Монах Исайя Симонопетрский
Говоря о преподобном и богоносном отце нашем Симеоне Новом Богословекак духовном наставнике, мы будем говорить ни о чем ином как о присущем Преданию и предначертанным им образе, который в прямом смысле слове свойственен Православной Церкви. Однако Предание по крайней мере имеет два смысловых значения.
Говоря о преподобном и богоносном отце нашем Симеоне Новом Богословекак духовном наставнике, мы будем говорить ни о чем ином как о присущем Преданию и предначертанным им образе, который в прямом смысле слове свойственен Православной Церкви. Однако Предание по крайней мере имеет два смысловых значения.
Мы понимаем Предание как конечно же некое историческое наследие, но и как в сущности «мета-историю», как включение того внешнего, которое находится за «чертой» времени и привычной областью, благодаря которому Дух Святой нас соединяет воедино и нас соделывает причастниками духовного опыта предшествовавших нам наших святых, ведет к совершенному действию «Единого Святого, Единого Господа, Иисуса Христа». Как священное тайнодействие Божественной Евхаристии является непосредственной встречей Безвременного с временем, Нераздельного и Неописуемого с описуемым во времени, божественного и человеческого в Богочеловеческом Теле, точно также и традиция Церкви, в зависимости от того настолько мы можем ее жить как крещенный в ней член, и насколько ее могут раскрывать благодатные ее служители, она также является средством передачи божественного человеку, человеческого Богу. Дело духовного наставника нельзя представлять как нечто иное, отличное от этого.
Как духовный наставник и, главным образом, как личность, которая играла столь важную роль в истории Церкви, святой Симеон не был бы таковым, если бы он не служил в первую очередь сам «духовным руководителем», учеником всецелой исторической традиции Церкви. Его «Катехизис», который представляет собой, прежде всего слова его наставлений, учений как наставника, усыпан свидетельствами и доказательствами вечно существующей традиции, церковного сознания, которое от Ветхого Завета и Нового Завета, с помощью Апостолов и последующих Отцов, доходит до старца Симеона Студита и излагается в словах этого святого, «Благоговейного». Поэтому часто, ссылаясь на Священное Писание и Отцов, он не записывает непосредственно собственные тексты, но сообщает их «из памяти» ( ἐκ μνήμης), то есть, проникаясь, пропитываясь их духом посредством постижения и откровения.
Как духовный вождь святой Симеон является наследником великих духовных руководителей, Пророков, Апостолов, Мучеников, Вселенских Учителей, изначально являясь носителем аскетического и мистического духа преподобных Антония, Арсения, Пахомия, Евфимия и Саввы, как он сам об этом и говорит. Однако он в особенности ощущает свою близость к своей местной традиции, Константинопольской, и прежде всего Студийской. Как некая отрасль этой традиции, каковой он и был благодаря традиции ста.рца Симеона БлагоговейногоСтудита, и как связывающий ей даже и после своей кончины с духовным его сыном, Никитой Стифатом, он сам является этой горячо светящейся традицией для его чудесного ученика Арсения, его преемника по игуменству в монастыре святого Маманта. Необозримое духовное богатство святого Симеона, его божественного опыта и познаний, не могло бы появиться без присносуществующей личности прп. Симеона Благоговейного. Несомненно то, что вклад в формировании и изложении системы киновиального жительства, передаваемого от одного поколения другому, является богатым наследием. Однако, как, спрашивает наш Святой, можно вдохновить и вновь исправить членов киновии живым, вдохновенным словом какого-то богоносного человека, некоего пастыря, отца, наставника?
На духовном пути самого Нового Богослова равноангельный смиренный облик прп. Старца Симеона Студита имел для него огромную силу. Еще в самом начале, когда юноша был в миру, будучи подросток в императорском дворце, он шаг за шагом и разнообразными способами с помощью которых, как он сам об этом говорит, вспоминая с легкой иронией, смогли бы создать ложное мнение о его нравственности, он познавал Бога через этого преподобного Старца, Благоговейного. Посещая широко известный Студийский монастырь, наш юноша-мирянин принимает из рук святого Старца книжечку прп. Марка Подвижника, которая была, как оказывается, излюбленным чтением для благоговейнейших христиан в Византии, вместе с заповедью исследовать свою совесть, внимая тому, что ему говорится из уст Божииих. Таким образом, длительное время находясь в бдении вплоть до глубокой ночи, внезапно является с неба ослепительный свет, который наполнил все то место, где он стоял, совершая молитву словно «облако божественной славы». И в этом Божественном Свете молился и его духовный отец и он сам.
Святой Симеон говорит и повторяет, и вполне вероятно не только по причине смиренномудрия, что после первого вкушения божественной благодати он впал в печальную чувственность, если даже не хуже, но затем вновь, по молитвам и руководству святого старца, он мало по малу начал приходить в себя. Достигнув осознания, прежде всего по причине неизреченной милости Божией, которая воззвала к нему, он омывается от грязи, отверзает и вновь освящает ослепшие от страстей свои очи. Содержание двух «Благодарений» (« Εὐχαριστιων»)нам повествует о поразительным образом не оставляющем нас Божественном промысле, который действовал по молитвам его преподобного Старца.
Это краткое удаление его от Бога во время его юности было, в конечном счете, весьма поучительным и назидательным для Святого, к такому выводу приходят всякий, кто улавливает ту духовную атмосферу ранних катехизических наставлений, в которых он побуждает своих монахов-слушателей к покаянию и наставляет о плаче, слезах и смирению. В двадцать четвертом катехизическом наставлении, например, святой Симеон говорит так: «…не может сам собою научиться (делу покаяния), но приходит с большим страхом и трепетом к искусному и опытному мужу , повинуется ему со всяким вниманием и от него наставляется и обучается деланию подвигов добродетели и тому, что должно творить кающемуся». Согласно святому Симеону это составляет главный духовный закон при кафолическом его применении. Каждый христианин, который ищет спасения, ему необходимо усердно умолять Бога молитвой, от всей души и теплыми слезами взывать о том, чтобы Он ему указал «руководителя бесстрастного и святого», человека «добро с силой совершающего пастырское служение». И когда он его обретет, то ему необходимо его слушаться «как самого Христа зрящего и говорящего». И мы похитители безвременной области Предания, могли бы говорить о том, как исповедующий так великость этого личностного, персонального таинства благочестия. Следовательно несравненный божественный дар такого руководителя есть ни что иное как некий образ персонального явления Бога «во плоти»? Для монаха, дыхание такого святого отца становится творческим «живым дуновением», и в данном случае означает и теперь тонкое дуновение Духа Господня, поскольку и он везде и всегда пребывает, явление Бога. Для того, чтобы по достоинству оценить божественные дары, утверждает святой Симеон, которые уникальны и неотъемлемы, необходимо и подчиниться святому и мудрому руководителю, прежде очищение слезами, предварительно обожение мученическим самоотвержением, предварительное шлифование смирением, потому что таким образом делается способным для восприятия божественных действий-энергий, дабы действовать превыше себя и чтобы открыть то, что внутри его.Высокое духовное «состояние», как обыкновенно говорят монахи, Старца Симона Благоговейного отражаются не только на его изречениях, простых советах, но и насыщенных и глубоких, смешанных с опытами «Троичных переживаний» в Духе Святом, что придало ему абсолютный авторитет как наставнику и учителю, но, что весьма характерно, и по причине опытных боговидений блистательного Нетварного Света, которых был удостоен и юный Симеон еще при первых шагах его монашеской жизни и который в некотором роде был даром его Старца…
В своих «Главах» ( Κεφάλαιά), которые являются следствием жизни в кафолической традиции и персонального опыта, святой Симеон также говорит об особой настойчивости, поиске совета и необходимости доброго духовного руководителя. Разнообразные имена, которым он наделяет духовника, является неким указанием на то, как он смотрит на духовного наставника. Он является: игуменом, отцов по Богу и духовным отцом, учителем, крестным отцом, врачем, посредником, пастырем, повелителем, судьей после Бога, брат и любящий своего друга, благий советник, друг и раб Христов, святой муж, божественный возделователь, взирающий, слышащий, чувствующий, зрящий, по духу родивший в сердце Слово, он служит как и мать. Из последних слов выявляется «прежде всего» важность служения духовного руководителя. Он является «родителем» (ὁ γεννήτωρ) , который в качестве необходимого условия должен иметь и быть сам «рожденным свыше» ( ἄνωθεν γεγεννημένος).
Действительно, это личностное «Богорождение» ( Θεοτοκία) является сердцем и душой таинства отношений наставника и пасомого, отца и сына. Уже апостол Павел выявляет особо глубину этого таинства, и никакой иной вопрос так и столько не выделялся, и подчеркивается в высоко парящем богословии четвертого Евангелия возлюбленного ученика Господа. Все пророки до Христа и после Него с необыкновенной честью и любезностью наставляют, что так передаются спасительные дары в Церкви, реальность, которая составляет ее Предание.
Это, конечно же, не означает, что святость в Церкви, Божественные Таинства Крещения, Миропомазания и, прежде всего, Евхаристии могут быть заменены харизматической монашеской жизнью. Однако же и без этого добавления мистики, откуда исходит послушание в познании Бога, которое оплодотворяет семя благодати Крещения, даже и божественные Таинства Церкви остаются «бездейственными«( ἀνενέργητα). Только тогда кто-то начинает свое подлинное житие, существование, когда он становится сыном одного отца, когда он связуется с отцом посредством послушания. Способ, с помощью которого святой Симеон излагает это таинство, в особенности в гимнах и письмах, отличается дерзновенностью, »реалистически-сомволическим« описанием стенаний, мук, происходящих при чревоношении после зачатия семени Слова, то есть при принятии учения отца в сердце его ученика. В чистых духовных отношениях двух душ наставник одевается во образ Христа, и ученик видит Христа в «его Отце». Да, некоторым образом, Христос является и этим «Отцом».
В душе ученика Отец, «Христос в Духе», рождает слезы покаяния и скорби, но печали боготворящей. И это не может быть иначе. Христос это изначальное Слово и Творец. Но «пока Христос не изобразится в нас» и излияние любви не препобедит телесные и душевные страсти, духовный отец должен как бы «рождать», должен все это – каяться и изливать повседневные слезы, рыдать и усердно претерпевать боль ради своего «чада». «Бестелесное» и богоугодное рождение «зачавшегося Христа» в сердце ученика, конечно же, в нем происходит чувственным образом. Однако же неописуемые боли «чревоношения» ( κυοφορίας) отца ученик часто не ощущает, и он также не подозревает и того насколько страдает его учитель. Тот, кто когда отворачивается, питает отвращение или надлежащим образом не питает благоговение или отрекается от своего отца, таково прп. Симеон Новый Богослов рассматривает как отрекающегося от Христа, как мертвеца и уже впадающего в вечную муку, точно также как и наоборот, тот, кто всецело являет послушание отцу, удостаивается воскресения и вечной жизни.
Святой Симеон не был всецело чужд страданиям и душевным болям духовных чад. Его сердце, присполненное отеческой любовью ( γεμάτη στοργὴ) и его богодухновенное его руководство ( ἡ θεόπνευστη παιδαγωγία) встречало противодействие и не так уж мало и редко противодействие с насилием уже в самом начале его игуменства. Только благодаря крайней степени терпения и его великому смирению, то есть при содействии на деле Богу и многой любви к Богу, он смог выдержать и перенести страшные боли и горькое разочарование, которые в нем были вызваны поведением многих неблагодарных и слепотствующих его чад. Очень хорошо известнее случай, когда во время утреннего поучения, после исполнения утреннего славословия, тридцать из его монахов раздраженные «бессилием» его высокого учения пришли в ярость, разорвали свои рясы и угрожали ему на него напасть. Скованные спокойствием и непреодолимой любовью прп. Симеона, они обратились вспять, распахнули двери монастыря и обратились к Великой Церкви для того, чтобы заявить о своем гневе Патриарху. Патриарх Сисиний на следующий день призвал св. Симеона, для того чтобы наложить на возмутителей церковные прещения за из бесчинное поведение. Однако же того, оскорбленный отец, обесчещенный и оклеветанный, упал к ногам патриарха в слезах, настойчиво прося не наказывать его чад и прося разрешения вновь вернуть монастырь. Но, в последствии, поскольку восставшие монахи рассеялись по своим собственным домам в Константинополе, он их одного за одним нашел и с несравненным смирением и снисхождением, их возвратил в «стадо словесных овец».
Правило прп. Симеона как игумена в отношении монахов состояло в том, что «то что видете у меня, то также и творите». Если же его снисхождение к согрешающим не знало границ, он не упускал из виду насколько это было бы возможно свою обязанность понуждать всячески монахов к подвигу, он создает условия для их духовного преуспеяния. Его избранного ученика, а в последствии и его преемника игумена Арсения, он весьма строго наставлял и подготавливал всегда с одной целью чтобы он упразднил,отложил «собственную» волю, и ему показал на реальную, действительную свободу и дабы его сконцентрировать на благодатной традиции духовного отцовства. Таким образом и был явлен достойный игумен св. Симеон уже после своего ухода с игументва и с наступлением времени назначения Арсения. Он посвятил ему одну из прекраснейших катехизических бесед на тему непосредственно относящейся к духовному руководителю. Для других добродетельных учеников, как для обессмерченного старца Антония и для прежде Итальянского епископа Иерофея, самого молодого монаха Никифора, но и для мирян – для землевладельца Христофора и купца Ореста, для исихастирия Святой Марины в Халкидоне, он учит их, что Бог вознаграждает самым щедрым образом их веру к святому Симеону как их духовному отцу. Крайняя степень требовательности духовного руководителя имела не иную какую цель, как ввести ученика в желанное спасение. Несомненно, этому предшествовали слезы отца о способном вместить чаде. Все требование духовного восхождения сводится ни к чему иному как к взаимной свободе, истинному и в корне при всецелом подражании Христу. Личная свобода, внутренняя жизни, твердая вера, несомненное послушание, действительное богопознание – все это необходимые стороны для руководителя и ученика.
Последний период жизни св. Симеона характеризуется всецелой и объемлющей и переполненной любовью ко всему миру, к «боголюбивым христианам», монахам и мирянам в равной мере, в особенности к тем, кто испытывает страдания от страстей и одержимым демонами. Божественная любовь и подлинное богословие одновременно составлял уникальное и единственное достояние его существования. Оно представляет собой верх интереса – ибо оно является даже неким элементом его наследия, которое было обнаружено в церковной традиции, начиная с пророков и Апостолов и вплоть до его духовного отца, прп. Симеона Благоговейного. В то время как его отречение от мира было совершеннейшим, он питал непреодолимой любовью пребывающих в мире братьев мирян.
В его биографии имеются многочисленные случаи, касающиеся попечения его о своих благоговейных чадах, мирянах, иногда к бедным и пребывающих в недоумениях, иногда к богатым и официальным лицам, часто занимавших видные посты в общества Царьграда. Его уход на покой от игуменского управления священной обители Маманта, а затем изгнание и ссылка на противоположный берег Босфора и основание исихастирия святой Марины стало поводом для еще одного весьма благородного дара и несомненного дара его духовным чадам, некой совершенным принесением самого себя в жертву.
Однако эти события были для его врагов, прилагавших настойчивые усилия к тому, чтобы ниспровергнуть все его духовное дело, неожиданными. Они не имели в этом успеха. Но и многолетняя ревностная недоброжелательность некоего мудрого сообразно миру сему, синкелла митрополита Никомидийского Стефана, стремившегося ввергнуть святого Симеона в бессильные хитросплетения схоластического богословия также не достигла успеха. Посему то святой, празднуя память своего преподобного отца Симеона Благоговейного столь явным образом никогда не действовал вопреки своей церковной совести и сознанию или не преступал границы традиции Церкви. И в конечном итоге он был оправдан Патриархом и Собором. Патриарх, хотя ранее давал совет праздновать память Симеона Благоговейного, тем не менее, признал как нравственную прямолинейность, так и богословскую правоту действий Нового Богослова. Он даже прислал на праздник свечи и ладан! Как было доказано и показано святой Симеон и после своей кончины действительно является духовным руководителем, который не прекращает быть для своих чад посредником. Он проще сказать становится доступным для всех тех, которые желают, чтобы он был подле престола благодати на все века и ха всех. Это не что иное, как кафоличность Святых в Едином Святом, Едином Господе, Иисусе Христе, единственном вечном Духовном Наставнике.
Как духовный наставник и, главным образом, как личность, которая играла столь важную роль в истории Церкви, святой Симеон не был бы таковым, если бы он не служил в первую очередь сам «духовным руководителем», учеником всецелой исторической традиции Церкви. Его «Катехизис», который представляет собой, прежде всего слова его наставлений, учений как наставника, усыпан свидетельствами и доказательствами вечно существующей традиции, церковного сознания, которое от Ветхого Завета и Нового Завета, с помощью Апостолов и последующих Отцов, доходит до старца Симеона Студита и излагается в словах этого святого, «Благоговейного». Поэтому часто, ссылаясь на Священное Писание и Отцов, он не записывает непосредственно собственные тексты, но сообщает их «из памяти» ( ἐκ μνήμης), то есть, проникаясь, пропитываясь их духом посредством постижения и откровения.
Как духовный вождь святой Симеон является наследником великих духовных руководителей, Пророков, Апостолов, Мучеников, Вселенских Учителей, изначально являясь носителем аскетического и мистического духа преподобных Антония, Арсения, Пахомия, Евфимия и Саввы, как он сам об этом и говорит. Однако он в особенности ощущает свою близость к своей местной традиции, Константинопольской, и прежде всего Студийской. Как некая отрасль этой традиции, каковой он и был благодаря традиции ста.рца Симеона БлагоговейногоСтудита, и как связывающий ей даже и после своей кончины с духовным его сыном, Никитой Стифатом, он сам является этой горячо светящейся традицией для его чудесного ученика Арсения, его преемника по игуменству в монастыре святого Маманта. Необозримое духовное богатство святого Симеона, его божественного опыта и познаний, не могло бы появиться без присносуществующей личности прп. Симеона Благоговейного. Несомненно то, что вклад в формировании и изложении системы киновиального жительства, передаваемого от одного поколения другому, является богатым наследием. Однако, как, спрашивает наш Святой, можно вдохновить и вновь исправить членов киновии живым, вдохновенным словом какого-то богоносного человека, некоего пастыря, отца, наставника?
На духовном пути самого Нового Богослова равноангельный смиренный облик прп. Старца Симеона Студита имел для него огромную силу. Еще в самом начале, когда юноша был в миру, будучи подросток в императорском дворце, он шаг за шагом и разнообразными способами с помощью которых, как он сам об этом говорит, вспоминая с легкой иронией, смогли бы создать ложное мнение о его нравственности, он познавал Бога через этого преподобного Старца, Благоговейного. Посещая широко известный Студийский монастырь, наш юноша-мирянин принимает из рук святого Старца книжечку прп. Марка Подвижника, которая была, как оказывается, излюбленным чтением для благоговейнейших христиан в Византии, вместе с заповедью исследовать свою совесть, внимая тому, что ему говорится из уст Божииих. Таким образом, длительное время находясь в бдении вплоть до глубокой ночи, внезапно является с неба ослепительный свет, который наполнил все то место, где он стоял, совершая молитву словно «облако божественной славы». И в этом Божественном Свете молился и его духовный отец и он сам.
Святой Симеон говорит и повторяет, и вполне вероятно не только по причине смиренномудрия, что после первого вкушения божественной благодати он впал в печальную чувственность, если даже не хуже, но затем вновь, по молитвам и руководству святого старца, он мало по малу начал приходить в себя. Достигнув осознания, прежде всего по причине неизреченной милости Божией, которая воззвала к нему, он омывается от грязи, отверзает и вновь освящает ослепшие от страстей свои очи. Содержание двух «Благодарений» (« Εὐχαριστιων»)нам повествует о поразительным образом не оставляющем нас Божественном промысле, который действовал по молитвам его преподобного Старца.
Это краткое удаление его от Бога во время его юности было, в конечном счете, весьма поучительным и назидательным для Святого, к такому выводу приходят всякий, кто улавливает ту духовную атмосферу ранних катехизических наставлений, в которых он побуждает своих монахов-слушателей к покаянию и наставляет о плаче, слезах и смирению. В двадцать четвертом катехизическом наставлении, например, святой Симеон говорит так: «…не может сам собою научиться (делу покаяния), но приходит с большим страхом и трепетом к искусному и опытному мужу , повинуется ему со всяким вниманием и от него наставляется и обучается деланию подвигов добродетели и тому, что должно творить кающемуся». Согласно святому Симеону это составляет главный духовный закон при кафолическом его применении. Каждый христианин, который ищет спасения, ему необходимо усердно умолять Бога молитвой, от всей души и теплыми слезами взывать о том, чтобы Он ему указал «руководителя бесстрастного и святого», человека «добро с силой совершающего пастырское служение». И когда он его обретет, то ему необходимо его слушаться «как самого Христа зрящего и говорящего». И мы похитители безвременной области Предания, могли бы говорить о том, как исповедующий так великость этого личностного, персонального таинства благочестия. Следовательно несравненный божественный дар такого руководителя есть ни что иное как некий образ персонального явления Бога «во плоти»? Для монаха, дыхание такого святого отца становится творческим «живым дуновением», и в данном случае означает и теперь тонкое дуновение Духа Господня, поскольку и он везде и всегда пребывает, явление Бога. Для того, чтобы по достоинству оценить божественные дары, утверждает святой Симеон, которые уникальны и неотъемлемы, необходимо и подчиниться святому и мудрому руководителю, прежде очищение слезами, предварительно обожение мученическим самоотвержением, предварительное шлифование смирением, потому что таким образом делается способным для восприятия божественных действий-энергий, дабы действовать превыше себя и чтобы открыть то, что внутри его.Высокое духовное «состояние», как обыкновенно говорят монахи, Старца Симона Благоговейного отражаются не только на его изречениях, простых советах, но и насыщенных и глубоких, смешанных с опытами «Троичных переживаний» в Духе Святом, что придало ему абсолютный авторитет как наставнику и учителю, но, что весьма характерно, и по причине опытных боговидений блистательного Нетварного Света, которых был удостоен и юный Симеон еще при первых шагах его монашеской жизни и который в некотором роде был даром его Старца…
В своих «Главах» ( Κεφάλαιά), которые являются следствием жизни в кафолической традиции и персонального опыта, святой Симеон также говорит об особой настойчивости, поиске совета и необходимости доброго духовного руководителя. Разнообразные имена, которым он наделяет духовника, является неким указанием на то, как он смотрит на духовного наставника. Он является: игуменом, отцов по Богу и духовным отцом, учителем, крестным отцом, врачем, посредником, пастырем, повелителем, судьей после Бога, брат и любящий своего друга, благий советник, друг и раб Христов, святой муж, божественный возделователь, взирающий, слышащий, чувствующий, зрящий, по духу родивший в сердце Слово, он служит как и мать. Из последних слов выявляется «прежде всего» важность служения духовного руководителя. Он является «родителем» (ὁ γεννήτωρ) , который в качестве необходимого условия должен иметь и быть сам «рожденным свыше» ( ἄνωθεν γεγεννημένος).
Действительно, это личностное «Богорождение» ( Θεοτοκία) является сердцем и душой таинства отношений наставника и пасомого, отца и сына. Уже апостол Павел выявляет особо глубину этого таинства, и никакой иной вопрос так и столько не выделялся, и подчеркивается в высоко парящем богословии четвертого Евангелия возлюбленного ученика Господа. Все пророки до Христа и после Него с необыкновенной честью и любезностью наставляют, что так передаются спасительные дары в Церкви, реальность, которая составляет ее Предание.
Это, конечно же, не означает, что святость в Церкви, Божественные Таинства Крещения, Миропомазания и, прежде всего, Евхаристии могут быть заменены харизматической монашеской жизнью. Однако же и без этого добавления мистики, откуда исходит послушание в познании Бога, которое оплодотворяет семя благодати Крещения, даже и божественные Таинства Церкви остаются «бездейственными«( ἀνενέργητα). Только тогда кто-то начинает свое подлинное житие, существование, когда он становится сыном одного отца, когда он связуется с отцом посредством послушания. Способ, с помощью которого святой Симеон излагает это таинство, в особенности в гимнах и письмах, отличается дерзновенностью, »реалистически-сомволическим« описанием стенаний, мук, происходящих при чревоношении после зачатия семени Слова, то есть при принятии учения отца в сердце его ученика. В чистых духовных отношениях двух душ наставник одевается во образ Христа, и ученик видит Христа в «его Отце». Да, некоторым образом, Христос является и этим «Отцом».
В душе ученика Отец, «Христос в Духе», рождает слезы покаяния и скорби, но печали боготворящей. И это не может быть иначе. Христос это изначальное Слово и Творец. Но «пока Христос не изобразится в нас» и излияние любви не препобедит телесные и душевные страсти, духовный отец должен как бы «рождать», должен все это – каяться и изливать повседневные слезы, рыдать и усердно претерпевать боль ради своего «чада». «Бестелесное» и богоугодное рождение «зачавшегося Христа» в сердце ученика, конечно же, в нем происходит чувственным образом. Однако же неописуемые боли «чревоношения» ( κυοφορίας) отца ученик часто не ощущает, и он также не подозревает и того насколько страдает его учитель. Тот, кто когда отворачивается, питает отвращение или надлежащим образом не питает благоговение или отрекается от своего отца, таково прп. Симеон Новый Богослов рассматривает как отрекающегося от Христа, как мертвеца и уже впадающего в вечную муку, точно также как и наоборот, тот, кто всецело являет послушание отцу, удостаивается воскресения и вечной жизни.
Святой Симеон не был всецело чужд страданиям и душевным болям духовных чад. Его сердце, присполненное отеческой любовью ( γεμάτη στοργὴ) и его богодухновенное его руководство ( ἡ θεόπνευστη παιδαγωγία) встречало противодействие и не так уж мало и редко противодействие с насилием уже в самом начале его игуменства. Только благодаря крайней степени терпения и его великому смирению, то есть при содействии на деле Богу и многой любви к Богу, он смог выдержать и перенести страшные боли и горькое разочарование, которые в нем были вызваны поведением многих неблагодарных и слепотствующих его чад. Очень хорошо известнее случай, когда во время утреннего поучения, после исполнения утреннего славословия, тридцать из его монахов раздраженные «бессилием» его высокого учения пришли в ярость, разорвали свои рясы и угрожали ему на него напасть. Скованные спокойствием и непреодолимой любовью прп. Симеона, они обратились вспять, распахнули двери монастыря и обратились к Великой Церкви для того, чтобы заявить о своем гневе Патриарху. Патриарх Сисиний на следующий день призвал св. Симеона, для того чтобы наложить на возмутителей церковные прещения за из бесчинное поведение. Однако же того, оскорбленный отец, обесчещенный и оклеветанный, упал к ногам патриарха в слезах, настойчиво прося не наказывать его чад и прося разрешения вновь вернуть монастырь. Но, в последствии, поскольку восставшие монахи рассеялись по своим собственным домам в Константинополе, он их одного за одним нашел и с несравненным смирением и снисхождением, их возвратил в «стадо словесных овец».
Правило прп. Симеона как игумена в отношении монахов состояло в том, что «то что видете у меня, то также и творите». Если же его снисхождение к согрешающим не знало границ, он не упускал из виду насколько это было бы возможно свою обязанность понуждать всячески монахов к подвигу, он создает условия для их духовного преуспеяния. Его избранного ученика, а в последствии и его преемника игумена Арсения, он весьма строго наставлял и подготавливал всегда с одной целью чтобы он упразднил,отложил «собственную» волю, и ему показал на реальную, действительную свободу и дабы его сконцентрировать на благодатной традиции духовного отцовства. Таким образом и был явлен достойный игумен св. Симеон уже после своего ухода с игументва и с наступлением времени назначения Арсения. Он посвятил ему одну из прекраснейших катехизических бесед на тему непосредственно относящейся к духовному руководителю. Для других добродетельных учеников, как для обессмерченного старца Антония и для прежде Итальянского епископа Иерофея, самого молодого монаха Никифора, но и для мирян – для землевладельца Христофора и купца Ореста, для исихастирия Святой Марины в Халкидоне, он учит их, что Бог вознаграждает самым щедрым образом их веру к святому Симеону как их духовному отцу. Крайняя степень требовательности духовного руководителя имела не иную какую цель, как ввести ученика в желанное спасение. Несомненно, этому предшествовали слезы отца о способном вместить чаде. Все требование духовного восхождения сводится ни к чему иному как к взаимной свободе, истинному и в корне при всецелом подражании Христу. Личная свобода, внутренняя жизни, твердая вера, несомненное послушание, действительное богопознание – все это необходимые стороны для руководителя и ученика.
Последний период жизни св. Симеона характеризуется всецелой и объемлющей и переполненной любовью ко всему миру, к «боголюбивым христианам», монахам и мирянам в равной мере, в особенности к тем, кто испытывает страдания от страстей и одержимым демонами. Божественная любовь и подлинное богословие одновременно составлял уникальное и единственное достояние его существования. Оно представляет собой верх интереса – ибо оно является даже неким элементом его наследия, которое было обнаружено в церковной традиции, начиная с пророков и Апостолов и вплоть до его духовного отца, прп. Симеона Благоговейного. В то время как его отречение от мира было совершеннейшим, он питал непреодолимой любовью пребывающих в мире братьев мирян.
В его биографии имеются многочисленные случаи, касающиеся попечения его о своих благоговейных чадах, мирянах, иногда к бедным и пребывающих в недоумениях, иногда к богатым и официальным лицам, часто занимавших видные посты в общества Царьграда. Его уход на покой от игуменского управления священной обители Маманта, а затем изгнание и ссылка на противоположный берег Босфора и основание исихастирия святой Марины стало поводом для еще одного весьма благородного дара и несомненного дара его духовным чадам, некой совершенным принесением самого себя в жертву.
Однако эти события были для его врагов, прилагавших настойчивые усилия к тому, чтобы ниспровергнуть все его духовное дело, неожиданными. Они не имели в этом успеха. Но и многолетняя ревностная недоброжелательность некоего мудрого сообразно миру сему, синкелла митрополита Никомидийского Стефана, стремившегося ввергнуть святого Симеона в бессильные хитросплетения схоластического богословия также не достигла успеха. Посему то святой, празднуя память своего преподобного отца Симеона Благоговейного столь явным образом никогда не действовал вопреки своей церковной совести и сознанию или не преступал границы традиции Церкви. И в конечном итоге он был оправдан Патриархом и Собором. Патриарх, хотя ранее давал совет праздновать память Симеона Благоговейного, тем не менее, признал как нравственную прямолинейность, так и богословскую правоту действий Нового Богослова. Он даже прислал на праздник свечи и ладан! Как было доказано и показано святой Симеон и после своей кончины действительно является духовным руководителем, который не прекращает быть для своих чад посредником. Он проще сказать становится доступным для всех тех, которые желают, чтобы он был подле престола благодати на все века и ха всех. Это не что иное, как кафоличность Святых в Едином Святом, Едином Господе, Иисусе Христе, единственном вечном Духовном Наставнике.