и в огне не сгорел”» [7].
С кризисными ситуациями тесно связана и тема обетов: когда дается обещание Господу при избавлении от угрожающих обстоятельств послужить Ему тем или иным образом, в том числе и избранием монашества. Наиболее типичные обстоятельства принесения обетов – болезни, уголовное преследование и тюремное заключение, участие в войнах и боевых действиях.
Преподобный Амвросий Оптинский вспоминал: «В монастырь я не думал никогда идти. Но вот раз я сделался сильно болен. Надежды на выздоровление было очень мало. Почти все отчаялись в моем выздоровлении, мало на него надеялся и сам я. Послали за духовником. Он долго не ехал. Я сказал: прощай, Божий свет! И тут же дал обещание Господу, что если Он меня воздвигнет здравым от одра болезни, то я непременно пойду в монастырь» [8].
Иногда обет принятия иночества давался не за свое исцеление, а за выздоровление другого человека.
Необходимо сказать, что в православной аскетике подробно разработана тема видений как одного из способов откровения – открытия Божией воли человеку. Святоотеческое наследие, признавая важность в деле спасения получаемых в подобных состояниях сведений, призывает, прежде всего, к очень осторожному, трезвому и взвешенному к ним отношению, дабы спасающемуся не уклониться с истинного пути, не впасть в прелесть.
Житийная литература описывает различные виды видений, как сонных, так и наяву, определивших, по мнению ушедших в монастырь, их иноческий выбор. Как вспоминал саровский пустынножитель схимонах Марко († 1817), однажды в отрочестве, поздним вечером, в состоянии между бодрствованием и дремотой ему было духовное видение Страшного Суда Божия. Ощущение оказалось столь сильным, что юноша целые сутки «оставался без слов, как бы в оцепенении. С тех пор единственным его желанием и целию всей его жизни было избегнуть лютой участи грешников, им виденной… Он решился посвятить жизнь свою на служение Богу в чине иноческом» [9].
К подобной категории биографических данных, связанных с измененными состояниями сознания, относятся и свидетельства людей, перенесших клиническую смерть. Об этом много написано. Из литературы явствует, что абсолютное большинство лиц, оказавшихся на грани смерти, уверовало в существование Бога, но случаев принятия впоследствии монашества известно немного.
Материалы источников свидетельствуют, что иногда именно полученное в результате несчастного случая увечье, или же врожденный физический недостаток служили основной причиной выбора иночества. Схимонах Валаамского монастыря Агапий (Молодешин; † 1905) вспоминал: «Я в монастырь ушел двадцати двух годов не по духовной ревности ко спасению, но по причине убожества (болезни глаз) и с братом разнонравия. Если бы этого не было, мне никогда и мысль не приходила идти в монастырь»[10].
Помимо физических недугов и увечий решению уйти в монастырь способствовали и душевные, психические травмы. Из них наиболее распространенная, судя по имеющимся данным, – утрата смысла дальнейшей жизни в результате трудных личных обстоятельств, в частности, неразделенной любви. Эти причины прихода к монашеству (последствия физических и душевных травм) могли реализоваться лишь при наличии благоприятного условия для такого выбора – духовного потенциала будущего монаха. Подобным образом и решение, принятое на фоне временного уныния и даже отчаяния, оставалось твердым лишь тогда, когда опиралось на уже имеющийся уровень религиозности либо на возникшее горячее стремление к духовному совершенству.
Наиболее полно эта традиция до революции была представлена в северных монастырях, таких, как Соловки и Валаам, но бытовала она и в других регионах страны. Суть института трудничества заключалась в том, что родители по собственной воле на определенный срок отправляли своего ребенка для «безвозмездных трудов» в святую обитель. Так, в Соловецком монастыре в начале ХХ века количество трудников равнялось 500-700 человек, возраст трудников составлял 12-17 лет, наиболее принятый срок пребывания – год, с весны до весны. Заняты трудники были во всех отраслях сложного монастырского хозяйства, обучались навыкам ремесел, в монастырском училище для них преподавались чтение, письмо, арифметика, Закон Божий. Многие после годичного срока выражали желание остаться в монастыре, но одного желания было недостаточно, существовала продуманная система отбора, наблюдение за воспитанниками осуществляли монастырские старцы. Если было получено их одобрение, то, испросив родительского благословения на дальнейшее пребывание в монастыре, мальчик переводился в разряд послушников. В настоящее время традиции церковной педагогики возрождаются, в разных регионах страны при монастырях открываются учебные заведения, в частности, школы-интернаты для детей, оставшихся без родительской опеки.
Выводами первого раздела доклада можно лишний раз подтвердить богословскую трактовку указанной темы, выраженную словами аввы Пафнутия: «Первое призвание – непосредственно от Бога; второе – через людей; и, наконец, третье – по нужде. Для первого характерно некое вдохновение, которое исполняет сердце человека даже во сне, неудержимо влеча его к любви Божией, к заповедям Христа. Второе – через людей, когда кто воспламеняется желанием божественным посредством слова человеческого или влиянием святых людей. Третье – по нужде, в силу постигающих нас бедствий, опасностей для жизни, потери близких, родных, что толкает человека обратиться к Богу» [11].
Уход в монастырь, как правило – максимальное выражение религиозности. Причины, приводящие к монашеству, в исторической реальности проявляются в совокупности, комплексно. То или иное сочетание указанных основных мотивационных факторов можно проследить в каждой иноческой биографии, а в некоторых жизнеописаниях они присутствуют полностью. Решение, стимулируемое событием, даже если сам факт носит внешне сугубо мирской, светский характер, основывается на религиозном сознании верующего.
Выделим из всего многообразия личностных особенностей ухода наиболее значимые обстоятельства, порядок и последовательность которых составляют определенные этапы на пути к монастырю.
Отношение к благословению старцев как к непременному религиозно-нравственному условию ухода в монастырь – устойчивая традиция в монашеской среде. Духовная литература и личный опыт открывают нам различные формы старческого благословения, отличающиеся как по категориям подвижников благочестия (насельники монастырей, белое духовенство, миряне), к духовному опыту которых прибегали верующие, так и по способам обращения – очная и заочная формы, письменное обращение, использование фотографий. В разных формах давался и ответ: обстоятельная беседа, лаконичный ответ или иносказательный. Символический ответ мог быть выражен и в действии или во вручении предметов. Содержание ответа носило не только положительный или отрицательный характер. Нередко оговаривались более или менее отдаленные сроки поступления в монастырь, указывалась определенная обитель. Примеры этого мы видим в жизни едва ли не каждого подвижника благочестия.
Дара прозорливости, способности предсказать наиболее соответствующий личностным особенностям человека путь спасения, достигали и православные подвижницы. И, конечно, верующие обращались и к ним за ответом о наличии Божией воли на принятие монашества. В известном примере из Жития преподобного Серафима Саровского под именем затворника Досифея скрывалась старица Досифея, вошедшая в историю русского женского монашества как образец исключительно редкого подвига.
В качестве более традиционного обращения к духовной опытности инокинь приведем историю указания монашеского пути братьям Тимофею и Ионе Путиловым – впоследствии игуменам Оптиной и Саровской пустыней – старицей Московского Иоанновского девичьего монастыря монахиней Досифеей († 1853) [12].
Ныне прославленный иеросхимонах о. Иосиф (Литовкин; † 1911) в скит Оптиной пустыни поступил по совету своей сестры, монахини Леониды, насельницы Борисовской пустыни [13]. Один из последних оптинских старцев, иеромонах Даниил (Фомин; † 1953), решая свою судьбу, «…посетил схимонахиню Марфу в Алексеевском монастыре, и на заданный ей вопрос о монашестве она благословила его идти в монахи» [14].
Традиция обращения к старцам за благословением на уход в монастырь сохраняется и в наши дни.
Представление о необходимости получения родительского благословения на уход в монастырь было органическим элементом национального сознания и признавалось государственными властями. Можно рассмотреть три варианта развития событий в этом отношении, каждый из которых влек за собою определенное сочетание юридических и морально-религиозных последствий:
1. Родители охотно благословляют намерение сына послужить Богу в монашеском чине. Нередко и сами способствуют (религиозным воспитанием) подобному выбору своих детей. Примером классического образца получения родительского благословения является житие преподобного Серафима Саровского. Вследствие ранней смерти отца Прохор Мошнин воспитывался матерью. Эпизод его прощания с родительским домом позволяет представить, как проходили проводы сыновей в благочестивых русских семьях XIX века: «Собравшись совсем, они посидели немного, по русскому обычаю, потом Прохор встал, помолился Богу, поклонился матери в ноги и спросил ее родительского благословения. Агафья дала ему приложиться к иконам Спасителя и Божией Матери, потом благословила его медным крестом. Взяв с собою этот крест, он до конца жизни носил его всегда открыто на груди своей» [15].
2. Родители дают благословение, смиряя свое нежелание и уступая неотступным просьбам будущего инока. Здесь возможно установление временны́х сроков ухода, а также выдвижение родителями иных условий и обязательств (хозяйственных, или присмотра за родителями до их преставления) перед оставлением родительской семьи. Так преподобный Лаврентий Черниговский († 1950) оставался с матерью до конца ее земной жизни [16].
3. Уход тайком, без получения родительского благословения. Препятствием к осуществлению ухода в монастырь в дореволюционный период могли стать также социальные и юридические обстоятельства. Для непривилегированных сословий они возникали, чаще всего, в связи с проблемой уплаты податей, а также приобретением и наличием необходимых документов. Для дворянства – в связи с военной службой или принадлежностью к аристократии, судьбы которой не могли кардинально меняться без согласия Императора, как это наглядно видно на примере святителя Игнатия (Брянчанинова) [17].
Юридические трудности были одной из причин развития в крестьянской среде келейничества. Этот институт отмечен исследователями в разных регионах России. Келейничество было особым, приспособленным преимущественно к сельским условиям, родом отхода от мирской жизни без монастыря и пострига, но с соблюдением безбрачия и монашеского подвижничества.
Применительно к современному периоду можно отметить, что многими реалиями текущей действительности: юридическими (сокращение количества и доступность получения необходимых документов), экономическими (материальная обеспеченность оставляемых родственников, не вызывающая опасений), нравственными (признание за молодым поколением широкой свободы самоопределения) – практически сняты все ранее существовавшие проблемы поступления в обитель.
К выбору монастыря относились с большой тщательностью, стремясь к максимально точному определению Божией воли о себе, являемой или через людей, или в последовательности событий собственной жизни, воспринимаемой верующим человеком как промыслительное действие Господа. Наиболее просто и безошибочно вопрос решался при обращении к духовному опыту подвижников благочестия. Зачастую это происходило при получении благословения на монашество, когда одновременно указывалось и название обители. Иногда же к старцам приходили только с этим конкретным вопросом.
При исследовании источников можно также выделить значительное число сведений, свидетельствующих о выборе монастыря в ходе паломнических странствий, когда, останавливаясь на время в той или иной обители и приглядываясь к укладу общины, составу братии, наличию и уровню духовных наставников, человек определял возможность своей последующей жизни в ее стенах. Существенное значение при выборе монастыря имел и географический фактор, то есть территориальная близость обители и степень ее известности в той или иной местности. Можно говорить о наличии традиции, по которой большая часть уроженцев данной области уходила в заранее определенный монастырь, с которым сложились устойчивые связи. Помимо земляческих, оказывали влияние и родственные отношения: нередко в одном монастыре подвизались родственники различной степени близости. Более редкий способ выбора монастыря – выбор по жребию – закладывание жеребьевых записок за икону; указание пути посторонним лицом, где в качестве жребия используется вопрос, после усердной молитвы обращенный к «случайному» встречному. Также избрание монастыря мистическим способом – в результате видений (сонных и наяву), особых духовных переживаний.
В заключение хочется отметить, что у любого из монашествующих память о том, почему и как он пришел в монастырь остается самой светлой на протяжении всего монашеского пути. Эта память, овеянная живым чувством ощущения близости Божией, дает возможность ответить утвердительно на всеобщий искусительный вопрос новоначального: «Мое ли это место?» и на всем пути укрепляет сознанием, что если уж Бог так привел на это поприще и это воля Его, то и дальше не оставит.
...Мне бы хотелось взять темой доклада рассмотрение пограничного состояния, то есть причин и обстоятельств самого перехода из мира в монастырь. Они, эти обстоятельства, играют подчас решающую роль в духовном становлении новоначального.
Примеры для подтверждения основных положений взяты из житийных повествований о подвижниках благочестия XIX–XX веков. Они типовые для мужских и женских обителей, присущи любой эпохе и хорошо отражают основные закономерности процесса. Фактор влияния внешней среды – это отдельный вопрос, однако в рамках доклада он также по возможности рассматривается.
Причины ухода в монастырь
Рассмотрим сначала ряд причин, приводящих в своем сочетании или по отдельности к коренной перемене образа жизни – уходу в монастырь.
Семейное воспитание и религиозные впечатления детства и юности
В педагогике и психологии признается бесспорным влияние семейного воспитания на формирование личности – ее потенциальных возможностей, устремлений, мировоззрения. Поэтому исследование внешних стимулов к монастырской жизни необходимо начать с рассмотрения детства будущих монахов, а именно – исключительного влияния на ребенка благочестия религиозных семей.
Рассматривая религиозное семейное воспитание будущих иноков из различных сословий дореволюционной России, мы видим, что сословный, то есть имущественный и социальный факторы при этом особого значения не имели.
Так, из рода курских купцов Антимоновых вышли оптинский архимандрит Исаакий и его старший брат, наместник Киево-Печерской лавры, архимандрит Мелетий. Большую роль в их воспитании сыграл дед, Василий Васильевич Антимонов. «Отличаясь ревностью к посещению храма Божия и проводя вообще христианскую жизнь, он требовал исполнения религиозных обязанностей и от всей своей многочисленной семьи, главным распорядителем которой оставался до самой кончины» [1]. В крестьянской семье Судьбицких (Череповецкий уезд Новгородской губернии) трое из четверых детей стали монахами: иеросхимонах Иоанн, схиигумен Нил и иеродиакон Макарий.
Более значимы были роль и влияние родителей, особенно матери, в нравственном становлении детей. Пример материнской жизни во многом определял будущее решение детей уйти в монастырь. Так, у преосвященного Филарета (Гумилевского) «мать его, Настасья Васильевна, была образцом древнерусской благочестивой женщины. Убравшись с хозяйством, в праздничные дни она непременно шла в церковь, “чтобы совестливее было за стол сесть, дара Божия, хлеба-соли вкусить”. Она принимала странников, оделяла нищих» [2].
Большое значение имело и наличие в роду священства или монашествующих, а также внесемейное влияние на детей благочестивой среды: паломничества, встречи, отношения с лицами высокой духовной настроенности – иноками, странниками, юродивыми. Родители схиигумена Саввы (Остапенко; † 1980), посещая монастыри, часто брали сына с собой. Мальчик «по возвращении домой, делясь впечатлениями… говорил родным: “Вырасту, буду монахом”» [3].
Вышеприведенные примеры можно обобщить афонским присловьем, отражающим опыт многих поколений монашествующих: «Нельзя бросить всё на свете, если не увидишь на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни».
Применительно к современности влияние семьи как причина ухода из мира приобретает некоторые специфические черты. Детство многих нынешних насельников монастырей пришлось на советский период, и воздействие эпохи господствующего атеизма, как правило, коснулось их родителей. Само собой разумеется, что о получении религиозного воспитания в семье (за крайне редким исключением) не могло быть и речи. И здесь следует подчеркнуть особую роль представителей старшего поколения, поколения бабушек. В основном, именно они выступали инициаторами крещения и начального воцерковления детей. В жизнеописании оптинского инока Трофима (Татарникова), уби-енного на Пасху 1993 года, читаем, что у него была глубоко верующая бабушка Мария[4]. Так же и пример выживших в гонениях исповедников православной веры во многом влиял на формирование в молодом поколении представлений о монашестве как идеальном пути спасения.
Следующим фактором, определявшим выбор иноческой стези и равным образом воздействовавшим на людей разных складов характера, было чтение. Схиигумен Антоний (Путилов; † 1865) в отрочестве получал книги, присылаемые его старшими братьями, ушедшими в Саровскую пустынь, и, характеризуя впечатление от одной из них, писал родственникам в монастырь: «У меня от этой книги одно на уме: пачпорт да Саровская пустынь, т.е. получить пачпорт, да ехать в Саровскую пустынь»[5].
В современных условиях значение фактора религиозного чтения значительно выросло, и его влияние просматривается у абсолютного большинства монашествующих. Речь идет о поколении насельников монастырей, уже не испытывавших недостатка в духовной литературе. Люди же, выросшие в условиях антирелигиозных репрессий советского времени, знакомились со словом Божиим с большими трудностями, подчас в чрезвычайных условиях. Так, архимандрит Кирилл (Павлов) вспоминает: «После освобождения Сталинграда нашу часть оставили нести караульную службу в городе. Здесь не было ни одного целого дома… Однажды среди развалин… я поднял из мусора книгу. Это было Евангелие. Я нашел для себя такое сокровище, такое утешение…» [6].
Кризисные ситуации и уход в монастырь по обету
При знакомстве с материалами, повествующими о судьбах монашествующих, обращает на себя внимание то обстоятельство, что со многими из них происходили различные события, ставившие человека на грань жизни и смерти, что не могло не влиять на решение самого насущного для православного христианина вопроса – об образе спасения души – и во многом определяло последующий уход в монастырь.
Глинский подвижник схимонах Пантелеимон (Криущенко; † 1895 г.) ребенком упал в реку и был спасен находившимися поблизости рабочими. В другой раз овин, в котором он спал вместе с братом, ночью загорелся. Когда Максим (мирское имя схимонаха Пантелеимона) вытащил из огня брата, крыша овина обрушилась. «Вспоминая прошлое, старец говаривал: “Меня всюду Господь хранил: в воде не утонул и в огне не сгорел”» [7].
С кризисными ситуациями тесно связана и тема обетов: когда дается обещание Господу при избавлении от угрожающих обстоятельств послужить Ему тем или иным образом, в том числе и избранием монашества. Наиболее типичные обстоятельства принесения обетов – болезни, уголовное преследование и тюремное заключение, участие в войнах и боевых действиях.
Преподобный Амвросий Оптинский вспоминал: «В монастырь я не думал никогда идти. Но вот раз я сделался сильно болен. Надежды на выздоровление было очень мало. Почти все отчаялись в моем выздоровлении, мало на него надеялся и сам я. Послали за духовником. Он долго не ехал. Я сказал: прощай, Божий свет! И тут же дал обещание Господу, что если Он меня воздвигнет здравым от одра болезни, то я непременно пойду в монастырь» [8].
Иногда обет принятия иночества давался не за свое исцеление, а за выздоровление другого человека.
Видения как мотив ухода от мира
Необходимо сказать, что в православной аскетике подробно разработана тема видений как одного из способов откровения – открытия Божией воли человеку. Святоотеческое наследие, признавая важность в деле спасения получаемых в подобных состояниях сведений, призывает, прежде всего, к очень осторожному, трезвому и взвешенному к ним отношению, дабы спасающемуся не уклониться с истинного пути, не впасть в прелесть.
Житийная литература описывает различные виды видений, как сонных, так и наяву, определивших, по мнению ушедших в монастырь, их иноческий выбор. Как вспоминал саровский пустынножитель схимонах Марко († 1817), однажды в отрочестве, поздним вечером, в состоянии между бодрствованием и дремотой ему было духовное видение Страшного Суда Божия. Ощущение оказалось столь сильным, что юноша целые сутки «оставался без слов, как бы в оцепенении. С тех пор единственным его желанием и целию всей его жизни было избегнуть лютой участи грешников, им виденной… Он решился посвятить жизнь свою на служение Богу в чине иноческом» [9].
К подобной категории биографических данных, связанных с измененными состояниями сознания, относятся и свидетельства людей, перенесших клиническую смерть. Об этом много написано. Из литературы явствует, что абсолютное большинство лиц, оказавшихся на грани смерти, уверовало в существование Бога, но случаев принятия впоследствии монашества известно немного.
Физические недостатки и душевные травмы как основание для избрания иноческого пути
Помимо физических недугов и увечий решению уйти в монастырь способствовали и душевные, психические травмы. Из них наиболее распространенная, судя по имеющимся данным, – утрата смысла дальнейшей жизни в результате трудных личных обстоятельств, в частности, неразделенной любви. Эти причины прихода к монашеству (последствия физических и душевных травм) могли реализоваться лишь при наличии благоприятного условия для такого выбора – духовного потенциала будущего монаха. Подобным образом и решение, принятое на фоне временного уныния и даже отчаяния, оставалось твердым лишь тогда, когда опиралось на уже имеющийся уровень религиозности либо на возникшее горячее стремление к духовному совершенству.
Воспитание детей в стенах обители как источник пополнения состава монастырей
Наиболее полно эта традиция до революции была представлена в северных монастырях, таких, как Соловки и Валаам, но бытовала она и в других регионах страны. Суть института трудничества заключалась в том, что родители по собственной воле на определенный срок отправляли своего ребенка для «безвозмездных трудов» в святую обитель. Так, в Соловецком монастыре в начале ХХ века количество трудников равнялось 500-700 человек, возраст трудников составлял 12-17 лет, наиболее принятый срок пребывания – год, с весны до весны. Заняты трудники были во всех отраслях сложного монастырского хозяйства, обучались навыкам ремесел, в монастырском училище для них преподавались чтение, письмо, арифметика, Закон Божий. Многие после годичного срока выражали желание остаться в монастыре, но одного желания было недостаточно, существовала продуманная система отбора, наблюдение за воспитанниками осуществляли монастырские старцы. Если было получено их одобрение, то, испросив родительского благословения на дальнейшее пребывание в монастыре, мальчик переводился в разряд послушников. В настоящее время традиции церковной педагогики возрождаются, в разных регионах страны при монастырях открываются учебные заведения, в частности, школы-интернаты для детей, оставшихся без родительской опеки.
Выводами первого раздела доклада можно лишний раз подтвердить богословскую трактовку указанной темы, выраженную словами аввы Пафнутия: «Первое призвание – непосредственно от Бога; второе – через людей; и, наконец, третье – по нужде. Для первого характерно некое вдохновение, которое исполняет сердце человека даже во сне, неудержимо влеча его к любви Божией, к заповедям Христа. Второе – через людей, когда кто воспламеняется желанием божественным посредством слова человеческого или влиянием святых людей. Третье – по нужде, в силу постигающих нас бедствий, опасностей для жизни, потери близких, родных, что толкает человека обратиться к Богу» [11].
Уход в монастырь, как правило – максимальное выражение религиозности. Причины, приводящие к монашеству, в исторической реальности проявляются в совокупности, комплексно. То или иное сочетание указанных основных мотивационных факторов можно проследить в каждой иноческой биографии, а в некоторых жизнеописаниях они присутствуют полностью. Решение, стимулируемое событием, даже если сам факт носит внешне сугубо мирской, светский характер, основывается на религиозном сознании верующего.
Обстоятельства ухода в монастырь
Выделим из всего многообразия личностных особенностей ухода наиболее значимые обстоятельства, порядок и последовательность которых составляют определенные этапы на пути к монастырю.
Старческое благословение
Отношение к благословению старцев как к непременному религиозно-нравственному условию ухода в монастырь – устойчивая традиция в монашеской среде. Духовная литература и личный опыт открывают нам различные формы старческого благословения, отличающиеся как по категориям подвижников благочестия (насельники монастырей, белое духовенство, миряне), к духовному опыту которых прибегали верующие, так и по способам обращения – очная и заочная формы, письменное обращение, использование фотографий. В разных формах давался и ответ: обстоятельная беседа, лаконичный ответ или иносказательный. Символический ответ мог быть выражен и в действии или во вручении предметов. Содержание ответа носило не только положительный или отрицательный характер. Нередко оговаривались более или менее отдаленные сроки поступления в монастырь, указывалась определенная обитель. Примеры этого мы видим в жизни едва ли не каждого подвижника благочестия.
Дара прозорливости, способности предсказать наиболее соответствующий личностным особенностям человека путь спасения, достигали и православные подвижницы. И, конечно, верующие обращались и к ним за ответом о наличии Божией воли на принятие монашества. В известном примере из Жития преподобного Серафима Саровского под именем затворника Досифея скрывалась старица Досифея, вошедшая в историю русского женского монашества как образец исключительно редкого подвига.
В качестве более традиционного обращения к духовной опытности инокинь приведем историю указания монашеского пути братьям Тимофею и Ионе Путиловым – впоследствии игуменам Оптиной и Саровской пустыней – старицей Московского Иоанновского девичьего монастыря монахиней Досифеей († 1853) [12].
Ныне прославленный иеросхимонах о. Иосиф (Литовкин; † 1911) в скит Оптиной пустыни поступил по совету своей сестры, монахини Леониды, насельницы Борисовской пустыни [13]. Один из последних оптинских старцев, иеромонах Даниил (Фомин; † 1953), решая свою судьбу, «…посетил схимонахиню Марфу в Алексеевском монастыре, и на заданный ей вопрос о монашестве она благословила его идти в монахи» [14].
Традиция обращения к старцам за благословением на уход в монастырь сохраняется и в наши дни.
Отношение родителей и юридические условия ухода в монастырь
Представление о необходимости получения родительского благословения на уход в монастырь было органическим элементом национального сознания и признавалось государственными властями. Можно рассмотреть три варианта развития событий в этом отношении, каждый из которых влек за собою определенное сочетание юридических и морально-религиозных последствий:
1. Родители охотно благословляют намерение сына послужить Богу в монашеском чине. Нередко и сами способствуют (религиозным воспитанием) подобному выбору своих детей. Примером классического образца получения родительского благословения является житие преподобного Серафима Саровского. Вследствие ранней смерти отца Прохор Мошнин воспитывался матерью. Эпизод его прощания с родительским домом позволяет представить, как проходили проводы сыновей в благочестивых русских семьях XIX века: «Собравшись совсем, они посидели немного, по русскому обычаю, потом Прохор встал, помолился Богу, поклонился матери в ноги и спросил ее родительского благословения. Агафья дала ему приложиться к иконам Спасителя и Божией Матери, потом благословила его медным крестом. Взяв с собою этот крест, он до конца жизни носил его всегда открыто на груди своей» [15].
2. Родители дают благословение, смиряя свое нежелание и уступая неотступным просьбам будущего инока. Здесь возможно установление временны́х сроков ухода, а также выдвижение родителями иных условий и обязательств (хозяйственных, или присмотра за родителями до их преставления) перед оставлением родительской семьи. Так преподобный Лаврентий Черниговский († 1950) оставался с матерью до конца ее земной жизни [16].
3. Уход тайком, без получения родительского благословения. Препятствием к осуществлению ухода в монастырь в дореволюционный период могли стать также социальные и юридические обстоятельства. Для непривилегированных сословий они возникали, чаще всего, в связи с проблемой уплаты податей, а также приобретением и наличием необходимых документов. Для дворянства – в связи с военной службой или принадлежностью к аристократии, судьбы которой не могли кардинально меняться без согласия Императора, как это наглядно видно на примере святителя Игнатия (Брянчанинова) [17].
Юридические трудности были одной из причин развития в крестьянской среде келейничества. Этот институт отмечен исследователями в разных регионах России. Келейничество было особым, приспособленным преимущественно к сельским условиям, родом отхода от мирской жизни без монастыря и пострига, но с соблюдением безбрачия и монашеского подвижничества.
Применительно к современному периоду можно отметить, что многими реалиями текущей действительности: юридическими (сокращение количества и доступность получения необходимых документов), экономическими (материальная обеспеченность оставляемых родственников, не вызывающая опасений), нравственными (признание за молодым поколением широкой свободы самоопределения) – практически сняты все ранее существовавшие проблемы поступления в обитель.
Выбор монастыря
К выбору монастыря относились с большой тщательностью, стремясь к максимально точному определению Божией воли о себе, являемой или через людей, или в последовательности событий собственной жизни, воспринимаемой верующим человеком как промыслительное действие Господа. Наиболее просто и безошибочно вопрос решался при обращении к духовному опыту подвижников благочестия. Зачастую это происходило при получении благословения на монашество, когда одновременно указывалось и название обители. Иногда же к старцам приходили только с этим конкретным вопросом.
При исследовании источников можно также выделить значительное число сведений, свидетельствующих о выборе монастыря в ходе паломнических странствий, когда, останавливаясь на время в той или иной обители и приглядываясь к укладу общины, составу братии, наличию и уровню духовных наставников, человек определял возможность своей последующей жизни в ее стенах. Существенное значение при выборе монастыря имел и географический фактор, то есть территориальная близость обители и степень ее известности в той или иной местности. Можно говорить о наличии традиции, по которой большая часть уроженцев данной области уходила в заранее определенный монастырь, с которым сложились устойчивые связи. Помимо земляческих, оказывали влияние и родственные отношения: нередко в одном монастыре подвизались родственники различной степени близости. Более редкий способ выбора монастыря – выбор по жребию – закладывание жеребьевых записок за икону; указание пути посторонним лицом, где в качестве жребия используется вопрос, после усердной молитвы обращенный к «случайному» встречному. Также избрание монастыря мистическим способом – в результате видений (сонных и наяву), особых духовных переживаний.
В заключение хочется отметить, что у любого из монашествующих память о том, почему и как он пришел в монастырь остается самой светлой на протяжении всего монашеского пути. Эта память, овеянная живым чувством ощущения близости Божией, дает возможность ответить утвердительно на всеобщий искусительный вопрос новоначального: «Мое ли это место?» и на всем пути укрепляет сознанием, что если уж Бог так привел на это поприще и это воля Его, то и дальше не оставит.
/Доклад на монашеской секции IV Епархиальных Рождественских чтений в Александровской епархии Владимирской митрополии (Свято-Успенский женский монастырь г. Александрова, 26 октября 2018 года)/
[1] Жизнеописания отечественных подвижников благочестия XVIII и XIX веков. М., 1906–1912. – Репр. изд. – Козельск: Свято-Введенская Оптина пустынь, 1994–1999. Август. С. 413.
[2] Жизнеописания… Декабрь. Ч. 1. С. 7.
[3] Савва (Остапенко), схиигумен. Опыт построения истинного миросозерцания. М., 2002. С. 8.
[4] «Боже наш, помилуй нас!» М., 2002. С. 17.
[5] Житие преподобного схиигумена Антония. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1992. С. 8.
[6] Кирилл (Павлов), архимандрит. Проповеди. М., 1999. С. 119.
[7] Жизнеописания… Декабрь. Ч. I. С. 237.
[8] Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. М., 1992. С. 10.
[9] Жизнеописания… Ноябрь. С. 60.
[10] Русский Паломник. 1998. № 18. С. 128.
[11] Слова аввы Пафнутия. Цит. по: Софроний (Сахаров), архимандрит. Рождение в Царство Непоколебимое. М., 2000. С. 14.
[12] Житие прп. схиархимандрита Моисея. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1992. С. 17.
[13] Житие оптинского старца Иосифа. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1993. С. 20.
[14] Духовный собеседник. № 1 (29). 2002. С. 56.
[15] Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. СПб., 1903. Ч. I. С. 42, 43.
[16] Преподобный Лаврентий Черниговский. М., 2003. С. 47.
[17] Жизнеописание епископа Игнатия (Брянчанинова). М., 2002.
[2] Жизнеописания… Декабрь. Ч. 1. С. 7.
[3] Савва (Остапенко), схиигумен. Опыт построения истинного миросозерцания. М., 2002. С. 8.
[4] «Боже наш, помилуй нас!» М., 2002. С. 17.
[5] Житие преподобного схиигумена Антония. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1992. С. 8.
[6] Кирилл (Павлов), архимандрит. Проповеди. М., 1999. С. 119.
[7] Жизнеописания… Декабрь. Ч. I. С. 237.
[8] Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. М., 1992. С. 10.
[9] Жизнеописания… Ноябрь. С. 60.
[10] Русский Паломник. 1998. № 18. С. 128.
[11] Слова аввы Пафнутия. Цит. по: Софроний (Сахаров), архимандрит. Рождение в Царство Непоколебимое. М., 2000. С. 14.
[12] Житие прп. схиархимандрита Моисея. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1992. С. 17.
[13] Житие оптинского старца Иосифа. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1993. С. 20.
[14] Духовный собеседник. № 1 (29). 2002. С. 56.
[15] Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. СПб., 1903. Ч. I. С. 42, 43.
[16] Преподобный Лаврентий Черниговский. М., 2003. С. 47.
[17] Жизнеописание епископа Игнатия (Брянчанинова). М., 2002.