30 октября в 8.20 (10.20 мск) после принятия Святого Таинства Причастия на 83-м году земной жизни почил о Господе высокопреосвященный Амфилохий (Радович), архиепископ Цетиньский, митрополит Черногорско-Приморский и экзарх святого Печского трона.
Он был одним из старейших архиереев Сербской Православной Церкви. Духовно окормлялся у двух великих святых XX века - преподобных Иустина Поповича и Паисия Святогорца. Человек-церковь, небесный человек, наш апостол – такие слова часто можно услышать о митрополите Амфилохии от самых разных людей, и в этом нет преувеличения.
Краткая биография
При монастыре Морача окончил начальную школу. В 1962 году окончил Духовную академию Святого Саввы в Белграде; учился на философском факультете Белградского университета по специальности классическая филология, затем в Берне (Швейцария) и в Риме.
В Греции, где провёл 7 лет, принял монашество и был рукоположён в священника Элладской церкви; защитил докторскую диссертацию, посвящённую святителю Григорию Паламе (на греческом языке).
После окончания учебы будущий митрополит отправляется в Грецию. В Греции Ристо Радович проводит семь лет, там он принимает монашество, в Греческой православной Церкви его рукополагают в священника. В течение своего пребывания в Греции он защищает докторскую диссертацию, посвященную святителю Григорию Паламе (на греческом языке). Год проводит на Святой Горе, откуда его направляют преподавать в Париж в Свято-Сергиевский Институт, а с 1976 г. становится преподавателем на кафедре православной педагогики в Белградской Духовной академии Святого Иоанна Богослова.
В мае 1985 г., после избрания его епископом Банатской епархии, переезжает в Цетине. 30 декабря 1991 г. возведен в сан митрополита Черногорского и Приморского, Зетско-Брдского и Скендерийского и Экзарха Священного трона Печского.
Ввиду госпитализации Патриарха Павла с 13 ноября 2007 года, открывшийся 15 мая 2008 года в Белграде Архиерейский собор Сербской церкви постановил временно передать функции Предстоятеля Священному Синоду во главе с митрополитом Амфилохием.
В день кончины патриарха Павла, 15 ноября 2009 года, на экстренном заседании Священного Синода Сербской Церкви избран местоблюстителем Сербского патриаршего престола.
С 21 мая по 18 ноября 2010 года являлся временным администратором Рашско-Призренской епархии.
В связи с проведением в Белграде 10 октября 2010 года гей-парада, назвал шествие секс-меньшинств «ядом, который разливается по улицам Белграда», добавив, что он «страшнее урана». Митрополит также заявил, что Содом заразил «современную цивилизацию» и «поднялся на пьедестал божества» в связи с чем призвал бойкотировать шествие. Представители ЛГБТ немедленно обвинили митрополита Амфилохия в гомофобии, в связи с чем член комитета по защите прав секс меньшинств Сербии Невена Петрушич потребовала от митрополита извинений в противном случае пригрозив судебным разбирательством.
26 мая 2011 года была образована Буэнос-Айресская епархия, включающая в себя приходы в Южной и Центральной Америке. Администратором новосозданной епархии был назначен архиепископ митрополит Амфилохий.
Был обвинён в попытке разжигания ненависти и проклятия правительства Черногории за фразу «кто уничтожит церковь, да уничтожит Бог его самого и его потомство», в связи с чем 23 июня 2011 года был вызван в суд, который по требованию митрополита перенесён на более позднее время. В случае положительного решения суда, митрополиту грозит штраф.
11 февраля 2015 года в академическом актовом зале ректор Санкт-Петербургской православной духовной академии архиепископ Петергофский Амвросий торжественно вручил митрополиту Черногорско-Приморскому Амфилохию (Радовичу) докторский крест и диплом о присвоении степени почётного доктора Санкт-Петербургской православной духовной академии.
Архиепископ Цетинский, Митрополит Черногории и Экзарх святого Престола города Печ, Амфилохий, после принятия Святых Христовых Таин, почил в Господе в центральном клиническом госпитале Черногории в пятницу, 30 октября, в 8:20 утра, в канун праздника святого Петра Цетинского.
* * *
Митрополит Амфилохий (Радович) владел русским, греческим, итальянским, немецким и французским языками. Член Союза писателей Сербии и Черногории. Автор многих переводов с сербского на греческий и с греческого на сербский, очерков и проповедей. Опубликованные труды митрополита Амфилохия:
- “Тайна Святой Троицы по учению святителя Григория Паламы” (1973; докторская диссертация на греческом языке; издана в 1991)
- “Смысл Литургии” (1974; на греческом)
- “Синаиты и их влияние на духовную жизнь Сербии XIV века” (1981)
- “Духовное движение Филокалии в XVII и начале XIX века” (1982; на греческом)
- “Основы православного воспитания” (Врнячка Баня, 1993)
- “Духовное значение храма Святого Саввы в Белграде (на Врачаре)” (Вршац, 1989)
- “Преподобный Рафаил Банатский”,
- “Возвращение чистоты душевной” (Подгорица, 1992)
- “Святосаввское просветительское предание и просвещённость Досифея Обрадовича” (Врнячка Баня, 1994)
- сборник стихотворений “Агнец Спаситель”
- и др.
"DOSTOJAN"
- фильм о митрополите Черногорско-Приморском Амфилохии (Радовиче), приуроченный к 30 летию архиерейского и 25-летию митрополичьего служения Владыки. На сербском языке. Студия "Острог", 2015 год
1. О внешнем и внутреннем
Человек и мир, в котором он живет, характеризуют постоянное беспокойство и изменчивость. Поэтому человек жаждет и ищет покоя. Как мы знаем, море бывает спокойным в своих глубинах, а не на поверхности, подобно этому по опыту святых подвижников внутренний мир человека и всего творения следует искать в глубинах человека и творения и «по ту сторону» этих глубин. Исихиа и есть именно такой поиск внутреннего покоя, который «превосходит всякий ум». Это не просто спокойствие, обретение спокойного места жизни, но бытийное собирание человеческого существа и жития в свой центр («сердце»); и через это собирание в Боге и Богом, как единственным источником истинного покоя. Лучший перевод слова «исихиа» сделал о. Иустин Попович — «молитвенное безмолвие». Потому что такого собирания можно достичь только верой, покаянием, постом и молитвой. Оно предполагает огромное духовное напряжение и борьбу со страстями, в которых находится первоисточник человеческой рассеяности и разбитости. Когда пророк Моисей молчал, говорит св. Григорий Палама, объясняя этот покой, раздался глас Божий: Моисей, что ты вопиешь ко Мне? (Исх. 14, 15). Такое безмолвие слышнее слов, тишина, которая перерастает в глубинный вопль существа. Кто стяжал такое молитвенное безмолвие, говорит св. Иоанн Лествичник, тот познал глубину тайны.
2. О покаянии
Какая же сила заключена в покаянии, которое мы черпаем в Новом Завете и духовном опыте Церкви, что делает его таким всесильным, и чем путь покаяния отличается от других путей спасения, которые предлагались и предлагаются человеку? Покаяние — это печаль, но печаль ради Бога и оно приносит то, что ветхозаветный пророк называет радость спасения. Человек живет в заколдованном круге «неисцелимой печали». Истина о печали и страдания, действительно, одна из главных «благородных истин», как ее называет Будда, для каждого человеческого существа осознающего смертность и временность. «Рождение — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание, всякое не удовлетворенное желание — страдание». Не слышим ли мы подобное в стоне Иова: Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода. Как античная греческая философия и религия были наполнены «неисцелимой печалью», так и здесь речь идет о неизбывных во все времена печали и страхе, которые — и здесь права современная психология — заключены в самом сердце человеческого исторического бытия. Покаяние, как печаль ради Бога, и есть лекарство от этой убивающей душу «неисцелимой печали». В то время как мирская печаль несет смерть, покаянная печаль ради Бога приносит спасение, это печаль не о каком-то далеком и недоступном Боге, но о Боге, Который приблизился как Царство Небесное, как «мир и радость в Духе Святом», потому она справедливо названа «дочерью надежды» и «очищением совести». Она воскрешает не только человеческий ум, но всего человека: печаль становится радостью, страдание и смерть, самые, казалось бы, бессмысленные реальности человеческой жизни, обретают глубокий смысл и, осмысленные, преображаются в источник нового рождения и вечной жизни. Покаяние приближает к Богу, а Бог исполняет душу радостью, покоем и светом...
3. Об исихии – «молитвенном безмолвии»
Конечно, мы нуждаемся во внешнем благолепии церковной жизни. Но чтобы это было подлинное благолепие, оно должно исходить из внутреннего благолепия. Надо в первую очередь обновлять душу, иначе служба станет лишь ритуалом, красивым для глаз, вызывающим приятные ощущения, но не трогающим человеческую душу, не обновляющим ее.
Нынешняя цивилизация уделяет много внимания внешнему, а дело внутреннего, нравственного возрождения оказывается в забытьи, люди чувствуют духовную пустоту внутри. У христианина и Церкви всегда есть опасность остановиться на внешнем, забыть, что одно внешнее не может принести подлинных плодов... Необходимо в первую очередь возрождать душу, иначе богослужение станет для нас просто красивым ритуалом, вызывающим приятные эмоции, но не тронет по-настоящему, не возродит.
4. О творчестве
Бог – Творец, и мы – сотрудники Божии. Но если через свое творчество мы будем пытаться стать соперниками Бога-Творца, то это уже будет сатанинское творчество. Есть дело и творчество Божие, а есть дело и творчество демоническое. И тут нужно иметь твердое представление о том, что в творчестве золото, серебро, а что – солома, дерево, потому что все пройдет через огонь, как говорит апостол Павел, и останется одно золото. Сама наша жизнь является творчеством, а не только то, что мы пишем или рисуем, и рождение ребенка – это творчество.
Все наше творчество, согласное воле Божией, является продолжением творчества божественного. Соработники ли мы Божии или, прости Господи, соработники демонические? Федор Михайлович Достоевский сказал хорошие слова: «Красота спасет мир». Но режиссер Андрей Тарковский сказал глубже: «Стыд спасет человечество». Есть бесстыдная красота, самая демоническая, но есть красота, которая несет в себе целомудрие, как говорил святой Исаак Сирин, «дух целомудрия, смиренномудрия и любви». На такой красоте и должно утверждаться творчество.
Почему православная иконопись оказывает такое сильное воздействие на людей во всем мире? Я вижу, что и на Западе католиков привлекает византийская икона. А потому, что иконопись сохранила такое целомудрие, в котором присутствует и божественное, и человеческое. Когда эти два начала соединены в равновесии, то божественная красота проявляется через красоту нашего творчества, сохраняя внутреннее целомудрие. Именно на творчество богочеловеческое, целомудренное призывает нас Господь.
– Но все же природа любого человека испорчена грехом, поэтому даже в самое боговдохновенное произведение проникают страсти. Вслушаемся в самую прекрасную музыку Бетховена, Моцарта, Шопена…
Почему православная иконопись оказывает такое сильное воздействие на людей во всем мире? Я вижу, что и на Западе католиков привлекает византийская икона. А потому, что иконопись сохранила такое целомудрие, в котором присутствует и божественное, и человеческое. Когда эти два начала соединены в равновесии, то божественная красота проявляется через красоту нашего творчества, сохраняя внутреннее целомудрие. Именно на творчество богочеловеческое, целомудренное призывает нас Господь.
– Но все же природа любого человека испорчена грехом, поэтому даже в самое боговдохновенное произведение проникают страсти. Вслушаемся в самую прекрасную музыку Бетховена, Моцарта, Шопена…
– Поэтому мы и поем в церкви другую музыку. Поэтому мы и приветствуем в храмах живопись преподобного Андрея Рублева. Мы ощущаем, что когда примешивается страсть человеческая, в этом нет служения Богу. Священное Писание говорит: «Не нам, не нам, Господи, но Тебе создаем хвалу». Если наше творчество по сути своей литургическое, если оно служит не человеческим страстям и гордыне, а служит Богу, то это как приносимая Господу просфора – «сами себе и живот наш Христу Богу предадим». Вот дух подлинного творчества.
– По правде говоря, когда я служу для себя, для своей души, то выбираю церковнославянский – привык с детства. А когда служу с народом, то иду людям навстречу. Но стараюсь убедить их, что они должны учиться церковнославянскому, да и греческому, и древнееврейскому тоже.Я не понимаю, как можно «обоготворять» язык, какой бы ни было – греческий, еврейский, латынь или церковно-славянский. Ведь каждый язык – это сосуд, который должен освящаться святыней Божией. Но, с другой стороны, очень важно, подобно древним переводчикам, выполнять подлинные переводы, а не просто филологические! Кто знает греческий и древние славянские переводы, тот ощущает их внутренне сродство, глубокую верность библейскому слову во всем. В них нет вольнодумия, свойственного сегодняшнему дню. Таким образом, с одной стороны, конечно, надо смиряться перед языками древними, но, с другой стороны, понимать, что язык, погружаясь в соборную стихию Церкви, освящается и приближает людей к евангельскому опыту. Поэтому мы и переводим на английский, на африканские языки...
Опасно провозглашать неприкосновенность языка. Но возможно и должно переводить только тем людям, которые имеют страх Божий и воспринимают дух Божий, дух святоотеческого предания. И всегда лучшие церковные деятели делали лучшие переводы. Когда читаешь переводы нашего отца Иустина (Поповича), то ощущаешь, что в них дышит тот же самый дух, звучит тот же самый ритм. Его перевод верен, но не буквой, а внутренним чутьем.
5. О языках и переводах
– Владыка, в Сербии накоплен уже почти столетний опыт служения на современном языке, переведены Служебник, Псалтирь, отдельные песнопения. Когда, кем и с какой целью был выполнен перевод и каков, на Ваш взгляд, его результат?
Церковнославянский язык – это, как мы говорим, русская редакция древнеславянского языка. Что это значит? Это значит, что современный русский язык ближе древнеславянскому, чем современный болгарский или современный сербский. Русскому человеку нетрудно понять, что поют в Церкви, особенно теперь, когда многие книги печатают современным русским шрифтом. В Сербии же все иначе. Поэтому наша Церковь решила, что лучше перевести тексты на обыкновенный народный диалект с тем, чтобы то, что мы поем и читаем на богослужениях, стало понятно народу. В конце концов, это всегда существовало в Православной Церкви, о чем свидетельствуют древние переводы – сирийский, коптский, грузинский… Церковнославянские книги – это ведь тоже перевод.
Вы знаете, что латиняне в IX столетии отказались от других языков и объявили, что можно проповедовать Евангелие и служить Богу только на трех языках – еврейском, греческом и латыни. А святые братья Кирилл и Мефодий назвали этот подход «триязычной ересью». До сего дня существует опасность сакрализации какого бы то ни было древнего языка. Так что, я думаю, переводить можно. Вероятно, в России сейчас это не нужно, потому что сохраняется близость церковнославянского и русского языков. Но у нас в Сербии это стало насущной потребностью уже в 20-х годы XX столетия. И преподобный Иустин (Попович) первый перевел литургию Иоанна Златоуста и служил ее по-сербски.
Я не понимаю, как можно «обоготворять» язык, какой бы ни было – греческий, еврейский, латынь или церковно-славянский. Ведь каждый язык – это сосуд, который должен освящаться святыней Божией. Но, с другой стороны, очень важно, подобно древним переводчикам, выполнять подлинные переводы, а не просто филологические! Кто знает греческий и древние славянские переводы, тот ощущает их внутренне сродство, глубокую верность библейскому слову во всем. В них нет вольнодумия, свойственного сегодняшнему дню. Таким образом, с одной стороны, конечно, надо смиряться перед языками древними, но, с другой стороны, понимать, что язык, погружаясь в соборную стихию Церкви, освящается и приближает людей к евангельскому опыту. Поэтому мы и переводим на английский, на африканские языки...
Опасно провозглашать неприкосновенность языка. Но возможно и должно переводить только тем людям, которые имеют страх Божий и воспринимают дух Божий, дух святоотеческого предания. И всегда лучшие церковные деятели делали лучшие переводы. Когда читаешь переводы нашего отца Иустина (Поповича), то ощущаешь, что в них дышит тот же самый дух, звучит тот же самый ритм. Его перевод верен, но не буквой, а внутренним чутьем.
– Но все же, Владыка, каждый язык «развивается» в сторону своего упрощения. Не кажется ли Вам, что не вполне уместно этот упрощенный повседневный язык привносить в Церковь?
– Конечно, надо и язык возрождать. Язык нуждается в покаянии, как и человек, который говорит этим языком. Одной филологией не обойдешься. Можно перевести очень точно, «лингвистически» точно, но при этом будет ощущение, что здесь что-то не то. Поэтому переводчику нужно много мудрости и терпения, дерзновения и смирения церковного.
– А Вашему сердцу, Владыка, какое богослужение ближе?
Опасно провозглашать неприкосновенность языка. Но возможно и должно переводить только тем людям, которые имеют страх Божий и воспринимают дух Божий, дух святоотеческого предания. И всегда лучшие церковные деятели делали лучшие переводы. Когда читаешь переводы нашего отца Иустина (Поповича), то ощущаешь, что в них дышит тот же самый дух, звучит тот же самый ритм. Его перевод верен, но не буквой, а внутренним чутьем.
6. О принятии монашества
– А как родители, как мама встретила Ваше решение принять монашество?
– Ну, как мама? Знаю только одну, может быть, двух матерей, обе гречанки, которые с радостью благословили своих сыновей уйти на Святую Гору. У нас не знаю ни одной, и моя мать не исключение.
Однажды, когда я уже закончил семинарию и поступил в университет, мы сидели с ней где-то на Мораче, и она меня спросила: «Детка, что думаешь делать, когда закончишь учебу?» – «Ну, – говорю (я тогда еще только размышлял, еще не принял решение о монашестве, но сказал так, как бы в шутку), – пойду в монахи». – «Не пойдешь, не дай Бог в монахи!»
А я ответил: «Вот у тебя еще две дочери, шестеро сыновей, все они тебе народят внуков и правнуков, а этого отпусти идти своей дорогой». – «Ох, Господи, матери радость от каждого и утешение».
И все-таки она приняла мое решение, не переубеждала....
7. Разные высказывания
...Истинно духовные люди меньше всего говорят о духовности. Люди, у которых есть жажда духовности, – и это положительная сторона, – они о ней говорят, пишут, то есть, можно сказать, как бы восполняют недостаток духовности в себе разговорами о духовности.
...Вера развивается через смирение, через дух покаяния, через сознание своего недостоинства – что бы мы ни сделали, надо смиряться. Самое опасное для христианина — самонадеянность. А в нас часто бывает очень силен этот дух фарисейства, а духа смирения нет.
...И самое главное – вера в милость Божью. «Милость Твоя поженет мя во вся дни живота моего», — Господи, как это глубоко! Это самое важное.
...И самое главное – вера в милость Божью. «Милость Твоя поженет мя во вся дни живота моего», — Господи, как это глубоко! Это самое важное.
