«И сам знаешь, что доблестные сказания обыкновенно возбуждают наши врожденные стремления, разумею стремления к добродетели. Посему, если это действительно так, то не будем ни говорить, ни делать ничего противного добродетели...» (Преподобный Исидор Пелусиот. К Феофилу)
Диакону Исидору
Ничто, соименник мой, не сильнее и не самовластнее добродетели. Она, делая явной суть событий, не дозволяет им посрамить ее, но, налагая всякую узду приличия, направляет и ведет, к чему ей угодно.
Магистру Филоксену. О том, что нет ничего выше добродетели
Ни медное изваяние, блещущее золотом и расписанное красками, ни олимпийский венец, ни богатство, ни красота, ни сила, ни начальство, ни царство, ни что-либо иное из почитаемого великим не важно и не стоит стараний, потому что уступает времени и истребляется, и предается забвению. Одна добродетель имеет общеизвестную и бессмертную славу: она и времени не уступает, и забвением не покрывается, и истребления не знает, но достоинство ее и юно, и цветуще, и свежо. Ее-то людям благомыслящим справедливо приобретать всеми силами.
Пресвитеру Иосифу
Всеми силами, наилучший, надлежит подвизаться в добродетели, а не почитать достаточными подвигов мнимых.
Монаху Стратигию
Любители добродетели, плененные мудростью и будучи ненасытны в своем вожделении, не перестают воспламенять в себе сие Божественное огнище и сие одно почитают для себя делом, все же прочее - поделием. Представляющееся для других превеликим для них кажется малым; над тем, за что иные спорят друг с другом, они смеются; на что люди смотрят с уважением, то попирают, вожделевают же только премирного. Посему и тебе, решившемуся посвятить себя в таковой сонм, справедливо будет душевное око блюсти неусыпным.
Немесию. На слова: да не уклонишися ни на десно, ни на лево (Втор.17:11), и о том, что в добродетели преуспевают трудом
Щедрость есть нечто среднее между расточительностью и скупостью, величие души - между гордостью и низостью, благочестие - между суеверием и нечестием; потому и мудрые мужи, определив, что пороки - это крайности добродетелей, отдали среднюю область добродетелям. И мне кажется, что наилучший путь ко всем добродетелям - самый средний. А сие-то и значит то самое, что желал ты узнать: да не уклонишися ни на десно, ни на лево.
Иди царским путем. Уклонения от добродетелей оканчиваются пороком: иной, захотев быть хорошим домостроителем, во многом впадает в скупость, или любочестивый делается расточительным. Посему справедливо определено, что средний путь есть не только лучший, но и самый царский.
Антиоху. Сравнение добродетели и порока
Порок отлучил людей от Бога и разлучил их между собою. Посему, со всею стремительностью надлежит бежать от порока и идти во след добродетели, которая приводит нас к Богу и связывает нас друг с другом. Правило же добродетели и любомудрия - искренность с благоразумием.
Гаию
Знаешь ты, достославный, что порок имеет приятность пагубную, а добродетель - трудную и славную, потому что добрая слава с приятностью орошается потом. Посему надлежит порока избегать, а добродетели держаться неослабно.
Диакону Евтонию
Пребывающие в союзе с добродетелью столько же отличны от чуждых оной, сколько люди - от зверей и Ангелы - от людей. Действительно, и по торжищу идут они, как светила, недавно явившиеся во тьме и обращающие на себя взоры других. Посему, будучи одним из их числа, храни это стяжание.
Иерию
Искренние любители добродетели и живя в теле исправляют города, и, сложив с себя тело, оставляют по себе жало любви, потому что гробы их подлинно славны, и род их почтен, и память их вечно продолжается. Да и справедливо, потому что приобрели они добродетель, к которой не может прикоснуться кончина. А если бы и во мнении о Божестве стал ты согласен с нами, то, напомнив о будущей славе, еще более окрылил бы я тебя любовью к добродетели.
Стихотворцу Александру
Ничто не равно добродетели, не потому только, что она несравненным превосходством превышает все прочее, но и потому, что и неправильное делает правильным, и неравное уравнивает. Ибо и в нищете не унижается, и в рабстве не терпит служений несвободных, и в бесславии не скрывается, и в богатстве не гордится, и в начальстве не превозносится, а на все это налагая свое уменье, подчиняет сие правилу и приводит в стройность. Не сама следует тому или другому, но все заставляет последовать своему искусству.
Ибо, если с точностью вникнуть в этот Гомеров стих: хороша, величава и в славных делах преискусна, - который, как говорят, у тебя, приводимого в изумление, может быть, красотою телесной, всегда на устах, то, кажется, что сказан он более о добродетели, нежели о той, к кому приложен Гомером.
Ибо что выше и прекраснее ее? Кому известны дела более блистательные, чем дела добродетели, которая своим любомудрием и неправильности делает правильными, в неравных обстоятельствах сохраняет одинаковый образ мыслей, повсюду уготовляет себе громкую славу, впадших в бедствия утешает, возгордившихся в благоденствии уцеломудривает? Посему, к ней устремляй око души своей, в ее красоту всматривайся, чтобы, когда соделаешься пламенным ее любителем, все тебя хвалили и превозносили.
Пресвитеру Евстафию
Естество человеческое и древле имело в себе семена любви к добродетели, почему иные, возделав их, прославились, а иные, убив их в себе, наказаны. Посему, ужели ты думаешь, что ныне, когда естество сие приведено в лучшее устройство, увенчано тысячами дарований и соделано более способным к добродетели, семена сии не остались в нем неповрежденными и нет нужды в людях, которые воспользовались бы ими? Ибо не должно думать, что, когда естество наше приняло иные дары, в то именно время оно лишено благ прежних. Гораздо вероятнее, что настоящею благодатью, как дано ему и то, чего прежде не было, так и не отнято у него то, что было прежде.
Напротив того, думаю, многие терпят то же, что и нерадивые мореплаватели, которые, когда можно было пользоваться попутным ветром, оставались в пристани и проводили время в питейных домах, а потом жалуются на погоду, будто бы она не дала им вовремя ветров. И им иной справедливо скажет: «Беспечнейшие из пловцов, природа сохранила данный ей закон, но вы не пользовались временем! От Божественного Промысла зависит оказать помощь пловцам, а дел пусть требует каждый сам от себя».
Посему и мы, зная, что Божественною десницею дано естеству стремление к добродетели, привнесем от себя труды. Ибо таким образом достигнут будет счастливый конец.
Пресвитеру Феодосию
Во всяком почти собрании много бывает речей о добродетели, но у многих мало о ней заботы, много же заботы - у небольшого только числа людей. По крайней мере, все, не только любители добродетели, но и враги ее, прославляют ее. Таково благолепие добродетели! А порок порицают и враги его, и любители его. Такова его гнусность! Но, вооруженный удовольствием в настоящем, порок во многих вызывает одобрение и, будучи зверообразным, предпочитается добродетели, сияющей божественным благолепием. Посему надлежит знать, что, если настоящее удовольствие и кажется имеющим более силы, нежели то, что оказывается полезным в последствии, то конец его бывает пагубным. Посему, лучше идти от трудов к покою, нежели от удовольствия к наказанию.
Схоластику Антонию
О том только, кто сильнее и выше телесных страстей скажу, что он в собственном смысле живет. А кто сопряг себя с ними, и сильно ими увлекается, тот не только все кончит глубокою бездною, но и здесь не может жить по причине происходящих от них скорбей и страхов, и опасностей, и тьмочисленного их роя. Ибо ожидается ли смерть? Прежде смерти он умирает уже от страха. Угрожают ли оскорбление, болезнь, бедность или иная какая неожиданность? Он погиб и сокрушен от одного предположения. Но не таков владеющий страстями: он стоит выше и страхов, и опасностей, и всякой превратности, не потому, что ничего не терпит (это, может быть, и невозможно), но, что гораздо важнее и более чудною делает победу - потому что пренебрегает их приражениями, нападениями и язвительными ударами.
Диакону Исидору. О том, что благочестие - верх добродетелей
Соразмерность добродетелей производит красоту правды, которая превосходит всякое понятие и все, на что ни ухитрилась бы рука при помощи красок. Но как в благообразии тела более всего покоряет красота глаз, так и в душе преимущественнейшая часть благообразия есть благочестие. Если же присовокупится и соразмерность добродетелей, то будет красота выше всякой красоты.
Епископу Марону. На сказанное: се благочестие есть премудрость (Иов. 28:28)
Не для определения ли мудрости и знания, как думаю, достославный Иов сказал: се благочестие есть премудрость, аеже удалятися от зла есть ведение? Подлинно самая высокая мудрость - правильное понятие о Боге и самое Божественное познание - доблестные дела: одно право мыслит о Божестве, другое удерживает от худого; одно посредством дел богословствует, другое прославляется за дела. Посему, если богоугодный и боголюбивый мудр и сведущ, имеет созерцательную и деятельную добродетель, первую как душу, вторую как тело, то почему мы напрасно почитаем себя любомудрствующими, не заботясь о доблестной жизни и прилагая попечение только об одном красноречии?
Комиту Ермину
Любомудрия твоего, досточудный, да не возмогут поколебать ни начальственная власть, ни величие сана, ни житейская благоуспешность, чем обыкновенно человеческое сердце всего более надмевается. А ты, почитая все это тенями и сновидениями, подвизайся в добродетели, потому что она среди всех стяжаний - неветшающая багряница.
Епископу Ираклиду. О величии духа
Только в христианах, и притом действительно достойных сего наименования (никто да не судит о самой вере по необразованности многих), сочетаются качества, весьма отстоящие далеко одно от другого. Ибо величие духа, чистое от всякого высокомерия и при спокойном нраве сохраняющее всю свою деятельность, соединяется со скромностью, и нимало не выказывая гордости, но соединяясь со скромностью (о чем невозможно и сказать без удивления), уклоняется от унижения. Ибо оно и скромность проявляет в том, что не превозносится над ближними, и выказывает величие в том, что среди страхов и опасностей не опускает голову, но стоит выше лести и раболепства. Не раболепного и льстеца признает смиренномудрым, а также не самоуверенного и высокомерного - многомудрым, но, в том и другом уловляя доброе, уклоняется от ненавистного, чтобы, избегая близких к добродетелям пороков, приобрести самую добродетель во всей ее чистоте.
Соправителю Авзонию
Хотя сказанное будет, по-видимому, и странно, однако же даю такое определение: высота ума есть основательное благоразумие. Ибо не должно причислять человека к высокомерным, если он не льстец, и почитать скромным, если он льстец и неблагороден. Напротив того, скромен тот, кто делает то, что благоприлично, но не надмевается пред ближним, не предпочитает себя всем, но сохраняет себя в надлежащем чине, приличном людям свободным. Надобно быть великодушным, а не горделивым, мужественным, а не дерзким, уступчивым, а не раболепным, скромным, а не притворно смиренномудренным, свободным, а не подлым рабом.
Таков был и боголюбивый Авраам, который пренебрег персидской добычей и награбленным варварами, а в странноприимстве был всех смиреннее, исполнял дела служителей и, сподобившись беседы с Богом, сказал: аз же есмь земля и пепел (Быт.18:27). Вот что значит действительно совокуплять вместе скромность, смирение и высоту, вот что значит показывать свободу без всякой гордости. А те, которые порокам придают имена добродетелей и добродетелям - имена пороков, чтобы добродетель соделалась с трудом распознаваемою, кажется мне, самую добродетель осуждают на изгнание.
Схоластику Исхириону
Когда высота ума ведет не к высокомерию, а к скромности, тогда избегает она и кичливости, и раболепства, не позволяя, чтобы неблагообразное примешивалось к благоприличному.