Статья, составленная преподобным Оптинским старцем Макарием (Ивановым) на основании слова Божия и Писания св. отцов
При первом сем вступлении, человек, конечно, не имеет намерения обратиться на первое мирское жительство, зная, что никтоже возлож руку на рало, и зряй вспять, управлен есть в царствии Божии (Лк. 9:62); но старается навыкать жительству и всем обычаям монастырским; – бывает ин от мирских; иное имея жительство, иное одеяние, иную пищу; почему и называется – иноческое житие, и живущие – иноки. Однако еще не бывает облечен в настоящий иноческий или монашеский образ, до положенного святыми отцами, трехлетнего искуса; по окончании которого, когда усмотрен будет настоятелем достойным к принятию сего образа, облекается в оный, по чиноположению церковному, давая обеты на благочестивое жительство. Сии-то обеты кажутся некоторым страшны, и они отрекаются от принятия монашеского образа, боясь, что преступят оные, забывая, впрочем, что уже сделан ими обет при первом вступлении намерением пожить по заповедям Божиим, которые не одним нам, в монастыре пребывающим, заповеданы, но и всем православным христианам; к непременному их исполнению обязаны мы все обетами, данными при крещении: «сочетаваюся Христу и всем заповедям Его». Обеты сии несравненно важнее даваемых при пострижении в монашество, и никто не может ничем извиниться в преступлении оных. Мы же к оным прилагаем токмо два обета: девство и нестяжание; о чем пишет тот же авва Дорофей: «заповеди Христовы всем христианом дашася, и подлежит всяк христианин хранити их: дани суть, якоже бы кто рекл, Царю должны. Сице убо и отцы, не токмо заповеди сохраниша, но и дары принесоша Богу. Дары же суть девство и нестяжание, сия не суть заповеди, но дарове суть». Если мы обязаны хранить все заповеди Божии, то имеем ли право, живши в монастыре, хотя и не давши еще обетов монашеских, преступать оные заповеди? и, не имея мантии, почитать себя свободными, не сохраняя себя в девстве и нестяжании? Кажется, это ничто иное есть, как ложное мнение, составление своего разума и обольщение себя, служащее как бы некоторым оправданием, но ложным. Не паче ли должно с благоговейною и духовною радостию приступать к сему священному образу, отводящему нас от соблазнов мира и служащему ко укреплению в добродетели.
Паки послушаем святого Дорофея: «Почто убо носим мантию, не имущу рукав, иным всем имущим рукавы, мы почто не имамы? Рукавы подобие суть рук, руце же вземлются в деятельное действо. Егда убо приходит к нам помысл содеяти что руками нашими ветхого человека, яко егда украсти, или ударити или просте каков либо грех сотворити руками нашими, должны есьмы внимати образу нашему, и навыкнути; яко сего ради не имамы рукавы, сиречь, не имамы рук содеяти что ветхого человека». По сему не есть ли сей образ помоществующий к сохранению заповедей? При оной же боязни принятия монашеского образа, говорят, что оного не достоин. Ложное смирение! И опасное отвержение! Послушайте святого Иоанна Лествичника, он говорит: «никто да не нарицает себя быти недостойна обетования иноческого, представляя всуе тяжесть и множество грехопадений и, ради сладострастия своего, да не мнит себе быти достопрезренна, предлагая виною грехи своя. Где находится велия гнилость, тамо и велие врачевание требуется, да истребится гной злосмрадный. Здравии бо врача не требуют. Аще земному царю нас зовущу, и желающу пред Его лицем нам воинствовати, мы ни мало не косним и не отрицаемся от сего подвига, но вся оставльше, поспешно к нему притекаем: то да внимаем себе, да не како Царя царей, Господа господей, и Бога богов, призывающего нас к ангельскому сему чину, по лености и нерадению своему, преслушавше, на страшном оном судищи обрящемся безответны».
Из всего оного видно, что отрицание от монашеского пострижения живших в монастыре, и уже не малое время, не имеет благословного извинения; но может назваться отвержением послушания званию Божию. На слова их: «не могу исполнить монашеских обетов», довольно выше объяснено, что они не хотят уже исполнить и христианских обетов, не упоминая о девстве и нестяжании; но живши в монастыре, хотя и не пострижены, они обязаны исполнять и сии добродетели; когда же не имеют к понесению оных сил, то должны выдти из обители в мирское житие. Они, непринимая мантии, думают успокоить свою совесть сею мнимою свободою, преступая заповеди Божии, и не хотят настояще смириться и считать себя должниками, всегда каяться и сокрушаться пред Богом. Но мнят еще, что хорошо делают, не принимая монашеского образа и возносятся в мыслях пред принявшими оный. Что же значит монашеский образ? Не есть ли он образ покаяния и смирения, всегда напоминающий нам о нашей худости и неможении, и приводящий к смирению. Ибо со смирением и самое исполнение заповедей Божиих, благоугодно бывает Господу, а без оного отвержено, как видим на фарисее.
О монашеском образе Симеон, архиепископ фессалоникский, так пишет: «Велик бо есть сей дар. Царска есть печать сия, второе есть крещение от грехов очищает. Дары подает и благодати. Вооружает и знаменает, отъемлет от враг, цареви представляет и друга сотворяет Его». Выше сего видели вы слова святого Иоанна Лествичника, что за преслушание звания Божия к сему чину, по лености и нерадению, на страшном судище обрящемся безответны. Не призывает ли нас Сам премилосердый Господь, и не облегчает ли наших подвигов и трудов, глаголя: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы: иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть (Мф. 11:28.30). «Но для малодушных, неутвержденных в вере и скудных в ревности по Бозе, мнятся быти не возможны; а истинным Господним ревнителям и имеющим благое произволение, и невозможная возможна бывают благодатию Божиею. Мы, воины Христовы, облекаемся во всеоружие Его, и должны ратоборствовать против невидимых духов злобы (хотя все христиане, и в мире живущие, состоят в сем ополчении, но они более нас находятся в опасности, окружены быв облаком мирской суеты, от какого помрачения не видят своего поражении и пребывают в мнимом успокоении), не можем никуда уклониться от сей духовной брани». «А когда различные искушения, страсти и немощи, и недоумения обымут нас, тогда наипаче должны утверждаться в вере о Господе, и не отчаяватися. Аще бы и тысящу язв на всяк день приял, не повинуйся врагу твоему, дабы отступить от подвига и уклониться во отчаяние. И ежели тебе сие случится, знай, что сатана, завидя твоему доброму произволению, так на тебя вооружился. Ты же токмо не унывай и веруй, и посетит тебя Господь вскоре тайным утешением Своея благодати. Искушения же нам непременно нужны, ибо по слову преподобного Пимена: «знамение монаха во искушениях познавается». Муж же не искушен неискусен; кто же сам искушен быв может искушаемым помощи (Евр. 2:18). А без искуса мы не познаем, в каком находимся устроении и, мнением о себе побеждаясь, более пред Богом согрешаем; боряся со страстьми и видя свою немощь, зазираем себя и невольно смиряемся, чрез что обретаем милость Божию. Прилично к сему напомянуть от слова святого Иоанна Карпафийского, к инокам писанного: «ниже окаявай себе, яко погибающа. Не глаголю бо, яко непорочно живеши, терпя во иноцех, но аще и зело грешен еси: скорбь души твоея и злострадание честнейше есть у Бога, превосходящия житейского добродетели; печаль твоя многая и жаление, и воздыхания, и сетование, и слезы, и мучительство совести, и недоумение помысла, и еже осуждатися мыслию, и рыдание, и плачь ума, и плачевопльствие сердца, и сокрушение, и смущение, и окаявание, и дряхлость, и уничижение, сия вся и таковая, яже множицею случаются в железную пещь искушений ввергаемым, честнейша и благоприятнейша, по превосхождению от благоугождения мирянинова». «Аще бо благочестив и смиренномудр еси, не превозношаяся суетным умением, ниже продерзая, но сокрушен сердцем, и вменяя себе неключима раба быти, и сокрушен духом. Аще таков смиренномудр еси, лучше есть твое, о иноче! прегрешение правды мирских, и нужнейши твоя грехи, паче великого житейских очищения». И святой Исаак Сирин укрепляет находящихся в подвиге, да не уклонятся во отчаяние во время поползновений; чего здесь за обширностию не выписываю, а советую прочести слова его 7-е и 46-е, в коих велию обрящем пользу.
Некоторые указывают на нынешние времена, что оскудевшим наставникам монашеского жительства, и не имевшим примера и наставления, удобь можно поползтися в различные греховные страсти, не имея уставленного отцами духовного окормителя. Однакож и ныне, кто не недугует диавольским недугом (гордостию), по слову святого Иоанна Лествичника и Симеона нового Богослова, всяко обрящет человека, могущего укрепити его во искушении, аще с верою сего поищет; и сам в писания отеческие да вникает и оттуда духовную пользу почерпает. О сем пишет блаженный старец Паисий молдавский: «в нынешния же лютые времена, еже многому плачу и рыданию достойно, до зела таковым наставником оскудевшим, аще кии ревнителие от инок восхотели бы таковым житием, общежительным Богу, угождати. Сам Бог и Божественное учение, преподобных отец онех, общежительных наставников, Божиим промыслом даже и доселе соблюденное, есть учитель и наставник: на неже, аки на онех самех взирающе, внимательне, со страхом Божиим и разумом чтущии, могут отчасти, Божиим поспешеством, к житию их подражатели быти, окормляеми и вразумляеми суще отцем своим не от себе, но от Писания святого, и от тогожде святых отец учения чад своих духовных поучающем. В древния бо времена мнози от святых отец от просвещения благодати Божия, ученики своя поучаху и некнижни суще. В нынешния же времена отнюдь не повелевают святые отцы от себе кому братию поучати: но от Писания Святого, и от учения преподобных отец, котории Духом Святым уведевше тайны и силы Писания Святого, и благодатию его предуразумевше последняя сия времена во иноцех здравому учению и истинным наставником не малое оскудение, темже Духом Святым возбуждаеми, написали святое свое и душеполезное учение, за нашу вечную пользу и окормление, утверждение же и на путь спасения руковождение: егоже и в нынешние времена, со смиренномудрием и страхом Божиим держащеся, не погрешают своего спасения».
По всем вышеписанным причинам никто, из живущих в обители, не может отрицаться от пострижения без погрешения, когда есть на сие воля начальства его. Он отрицается звания Самого небесного Царя, по слову святого Иоанна Лествичника, сколько погрешительно отрицание от монашества по вышеписанным причинам, но несравненно более постыдно, безполезно и погрешительно против воли начальства желать и искать оного, и за неполучение скорбеть; то, дабы убеждения к монашеству отрицающимся не послужили желающим поводом к исканию оного и к извинению своей страсти, предложим к познанию, что сие есть страсть, и ко уврачеванию оной малое рассуждение. Желать монашества не есть предосудительно, яко свержения с себя греховного бремени и взятия на себя благого ига Христова и легкого бремени, но когда не рассуждает настоятель кого постричь, или по другому какому случаю оставлен бывает, то не должно за сие оскорбляться, а предавать воле Божией; видно, Господь не допущает до сего за недостоинство или ко искусу его, или за иную какую вину. Когда кто скорбит за сие, то явно показывается ему его страсть, и что желает монашества не Бога ради, а для честолюбия, или для иеродиаконства, иеромонашества, а после и для начальства; или для мнимого покоя, но все сии предлоги весьма погрешительны и душевредны, что он от помрачения страсти невидит и не понимает; и святые отцы, предостерегая от сего нас, научают, и именно преподобный Никита Стифат, 2-й сотницы в 58 главе, пишет: «что получивших чрез искание председательство, три сии приусрящут: или негодование от Бога на тя найдет, и гнев различными нанесеньми и обстояньми; возратуют бо на тя не человецы точию, но и тварь без мала вся, и будет ти многовоздыханен сей живот; или со многим безчестием от онуду извержен будеши превозмогшими на тя, или умреши не во время твое, отсечен быв настоящия жизни». А к ищущим покоя святой Исаак Сирин говорит в 36-м слове: «не Дух Божий живет в пребывающих в покое, но дух диаволь». В 35-м же слове: «путь Божий крест есть повсядневен: никто же бо на небо взыде со ослабою. Путь бо сей вемы где оканчивается». И не только внешний покой вредит, но даже и о внутреннем мире говорит в 78-м слове: «егда обрящеши на пути твоем мир неизменен, тогда убойся; занеже далече отстоиши от правыя стези, ходимыя страдательными ногами святых; елико бо преходиши путем града царствия, и ко граду Божию приближаешися, сие да будет тебе знамение: крепость искушений сретает тя и елико приближаешися и преуспеваеши, толико искушения умножаются на тя.»
Когда же случится кому желающему монашества, и не улучившему сего, что в тож время постригут какого другого брата, равна ему вступлением, или еще и младши, – то он считает себя уничиженным и обиженным чрез сие; а паче, когда еще и дарование некое имеет: завидует ему и без числа оскорбляется, жалуется другим и им наводит смущение, не внимая, что сие происходит от гордости и есть страсть. Монашеский же образ есть образ смирения, кротости, терпения и послушания, и дается по довольном искусе в сих бывшему. Что же значит искус? Не то ли, что он был искушаем в послушаниях, принимал различные скорби, досады, укоризны, уничижения, озлобления и лишения, с самоукорением, терпением и смирением, коими умягчается его самолюбивое устроение? Хотя и безвинно что случилось претерпеть, должен вменять себе приобретением, служащим его исправлению, а искушающих его считать своими благодетелями. Но в таковых уже ничего из сих не обретается, то надобно рассудить: стоит ли он монашеского образа? При постриге даем обет о терпении всех вышеписанных; но таковый нимало неимея к тому намерения, явно будет лгать, токмо, желая улучить свое хотение из видов честолюбия, и монашеский образ смирения послужит ему к тщеславию и возношению, а прочим на соблазн; другим же на безумное ему ревнование.
Святой Иоанн Лествичник пишет в 4-й степени: «как безаконно и сожаления достойно вырвать хлеб из уст алчущего отрока: равным образом как себе самому, так и подвижнику вредит тот душевный приставник, который никогда не предлагает ему случая получить венцы, каковые, по его примечанию, он заслужить может, либо чрез понесение обид, или безчестий, или уничижения, или посмеяний». Посему, ежели настоятель и оставил бы кого на время ко искусу; или по другому случаю кто не получил монашества, и хотя казалось ему быть презренным и уничиженным, то все должен относить сие к воле Божией, искушающей его, а не к человеческому мудрованию. И люди только оружия Божии, действующие в деле нашего спасения; ибо никто не может нам ничего учинить сопротивного, не попустившу Богу. «Предаваясь же сопротивным помыслам и не получая своего хотения, болезнует, приходит в малодушие и душевное удавление, и еже есть предначинания геенны». Когда случится ему умилением настоятеля собою, или чрез ходатайство других, получить монашеский образ, то таковому в последствии бывает, как выше сказано, мантия весьма тягостна и тесный и прискорбный путь, а не легкое бремя и не благое иго, потому что не дверьми вошел во двор овчий, по прелазя инуду (Ин. 10:1). Будеже не улучит желаемого, то выходит из обители, а как в одном месте не вынес настоящего искуса, и оставил без благословной вины, то и в другом месте еще вящшия сретают его скорби; и он раскаявается поздно и безполезно.
Во избежание всех таковых душевредных страстей, и последствия оных тяжких скорбей, должно возникающим скорбным помыслам о непострижении сопротивляться молитвою, самоукорением и смирением, считая себя последня и худша всех во обители; и объявлять таковые помыслы к кому по духу извещавается, могущему его уврачевати: «да и само то, еже являти злые помыслы отцем, немощнейшими я творит и увядает». (Слово Кассиана к Леонтину, игумену). И тако благодатию Божиею избавльшеся от них, может успокоитися; а пришедшему времени, – по изволению Божию, извещающу о нем начальству, и пострижение приимет не во осуждение, но во спасение.
Некоторые из оставивших мир и пришедших в монастырь на жительство, имеют мнение не принимать монашеского образа, предлагая вину, дабы на неисполнение, данных при пострижении, обетов, не подвергнуться вящшему осуждению. На сие предлагаем следующее рассуждение.
Всяк, оставляющий мир и вступающий в монастырь, имеет непременно какой нибудь предлог и вину своего взшествия, как пишет святой Иоанн Лествичник в 1-й степени: «все, благоохотно оставившии, яже суть века сего, сотвориша сие воистинну или ради будущего царствия, или ради множества грехов, или по любви к Богу; аще же не предлагали себе предметом не единого из предреченных, то таковое отчуждение мира бессловесно». Первый шаг вступления в обитель уже есть обет Богу – примириться Ему покаянием, отвергшись мира, и жить по святым Его заповедям, по словам святого аввы Дорофея: «что есть отвержение мира, еже сотворихом? Отвергается человек мира, сие есть, оставляет мир, и приходит в монастырь, како бы приближитися к Богу и очистити образ, страстьми по святом крещении потемненный. Поразумеша отцы наши, яко в мире суще, неудобь могут исправить добродетели, умыслиша себе странное некое пребывание, глаголю же монашеское житие: и начаша бегати мира и жити в пустынях».
При первом сем вступлении, человек, конечно, не имеет намерения обратиться на первое мирское жительство, зная, что никтоже возлож руку на рало, и зряй вспять, управлен есть в царствии Божии (Лк. 9:62); но старается навыкать жительству и всем обычаям монастырским; – бывает ин от мирских; иное имея жительство, иное одеяние, иную пищу; почему и называется – иноческое житие, и живущие – иноки. Однако еще не бывает облечен в настоящий иноческий или монашеский образ, до положенного святыми отцами, трехлетнего искуса; по окончании которого, когда усмотрен будет настоятелем достойным к принятию сего образа, облекается в оный, по чиноположению церковному, давая обеты на благочестивое жительство. Сии-то обеты кажутся некоторым страшны, и они отрекаются от принятия монашеского образа, боясь, что преступят оные, забывая, впрочем, что уже сделан ими обет при первом вступлении намерением пожить по заповедям Божиим, которые не одним нам, в монастыре пребывающим, заповеданы, но и всем православным христианам; к непременному их исполнению обязаны мы все обетами, данными при крещении: «сочетаваюся Христу и всем заповедям Его». Обеты сии несравненно важнее даваемых при пострижении в монашество, и никто не может ничем извиниться в преступлении оных. Мы же к оным прилагаем токмо два обета: девство и нестяжание; о чем пишет тот же авва Дорофей: «заповеди Христовы всем христианом дашася, и подлежит всяк христианин хранити их: дани суть, якоже бы кто рекл, Царю должны. Сице убо и отцы, не токмо заповеди сохраниша, но и дары принесоша Богу. Дары же суть девство и нестяжание, сия не суть заповеди, но дарове суть». Если мы обязаны хранить все заповеди Божии, то имеем ли право, живши в монастыре, хотя и не давши еще обетов монашеских, преступать оные заповеди? и, не имея мантии, почитать себя свободными, не сохраняя себя в девстве и нестяжании? Кажется, это ничто иное есть, как ложное мнение, составление своего разума и обольщение себя, служащее как бы некоторым оправданием, но ложным. Не паче ли должно с благоговейною и духовною радостию приступать к сему священному образу, отводящему нас от соблазнов мира и служащему ко укреплению в добродетели.
Паки послушаем святого Дорофея: «Почто убо носим мантию, не имущу рукав, иным всем имущим рукавы, мы почто не имамы? Рукавы подобие суть рук, руце же вземлются в деятельное действо. Егда убо приходит к нам помысл содеяти что руками нашими ветхого человека, яко егда украсти, или ударити или просте каков либо грех сотворити руками нашими, должны есьмы внимати образу нашему, и навыкнути; яко сего ради не имамы рукавы, сиречь, не имамы рук содеяти что ветхого человека». По сему не есть ли сей образ помоществующий к сохранению заповедей? При оной же боязни принятия монашеского образа, говорят, что оного не достоин. Ложное смирение! И опасное отвержение! Послушайте святого Иоанна Лествичника, он говорит: «никто да не нарицает себя быти недостойна обетования иноческого, представляя всуе тяжесть и множество грехопадений и, ради сладострастия своего, да не мнит себе быти достопрезренна, предлагая виною грехи своя. Где находится велия гнилость, тамо и велие врачевание требуется, да истребится гной злосмрадный. Здравии бо врача не требуют. Аще земному царю нас зовущу, и желающу пред Его лицем нам воинствовати, мы ни мало не косним и не отрицаемся от сего подвига, но вся оставльше, поспешно к нему притекаем: то да внимаем себе, да не како Царя царей, Господа господей, и Бога богов, призывающего нас к ангельскому сему чину, по лености и нерадению своему, преслушавше, на страшном оном судищи обрящемся безответны».
Из всего оного видно, что отрицание от монашеского пострижения живших в монастыре, и уже не малое время, не имеет благословного извинения; но может назваться отвержением послушания званию Божию. На слова их: «не могу исполнить монашеских обетов», довольно выше объяснено, что они не хотят уже исполнить и христианских обетов, не упоминая о девстве и нестяжании; но живши в монастыре, хотя и не пострижены, они обязаны исполнять и сии добродетели; когда же не имеют к понесению оных сил, то должны выдти из обители в мирское житие. Они, непринимая мантии, думают успокоить свою совесть сею мнимою свободою, преступая заповеди Божии, и не хотят настояще смириться и считать себя должниками, всегда каяться и сокрушаться пред Богом. Но мнят еще, что хорошо делают, не принимая монашеского образа и возносятся в мыслях пред принявшими оный. Что же значит монашеский образ? Не есть ли он образ покаяния и смирения, всегда напоминающий нам о нашей худости и неможении, и приводящий к смирению. Ибо со смирением и самое исполнение заповедей Божиих, благоугодно бывает Господу, а без оного отвержено, как видим на фарисее.
О монашеском образе Симеон, архиепископ фессалоникский, так пишет: «Велик бо есть сей дар. Царска есть печать сия, второе есть крещение от грехов очищает. Дары подает и благодати. Вооружает и знаменает, отъемлет от враг, цареви представляет и друга сотворяет Его». Выше сего видели вы слова святого Иоанна Лествичника, что за преслушание звания Божия к сему чину, по лености и нерадению, на страшном судище обрящемся безответны. Не призывает ли нас Сам премилосердый Господь, и не облегчает ли наших подвигов и трудов, глаголя: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы: иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть (Мф. 11:28.30). «Но для малодушных, неутвержденных в вере и скудных в ревности по Бозе, мнятся быти не возможны; а истинным Господним ревнителям и имеющим благое произволение, и невозможная возможна бывают благодатию Божиею. Мы, воины Христовы, облекаемся во всеоружие Его, и должны ратоборствовать против невидимых духов злобы (хотя все христиане, и в мире живущие, состоят в сем ополчении, но они более нас находятся в опасности, окружены быв облаком мирской суеты, от какого помрачения не видят своего поражении и пребывают в мнимом успокоении), не можем никуда уклониться от сей духовной брани». «А когда различные искушения, страсти и немощи, и недоумения обымут нас, тогда наипаче должны утверждаться в вере о Господе, и не отчаяватися. Аще бы и тысящу язв на всяк день приял, не повинуйся врагу твоему, дабы отступить от подвига и уклониться во отчаяние. И ежели тебе сие случится, знай, что сатана, завидя твоему доброму произволению, так на тебя вооружился. Ты же токмо не унывай и веруй, и посетит тебя Господь вскоре тайным утешением Своея благодати. Искушения же нам непременно нужны, ибо по слову преподобного Пимена: «знамение монаха во искушениях познавается». Муж же не искушен неискусен; кто же сам искушен быв может искушаемым помощи (Евр. 2:18). А без искуса мы не познаем, в каком находимся устроении и, мнением о себе побеждаясь, более пред Богом согрешаем; боряся со страстьми и видя свою немощь, зазираем себя и невольно смиряемся, чрез что обретаем милость Божию. Прилично к сему напомянуть от слова святого Иоанна Карпафийского, к инокам писанного: «ниже окаявай себе, яко погибающа. Не глаголю бо, яко непорочно живеши, терпя во иноцех, но аще и зело грешен еси: скорбь души твоея и злострадание честнейше есть у Бога, превосходящия житейского добродетели; печаль твоя многая и жаление, и воздыхания, и сетование, и слезы, и мучительство совести, и недоумение помысла, и еже осуждатися мыслию, и рыдание, и плачь ума, и плачевопльствие сердца, и сокрушение, и смущение, и окаявание, и дряхлость, и уничижение, сия вся и таковая, яже множицею случаются в железную пещь искушений ввергаемым, честнейша и благоприятнейша, по превосхождению от благоугождения мирянинова». «Аще бо благочестив и смиренномудр еси, не превозношаяся суетным умением, ниже продерзая, но сокрушен сердцем, и вменяя себе неключима раба быти, и сокрушен духом. Аще таков смиренномудр еси, лучше есть твое, о иноче! прегрешение правды мирских, и нужнейши твоя грехи, паче великого житейских очищения». И святой Исаак Сирин укрепляет находящихся в подвиге, да не уклонятся во отчаяние во время поползновений; чего здесь за обширностию не выписываю, а советую прочести слова его 7-е и 46-е, в коих велию обрящем пользу.
Некоторые указывают на нынешние времена, что оскудевшим наставникам монашеского жительства, и не имевшим примера и наставления, удобь можно поползтися в различные греховные страсти, не имея уставленного отцами духовного окормителя. Однакож и ныне, кто не недугует диавольским недугом (гордостию), по слову святого Иоанна Лествичника и Симеона нового Богослова, всяко обрящет человека, могущего укрепити его во искушении, аще с верою сего поищет; и сам в писания отеческие да вникает и оттуда духовную пользу почерпает. О сем пишет блаженный старец Паисий молдавский: «в нынешния же лютые времена, еже многому плачу и рыданию достойно, до зела таковым наставником оскудевшим, аще кии ревнителие от инок восхотели бы таковым житием, общежительным Богу, угождати. Сам Бог и Божественное учение, преподобных отец онех, общежительных наставников, Божиим промыслом даже и доселе соблюденное, есть учитель и наставник: на неже, аки на онех самех взирающе, внимательне, со страхом Божиим и разумом чтущии, могут отчасти, Божиим поспешеством, к житию их подражатели быти, окормляеми и вразумляеми суще отцем своим не от себе, но от Писания святого, и от тогожде святых отец учения чад своих духовных поучающем. В древния бо времена мнози от святых отец от просвещения благодати Божия, ученики своя поучаху и некнижни суще. В нынешния же времена отнюдь не повелевают святые отцы от себе кому братию поучати: но от Писания Святого, и от учения преподобных отец, котории Духом Святым уведевше тайны и силы Писания Святого, и благодатию его предуразумевше последняя сия времена во иноцех здравому учению и истинным наставником не малое оскудение, темже Духом Святым возбуждаеми, написали святое свое и душеполезное учение, за нашу вечную пользу и окормление, утверждение же и на путь спасения руковождение: егоже и в нынешние времена, со смиренномудрием и страхом Божиим держащеся, не погрешают своего спасения».
По всем вышеписанным причинам никто, из живущих в обители, не может отрицаться от пострижения без погрешения, когда есть на сие воля начальства его. Он отрицается звания Самого небесного Царя, по слову святого Иоанна Лествичника, сколько погрешительно отрицание от монашества по вышеписанным причинам, но несравненно более постыдно, безполезно и погрешительно против воли начальства желать и искать оного, и за неполучение скорбеть; то, дабы убеждения к монашеству отрицающимся не послужили желающим поводом к исканию оного и к извинению своей страсти, предложим к познанию, что сие есть страсть, и ко уврачеванию оной малое рассуждение. Желать монашества не есть предосудительно, яко свержения с себя греховного бремени и взятия на себя благого ига Христова и легкого бремени, но когда не рассуждает настоятель кого постричь, или по другому какому случаю оставлен бывает, то не должно за сие оскорбляться, а предавать воле Божией; видно, Господь не допущает до сего за недостоинство или ко искусу его, или за иную какую вину. Когда кто скорбит за сие, то явно показывается ему его страсть, и что желает монашества не Бога ради, а для честолюбия, или для иеродиаконства, иеромонашества, а после и для начальства; или для мнимого покоя, но все сии предлоги весьма погрешительны и душевредны, что он от помрачения страсти невидит и не понимает; и святые отцы, предостерегая от сего нас, научают, и именно преподобный Никита Стифат, 2-й сотницы в 58 главе, пишет: «что получивших чрез искание председательство, три сии приусрящут: или негодование от Бога на тя найдет, и гнев различными нанесеньми и обстояньми; возратуют бо на тя не человецы точию, но и тварь без мала вся, и будет ти многовоздыханен сей живот; или со многим безчестием от онуду извержен будеши превозмогшими на тя, или умреши не во время твое, отсечен быв настоящия жизни». А к ищущим покоя святой Исаак Сирин говорит в 36-м слове: «не Дух Божий живет в пребывающих в покое, но дух диаволь». В 35-м же слове: «путь Божий крест есть повсядневен: никто же бо на небо взыде со ослабою. Путь бо сей вемы где оканчивается». И не только внешний покой вредит, но даже и о внутреннем мире говорит в 78-м слове: «егда обрящеши на пути твоем мир неизменен, тогда убойся; занеже далече отстоиши от правыя стези, ходимыя страдательными ногами святых; елико бо преходиши путем града царствия, и ко граду Божию приближаешися, сие да будет тебе знамение: крепость искушений сретает тя и елико приближаешися и преуспеваеши, толико искушения умножаются на тя.»
Когда же случится кому желающему монашества, и не улучившему сего, что в тож время постригут какого другого брата, равна ему вступлением, или еще и младши, – то он считает себя уничиженным и обиженным чрез сие; а паче, когда еще и дарование некое имеет: завидует ему и без числа оскорбляется, жалуется другим и им наводит смущение, не внимая, что сие происходит от гордости и есть страсть. Монашеский же образ есть образ смирения, кротости, терпения и послушания, и дается по довольном искусе в сих бывшему. Что же значит искус? Не то ли, что он был искушаем в послушаниях, принимал различные скорби, досады, укоризны, уничижения, озлобления и лишения, с самоукорением, терпением и смирением, коими умягчается его самолюбивое устроение? Хотя и безвинно что случилось претерпеть, должен вменять себе приобретением, служащим его исправлению, а искушающих его считать своими благодетелями. Но в таковых уже ничего из сих не обретается, то надобно рассудить: стоит ли он монашеского образа? При постриге даем обет о терпении всех вышеписанных; но таковый нимало неимея к тому намерения, явно будет лгать, токмо, желая улучить свое хотение из видов честолюбия, и монашеский образ смирения послужит ему к тщеславию и возношению, а прочим на соблазн; другим же на безумное ему ревнование.
Святой Иоанн Лествичник пишет в 4-й степени: «как безаконно и сожаления достойно вырвать хлеб из уст алчущего отрока: равным образом как себе самому, так и подвижнику вредит тот душевный приставник, который никогда не предлагает ему случая получить венцы, каковые, по его примечанию, он заслужить может, либо чрез понесение обид, или безчестий, или уничижения, или посмеяний». Посему, ежели настоятель и оставил бы кого на время ко искусу; или по другому случаю кто не получил монашества, и хотя казалось ему быть презренным и уничиженным, то все должен относить сие к воле Божией, искушающей его, а не к человеческому мудрованию. И люди только оружия Божии, действующие в деле нашего спасения; ибо никто не может нам ничего учинить сопротивного, не попустившу Богу. «Предаваясь же сопротивным помыслам и не получая своего хотения, болезнует, приходит в малодушие и душевное удавление, и еже есть предначинания геенны». Когда случится ему умилением настоятеля собою, или чрез ходатайство других, получить монашеский образ, то таковому в последствии бывает, как выше сказано, мантия весьма тягостна и тесный и прискорбный путь, а не легкое бремя и не благое иго, потому что не дверьми вошел во двор овчий, по прелазя инуду (Ин. 10:1). Будеже не улучит желаемого, то выходит из обители, а как в одном месте не вынес настоящего искуса, и оставил без благословной вины, то и в другом месте еще вящшия сретают его скорби; и он раскаявается поздно и безполезно.
Во избежание всех таковых душевредных страстей, и последствия оных тяжких скорбей, должно возникающим скорбным помыслам о непострижении сопротивляться молитвою, самоукорением и смирением, считая себя последня и худша всех во обители; и объявлять таковые помыслы к кому по духу извещавается, могущему его уврачевати: «да и само то, еже являти злые помыслы отцем, немощнейшими я творит и увядает». (Слово Кассиана к Леонтину, игумену). И тако благодатию Божиею избавльшеся от них, может успокоитися; а пришедшему времени, – по изволению Божию, извещающу о нем начальству, и пострижение приимет не во осуждение, но во спасение.