Предисловие на изъяснение Псалтири почтеннейшего из философов Г. Евфимия Зигабена, монаха
Кто дал бытие Псалтыри? – Задача и цель псалмов – Высокое значение и польза Псалтири – Кто написал псалмы? – Объяснение разных терминов, употребляемых в Псалтири – О собрании псалмов в одну книгу, о начальниках хоров и о музыкальных еврейских инструментах – Порядок псалмов – О переводах Псалтири – О пении псалмов
Бытие настоящей книге псалмов, говоря вообще, дал пророк Давид, отрок Божий, как именует его сам Бог: «и защищу город сей ради меня и Давида отрока моего» (4 Цар. 20:6), отец Сына Божия по плоти, как сказано: «книга родства Иисуса Христа Сына Давидова» (Матф. 1:1). А чтобы в кратких словах заключить другие частные его названия, скажем так: отец книги сей есть Давид, который один после Авраама был отцем народов, – наш собственный Орфей – певец; первый краснописец добродетелей; – Давид, первый провозвестник трех лиц в едином Божестве, пастырь и отличный воин, пророк и вместе царь, – Давид, сделавшийся сердцем, языком и пером первого Царя – Царя неба, снискавший все добродетели, которые делают человека Богом и относятся к человеку.
Глава 1. Кто дал бытие Псалтыри?
Бытие настоящей книге псалмов, говоря вообще, дал пророк Давид, отрок Божий, как именует его сам Бог: «и защищу город сей ради меня и Давида отрока моего» (4 Цар. 20:6), отец Сына Божия по плоти, как сказано: «книга родства Иисуса Христа Сына Давидова» (Матф. 1:1). А чтобы в кратких словах заключить другие частные его названия, скажем так: отец книги сей есть Давид, который один после Авраама был отцем народов, – наш собственный Орфей – певец; первый краснописец добродетелей; – Давид, первый провозвестник трех лиц в едином Божестве, пастырь и отличный воин, пророк и вместе царь, – Давид, сделавшийся сердцем, языком и пером первого Царя – Царя неба, снискавший все добродетели, которые делают человека Богом и относятся к человеку.
Сей по истине великий Давид был сын Иессея, – младший прочих братьев своих, не видный собою, но прекрасный по душе и божественными дарами богаче и разнообразнее всех военачальников, пророков и законодателей; кротчайший по духу и добрейший по природе, мужественнейший душею и крепчайший телом; сам в себе начальнейший, а для других общительнейший, самого высокого и вместе самого скромного и простого образа мыслей и в то же время самого многообразного, приятный нравом, быстрый в слове, великий умом, восторженный в созерцании существ и особенно в созерцании Бога, самонаученный и Богонаученный, всецело весь орудие Духа. Но минуя прочие совершенства его, скажу в похвалу его только о двух – мудрости и мужестве его.
О мудрости своей глубокомысленнее и яснее всякого говорит сам Давид: «руки мои сделали орган, и персты мои устроили псалтирь» (в псалме: «Я был меньший между братьями моими»). Так мудрость есть не что иное, как гармония слов и дел. Да и между словесными науками наука стройности есть самый лучший и высший предмет философии; потому что она соглашает и себя и все части красоты философии как с собою, так и одну с другою, есть согласие, или сходство во всем. И так, кто чувствует в себе знание стройности, тот, говоря другими словами, чувствует в себе созерцание всего сущего. Давид руки и силу своего делания употребил на орган, а персты и знание стройности – на псалтирь; потому что орган проще и грубее, а псалтирь искуснее и тоньше и следовательно требует тончайшего знания. В высшем смысле под руками мы должны разуметь деятельную добродетель, которая составляет, как бы орган, добродетельную, стройную и согласную сама с собою жизнь, а под перстами – умозрительнейшие начала и причины, как составляющие в виде псалтири, умственный суд разума, который получает свыше от божественной благодати вдохновение и (как бы) бряцание, и при помощи высшего начала, т.е. Св. Духа, составляет песни.
В другой части псалмов он же говорит: «то, что было неизвестно и сокрыто в мудрости твоей, Ты открыл мне» (Пс.50:8). Удивительная похвала! Царь-пророк показывал сими словами, что он имел не только знание видимых тварей, но и разумение неизреченных тайн, какова та, что Бог есть Троица и единица, что Сын Божий имел быть человеком. Опять в другом месте говорит: «более всех Ты умудрил меня твоею заповедью» (Псал.118:98); а это он говорит о деятельной своей добродетели, по которой он имел первенство пред другими. Но этого довольно о мудрости Давида.
О мужестве он также свидетельствует сам: «изыдох в сретение иноплеменнику»(филистимлянину) «и проклят мя идолы своими: аз же исторгнув меч от него, обезглавих его, и отях поношение от сынов израилевых» (Пс.151, 1Цар. 17:43). Заметь, читатель, не только мужество Давида, но и гораздо больше, кротость и смирение. Вместо того, чтобы сказать здесь о многом и о великом, что могло бы составить похвалу ему, т.е. о множестве иноплеменных врагов, о дерзости их, вооружении, военном искусстве и приготовлении, о наглости оного великана, или лучше слона, об опытности, мужестве, величине тела его, робости иудеев, беспокойстве народа, недоумении самого царя, Саула; вместо того, чтобы сказать, что страшились филистимлянина Голиафа все, и вожди и воины, и молодые и старые, и что он хотя был моложе всех по возрасту, малого роста, без всякого оружия и неопытен в бранях, вышел однако против врага смело, почитая его не более, как мертвым, высоким столбом, столь великого зверя победил самым легким образом и его собственным мечем отнял голову от тела, и таким образом рассеял всякий страх иудеев, прекратил вопль и спас как войско, так и царя, гробы предков, законы отеческие, храмы родителей и всякий род и возраст, хотя, говорю, столь многое и великое мог сказать в похвалу свою, Давид, не смотря на сие, по своей скромности, не произнес ничего великого, но самым кротким и смиренным образом рассказывает о мужественном единоборстве своем с Голиафом.
Таких однакож совершенств и столь великий Давид (не стану распространять слова подробным повествованием о каждом из великих его дел) уничижается самим отцом своим в начале – Иессеем (ибо он смотрел на одну только видимую телесную малость Давида), низводится в должность пастыря овец и пастыря не совершенного, но весьма несовершенного, – ходившего в след дойных и рождавших овец, что составляет занятие несовершенных и весьма малых пастырей. Столько-то отец Давида унизил его! Но Бог усыновляет его свыше, и как царского сына поставил прежде в таком состоянии, в котором он мог над бессловесными животными изучиться пастырству или науке царя, которую после он имел употребить в действие над людьми. Он наперед упражнял его в бодрствовании, в сражении, в терпении опасностей за стадо, в противоборствовании львам, медведицам, хищникам, голоду, холоду, зною, предшествовать стаду, выводить на пастбища, под тень, к источникам, к рекам, равным образом сзывать и сгонять в одно место посредством жезла, голоса, пения, рожка; развлекать и устрашать; назначать образ жизни, предохранять от опасностей и лечить; и целью всего этого было, чтоб овцы оказались откормленным, здоровыми и бодрыми. Но зачем долго откладывать? По прошествии малого времени приходит пророк Самуил в дом Иессея для помазания Давида в цари. Требуется на лице имевший быть помазанником. Входит лик других детей Иессея, многочисленный, красивый, блистательный. Поднимается на них рог с елеем, но Бог его поднимает выше, и их не одобряет, соответственно тому, как Иессей не одобрял Давида, уничижая уничижавшегося. За сим представляется и он, и тотчас помазывается в царя и пророка, елеем из рога и елеем Духа. А это было образом Христа Спасителя, который после помазан Богом в царя по человечеству. Что ж после этого? Наступает война с филистимлянами, война страшная, тяжелая; расстроились дела, как у царя, так и у народа. Но является сам освободитель, пророк вместе и царь. Снова на него не обращают внимания, снова отвергают его и снова он превосходит своим терпением братьев своих, ответом – Саула, мужеством – Голиафа и всех вместе, тех, которые были прежде его и тех, которые были после него, – этим безмерным исполинским сражением. И один спасает, явившись для всех и за всех, и больше всех. Что же потом? Давид советуется с Саулом, вместе сражается и вместе с ним побеждает врагов, или лучше сказать сам восполняет недостатки Саула, и чувственных врагов побеждает оружием, а мысленного врага, т.е. демона, угнетавшего Саула, стройною песнею духа, венчается, прославляется всеми и более всех девается предметом песни и похвалы в устах жен; превозносится и прославляется от всех и над всеми; женщины поют ему песни: «поразил Саул тысячами своими, а Давид десятью тысячами» (1Цар. 18:7). За сие снова подвергается зависти, снова преследуется, скрывается, окружается и сам окружающего окружает; не пользуется случаем отмстить Саулу; не заботится об окончании войны; не мстит врагу, но даже помогает ему, убегая и боясь не того, чтобы самому не потерпеть чего-нибудь дурного, но того, чтобы не сделать Саулу чего-нибудь такого, от чего сам боялся пострадать от него. И так соединил эти противоположности вместе, т. е. кротость и храбрость, что мужество его было больше, чем у всех других, а кротость больше самого мужества. Что ж еще осталось? Давид царствует, пророчествует, свидетельствует о Боге и свидетельствуется Богом, – получает свидетельство от Бога, что престол его будет вечен и что он получит в наследство мир, превзойдет звезды множеством и славою чад своих. Потом, о несчастье! какая перемена! Избранный внезапно становится любодеем, пророк падает в безумие, богоносец неистовствует от плотской любви, истинный делается коварным, пастырь – похитителем, спаситель – человекоубийцею. Отсюда проистекают перемена в мыслях его и преступление; с сего времени происходит прекращение музыкальных тонов; здесь перемена жизни и море зол, здесь получавший вдохновение от Бога, не только лишается вдохновения свыше, но и отец лишается детей, и дети становятся одни нечестивцами и сестрорастлителями, а другие – еще нечестивее, братоубийцами и отцеубийцами; царь становится скитальцем, неустрашимый воин – беглецом, пастырь – горным бродягою, наконец весь знаменитый дом оный и престол становится поверженным на землю. Здесь голод, изнурение и страшное раскаяние в соделаном; здесь новая, троякая и ежедневная жертва; слезные ночные излияния, сокрушения и вздохи сердечные, постоянная молитваи исповедь устами; то раны, а это лекарства, или прижигания, или даже совершенные отнятия поврежденных частей.
Но главный предмет рассказа между тем почти забежал далеко вперед, а слово, которому должно всегда следовать по пятам за ним, замедлило. После грехопадения снова стоит пророк подле пророка совершенно так, как врач около заболевшего и незнающего как себе помочь врача. И как в прежнее время приступал помазатель, так теперь приступает готовый отнять не только достоинство (помазанника), но и самый дух (сообщаемый чрез помазание), в случае если бы тот (Давид) поступил в чем-нибудь неправильно относительно лечения, т. е. если бы или закрыл рану, или нерадел бы о ее исследовании. Тут же стоит рядом и исполнитель этого самого наказания; точно так, как в прежнее время являлся он стражем и сильным помощником, так теперь является ангелом отмщения, готовым поразить мечом, если тот произнесши на самого себя обвинение, не разрешит своим приговором приговора Божия. Таким образом здесь были: представитель справедливости (Нафан) и ангел мститель, и потом нелицеприятный судия (Давид), который произнес на самого себя приговор, и который вырвал стрелу гораздо быстрее того, нежели как впускал, чем принимал ее, и наконец Бог, который не только затянул, но и заживил рану так, что от нее не осталось никакого следа. Ведь Он не только извинил, но и простил грех. Опять дарование, опять дух, опять музыка и пение, снова власть над всеми, и обетования, как относительно того, чтобы он был «в сына» Богу, так и относительно того, чтобы Бог был «в отца» ему.
Глава 2. Задача и цель псалмов
Давид, с одной стороны многое перенесши в жизни, с другой – многое приведший в порядок, испытавший бесчисленные перемены с собою, всю историю о себе и эти внезапные перемены, бывшие с ним, излагает в книге псалмов. Вот некоторым образом первая задача и цель его труда. Во вторых самое важное, что имеется здесь в виду, это изъяснение археологии (древностей), и не только еврейского народа, но даже и древнейшей. Так во многих псалмах своих он рассказывает с большими подробностями о рождении патриархов, о их занятии, странствовании, переселении, о переходе в Египет, рабстве, исшествии из Египта, о законодательстве, о скинии, священстве, о численности народа, о повторении закона, о Иисусе Навине, разделении обетованной земли, о судиях, царях, и о последующих за тем событиях. В третьих, в ней содержится исследование природы, т. е. говорится о небе и о том, что в нем находится, о земле и о том, что находится на земле, о животных, о стихиях, и вообще о всем творении Божием. В четвертых, здесь содержится пророчество о Спасителе, яснее всего о домостроительстве, о том, сколь оно было велико относительно Девы, сколь велико относительно воплощения, относительно даров, принесенных волхвами, бегства в Египет, возвращения оттуда, выступления на проповедь, учения, чудотворений, относительно синагоги, относительно зависти, коварного замысла на жизнь, предания, отведения в темницу, бичеваний, осмеяний, относительно креста, прободения рук и ног, разделения одежд по жребию, горького вкушения, испущения духа, гроба, воскресения, вознесения на небо, седения одесную, победы и царства над всем и над всеми. В пятых, в ней излагается о том, что было и будет после описанного выше, т.е. о призвании язычников, прославлении учеников, чудесах, подчинении вселенной евангелию, утверждении и возрастании Церкви, побед римлян, пленении иудеев, о том, что относится до второго и страшного пришествия Спасителя, и как оно ужасно в отношении будущего всеобщего воскресения, и суда, и воздаяния. В шестых, содержится богословствование об Отце, Сыне, и Духе. В седьмых, говорится о разумных тварях, т. е. об ангелах и демонах, об уме, о душе, о душевных способностях и наклонностях. В восьмых о том, каково должно быть нравственное воспитание, о добродетели, о зле, и подобных предметах. В девятых, о помыслах, о кознях демонов и о свойствах их, о врачевании страстей, о борьбе с ними и об искусстве борца. В десятых, в ней предлагается самое основательное и самое возвышенное учение о заповедях, не многим чем уступающее евангельским предписаниям.
Глава 3. Высокое значение и польза Псалтири
Вот общие отделы содержания псалмов, приведенные выше в числе десяти, они обнимают собою все содержание псалмов. Есть также и другие частнейшие подразделения их, каковы например: псалмы хвалебные, псалмы благодарственные, псалмы содержащие прошение или молитву о даровании просимого, утешительные, содержание побуждение к деятельности и наконец псалмы, содержащие искусство или правила добродетельной жизни; именно они не только побуждают делать или не делать то или иное, но и предлагают совет как относительно способа, так и времени деятельности. Кратко сказать, книга псалмов – это общедоступная лечебница, где излечивается всякая болезнь, – это верное врачебное средство; и что весьма достойно удивления, так это то, что слова ее приличествуют всем людям – особенность, свойственная одной этой книге. И действительно, нет в людях ни такого действия, ни такого намерения, ни такой страсти, ни такого помышления, против которого не нашел бы здесь кто-либо врачевания. Подлинно она представляет изобилие всякого созерцания и правил жизни; это общественная сокровищница наставлений, содержащая в себе при этом только то, что полезно. Ведь она и раны – уже застарелые – излечивает, и человеку только что раненному доставляет быстрое облегчение от боли; вместе с тем она предохраняет также от повреждений неповрежденное еще и вообще уничтожает всякое страдание; и все это совершается в соединении с каким-то отрадным успокоением и благоразумным ласканием, чтобы посредством ласкавости и мягкости речи, когда за этою ласкавостью и мягкостью для нас становится как бы не заметным слышимое нами, мы восприняли в себя пользу от этих слов. Это подобно тому как делают опытные врачи, которые при слишком острых лекарствах обмазывают медом тот сосуд, в котором дается лекарство больному. Точно так и мы, когда поем псалмы, то по-видимому издаем только звуки и произносим слова, на самом же деле назидаем наши души и поддерживаем ненарушимую память божественных слов. Псалом есть собеседование с Богом; он приближает к нам ангелов, отгоняет от нас бесов, возбуждает ясное настроение в душе, облегчает дневные труды наши, служит средством к защищению нас от ночных страхов, для начинающих учение – он есть самое первое и основное наставление, для успевающих в учении – он приращение познаний, для оканчивающих его – он- утверждение в приобретенных познаниях; псалом, это – неодолимый щит, самое лучшее украшение для царей и подданных, как-то: начальников и находящихся под начальством, для воинов и для людей вовсе не знакомых с военным искусством, для образованных и не образованных, для отшельников и для людей принимающих участие в делах государственных, для священников и мирян, для живущих на суше и островитян, для земледельцев и мореплавателей, для ремесленников и не знающих вовсе никакого ремесла, для мужчин и женщин, для старцев и юношей, для людей всякого происхождения, возраста, положения в свете, для людей всякой профессии, – украшение как вообще, так и в частности и даже в каждую минуту, как у себя дома, так равно и в собрании, в храме, на поле, в пустыне, в дороге и вообще всюду; коротко сказать, псалом для человека это – совершенно то же, что веяние воздуха, или разлитие света, или употребление огня и воды, или вообще что-нибудь такое, что всякому и необходимо и полезно. И в высшей степени достойно удивления то, что работающие, не отвлекаясь пением псалмов от своей работы, облегчают однакоже этим ее трудность; цель же всего этого одна, именно та, чтобы сделаться добрым учеником сих вещей, и мудрым совершителем, и даже подобным Богу.
Так, мы достаточно сказали о том, каковы цели этой книгии какие они именно, какова ее польза и какое ее назначение. Далее следует сказать нам о том, действительно ли Давидом и им ли одним написана вся книга псалмов; о том, какое носит она название; о том, что такое псалтирь (ψαλτιριον), что есть псалтос (ψαλτος), что такое псалом (ψαλμος), что такое псалмопевец (ψαλμωδος), что такое диапсалма (διαψαλμα), что такое песнь (ωδη), что есть гимн (υμνος) что такое хвала, что такое исповедание, что такое молитва и что такое обет, что есть песнь псалма и что есть псалом песни; о том, сколько именно псалмов и почему их столько, кем именно собраны они в одну книгу; о том, сколько было начальников пения, сколько хоров и по сколько было в хоре певцов, и почему столько было хоров, и по сколько именно было певцов в каждом хоре; о том, чем отличается псалтирь от других музыкальных инструментов, какой порядок псалмов, какая причина встречающейся по местам неясности во многих псалмах; о том, сколько было переводов св. Писания с еврейского языка на греческий и кем они были сделаны, для чего введено было пение, почему о Духе Святом, когда Он один, говорится в псалмах то в единственном, то во множественном числе. Теперь следует сказать о деле подробнее, и первее всего о том, что поставлено у нас в начале.
Глава 4. Кто написал псалмы?
Говорят, что не один Давид написал все псалмы, но что есть между ними и такие, которые написаны будто бы то Идифумом, то сынами Кореевыми, то Асафом, то Ефамом, также Еманом израильтянином, а один псалом, говорят, написан даже Моисеем, некоторые – Соломоном. А открывается, говорят, это из надписаний псалмов. В одну же книгу псалмы собраны, говорят, Ездрою, после плена вавилонского. Надписываются же многие псалмы только словом «Аллилуиа», иные же носят какое-либо надписание (более или менее определенное), но без имени автора, другие напротив никак не надписаны. Потому-то и весь этот сборник псалмов назван безразлично «книгою псалмов» (а не псалмами например Давида), как встречаем мы и в книге Деяний апостольских; а это будто бы и значит, что все псалмы не могут быть приписываемы Давиду. «Псалтирью» же книга псалмов называется в не собственном значении, потому что собственно псалтирь(или хвалебник) есть музыкальный инструмент, в виде органа, называемый евреями «навла» (Ναυλα), и получивший это название (псалтирь или хвалебник от «хвалить», греческ. «ψαλλειν», (что значит – разыгрывать на струнном инструменте «навла» псалмы или хвалебные песни, каково и было собственно назначение этого инструмента), подобно тому как молитвенный дом (или молельня) получил свое название от «молиться». Потом это название перенесено не совсем основательно и на книгу, содержащую в себе псалмы. Некоторые же толковники утверждают, – с ними и я согласен, – что напротив все псалмы написаны Давидом, равно как и псалом, надписанный именем Моисея, не Моисею принадлежит, потому что если бы только он действительно принадлежал ему, то в таком случай, по древности своего происхождения, он стоял бы на первом месте в Псалтири, или по крайней мере находился бы в книгах Моисеевых, точно так как находятся в них его песни: одна в книги Исход, другая в книге Числа и третья во Второзаконии; также, говорят, нужно думать и о других псалмах, надписываемых чужим именем (не именем Давида), т. е. что и эти псалмы написаны не другим кем-либо, а именно Давидом. Так точно и два псалма, приписываемые некоторыми толковниками Соломону, если бы только принадлежали ему, то по хронологическому порядку должны бы по крайней мере находиться в книгах Царств, или Паралипоменон, или же по меньшей мере где-нибудь должна бы сохраниться о них заметка, в роде следующей: «изглагола Соломон три тысячи притчей, и быша песней его пять тысящь» (3Цар. 4:32), о псалмах же его в священном Писании вовсе не упоминается. Что касается наконец прочих надписаний, как-то: Идифума, сынов Кореевых, Асафа, Емана, Ефама, то думают, что Давид назначил этим мужам быть начальниками хоров, а избрал он их из колена Левиина и потом по жребию распределил между ними очереди прославлять Бога на различных музыкальных инструментах, – что он будто бы перечислил самые роды инструментов, и назначил каждому из этих певцов особенные псалмы, которые должны быть исполняемы тем или другим хором под музыку. Надписав, таким образом, в частности каждому (из начальников хора) по псалму, он передавал потом псалом этот по принадлежности для исполнения его известным хорам и под известную музыку; между тем другие псалмы (т.е. не надписанные именем кого-либо из начальников хоров) исполнялись всеми хорами вообще и под аккомпанемент целого оркестра. И так как собственно был исполняем каждый псалом, того и имя удержано в надписании псалма. Это открывается также из того, что говорится в книге Паралипоменон, именно: что «Давид устрои в начале хвалити Господа рукою Асафа и братий его» (1Пар.16:7). Открывается впрочем это и из надписания 38 псалма: «в конец, (говорится там) Идифуму, песнь Давиду». Ясно, что Давид сначала написал этот псалом и потом передал его Идифуму для исполнения. Далее и псалом 43 имеет такое надписание: «в конец, сынам Кореевым, псалом Давиду». Точно также и все псалмы, надписанные чужими именами (т. е. не именем Давида), надписываются не «такого-то» (псалом), а «такому-то»; а это ясный знак того, что псалмы эти, написанные Давидом, переданы были им потом собственно для исполнения песни лицами, именами которых они надписаны. А если бы кто возразил нам на это, что равным образом очень многие псалмы имеют надписание и «псалом Давиду»; то на такое возражение мы ответим, что ведь многие надписаны также и «псалом Давида», чего относительно других имен (находящихся в надписаниях псалмов) не встретишь; надписаны же они так для того, чтобы показать нам, что псалмы эти написаны именно Давидом, а не переданы ему от кого-либо(положим, что для исполнения), или посвящены ему кем-либо. И это-то именно (надписание: то «псалом Давиду», то «псалом Давида») и служить причиною спора о писателе псалмов. Псалом же приписываемый Моисею имеет следующее надписание: «Молитва Моисею, человеку Божию», надписание скорее всего, кажется, научающее нас, что псалом этот приличествует тем, которые посредством божественной воды, именно т.е. посредством спасительного крещения соделались людьми Божиими, «Моисей» и значит именно: «от воды взятый», а крещаемые от воды ведь и берутся и получают потом наименование людей Божиих. Что же касается тех псалмов, о которых говорится, что это псалмы Соломона, то мы думаем, что в имени Соломона содержится указание на Иисуса Христа. Так как «Соломон» значит «миротворнейший», а таков именно и есть Иисус Христос, по природе имеющий мир, ибо Он сказал: «мир мой даю вам, мир мой оставляю вам» (Иоан. 14:27). Относительно же псалмов вовсе не имеющих надписаний, должно заметить, что второй (например) псалом во многих еврейских списках псалтири непосредственно соединяется с первым, всякий раз как только не выставляется у них счета псалмам; второй же псалом неоспоримо принадлежит Давиду. А свидетели этого апостолы, обращающееся в книге Деяний К Богу, с словами: «Иже духом Святым усты отца нашего Давида, отрока твоего, рекл еси: вскую шаташася языцы» и так далее (Деян.4:25). Этим указывается вместе с тем и на то, что и первый псалом принадлежит также Давиду. Если же первый и второй, не имеющие на себе никаких надписаний, принадлежат Давиду, то ему же должны принадлежать и все остальные псалмы – без надписаний. Без всякого сомнения и девяносто четвертый псалом принадлежит ему же, как свидетельствует об этом апостол Павел, в послании к Евреям, в следующих словах: «ныне, определяет некоторый день при Давиде, говоря после столь долгого времени, как сказано: «ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших» (Евр.3:8). Псалмы безыменные (т. е. без имени автора, но имеющие однакоже некоторые надписания) принадлежат также Давиду, как научает нас этому первомученик Стефан в книге Деяний; именно он говорит иудеям: «так было до дней Давида, который обрел благодать пред Богом и молил, чтобы найти жилище Богу Иакова» (Деян.7:45 – 46); слова эти заимствованы из 131 псалма, а известно, что это псалом безыменный. Между тем и псалмы, надписываемые только одним словом «аллилуиа», также принадлежат Давиду; так например первый из этих псалмов, именно псалом 104 в книге Паралипоменон приписывается Давиду. Причина же, почему некоторые псалмы вовсе не надписаны, кажется, та, что каждый из этих псалмов был слагаем не во имя только известного какого-либо племени или рода (а вообще для всего человечества); а что есть псалмы безыменные, так это от того, что псалмы эти относятся к самому Господу; словом же «аллилуиа» надписаны некоторые псалмы потому, что содержат они благодарение и прославление Бога. Но об этом сказано достаточно, время поговорить нам и о прочем.
Глава 5. Объяснение разных терминов, употребляемых в Псалтири
"Псалтос» именно значит воспеваемый Бог; а «псалом», это есть стихотворное произведение о Боге и исполнение этого произведения голосом; «псалмопевец» – творец сих вещей; «псалтопевец» – есть хор, поющий это стихотворное произведение; «диапсалма» по всей вероятности означает или перемену мысли, или напева, или некоторую прелюдию к песни, или же озарение в то время поющих от Святаго Духа; ибо все это с точностно было записываемо ими. «Псалом», впрочем, собственно означает такую песнь, которая стройно исполняется голосом с аккомпанементом на псалтири; «песнь» же означает искусное и гармоничное исполнение одним голосом какого-нибудь стихотворного произведения. В смысле несобственном псалом иногда называется песнею, а самая песнь псалмом; но песнь гораздо древнее псалма.
Моисей первый положил начало песни, и за тем она была в употреблении до времен Давида; Давид же первый начал составлять псалмы. Правда, музыкальный инструмент – псалтирь был в употребление еще и ранее Давида, но в ту пору это был инструмент самого простого устройства и имевший слишком частное применение, именно: его употребляли пастухи, чтобы игрою на нем забавлять стада овец. Давид же устроил ее гораздо совершеннее, т. е. более приспособил ее и дал ей новое употребление для прославления игрою на ней Иеговы. «Гимн» – это есть пространное и усиленное славословие, хвала же- краткое хваление; «исповедание» есть самое чистосердечное признание – или в том, что мы сделали доброго, – или же в том, от чего убежали мы злого; далее, «молитва» есть моление о даровании нам чего-либо; «обет» же – добровольное с нашей стороны обещание исполнить что-либо (доброе). А обещаются с славословием, т.е. хвалением, исповеданием, молитвою, обетом во всех этих случаях к Богу. Итак о том, что есть псалом и что – песнь, сказано достаточно. «Песнь» же «псалма», надобно думать, была такая песнь, которая исполнялась сначала музыкою и потом голосом, непосредственно сменявшим музыкальное ее исполнение; «псалом» же «песни» – наоборот. Если бы мы, напрягнув силы нашего тела, подобно струнам настроенной псалтири (музыкального инструмента), стали некоторым образом слегка касаться до них добрыми нашими делами (как музыкант касается находящимся в его руке, плектром до струн псалтири), и ударять, по ним, и явились таким образом совершителями (нового) доброго и вполне согласного (с прежнею нашею деятельностью) поступка, хотя бы и не достигли еще на этот раз до высшего созерцания; то вот это, по законам наведения, был бы псалом. А если бы мы стали созерцать таинства истины, не приготовляя себя к этому созерцанию непосредственно предшествующими ему добрыми делами, а как уже усовершенствованные упражнявшиеся в этом прежде; то это (по тем же законам) была бы песнь, а когда достигали бы созерцания в предшествии нам в этом случае добрых дел; то была бы песнь псалма, как сказано: «возжелав премудрости, соблюди заповеди и Господь подаст ю тебе» (Сирах.1:6). А то был бы псалом песни, когда при ясности в нас созерцания и при сокровенности того, что относится к нравственности, мы переходили бы к совершению этого. Поэтому-то, быть может, псалмы и занимают первое место (в псалтири), а за ними уже следуют песни; так как стремящимся к созерцанию следует восходить до него путем деятельным. Вследствие чего многие песни и помещены в конце (книги псалмов); там же и восхождения или песнь степеней, но псалма между ними нет ни одного, даже в соединении с песнею; так как святые мужи в своих восхождениях (к высшему нравственному совершенству) устремлялись именно к одному только созерцанию.
Глава 6. О собрании псалмов в одну книгу, о начальниках хоров и о музыкальных еврейских инструментах
В одну книгу псалмы собраны были, по мнению одних, Ездрою, по мнению же других – Езекиею; а было их всего сто пятьдесят псалмов. Здесь, кроме обыкновенного счета псалмов, можно усматривать также почитаемое евреями число пятидесятницы, составленное из седмицы седмиц; а равным образом можно усматривать и тайну св. Троицы, чрез прибавление к тем двум числам (т.е. «седмицы» – одно число, «седмиц» – другое) еще единицы (для составления полного числа «пятидесятницы»), ибо св. Троица состоит из одного Божества в трех лицах. Начальников пения было четыре; они управляли четырьмя хорами, по числу четырех стран света, до которых как бы должны были достигать голоса поющих псалмы. Далее, каждый хор состоял из семидесяти двух певцов, как утверждают некоторые читавшие об этом у евреев; а было их столько, по числу языков, которые произошли от смешения при строении вавилонской башни, или вернее от рассеяния. Здесь также содержалось указание и на то, что всякий язык будет воспевать эти псалмы. Некоторые из певцов распевали эти псалмы под звуки трубы, также тимпана, органа, кимвалов или лиры и кифары; псалтирь же, как инструмент царский, Давид удержал за собою. Трубы и рожки были инструменты духовые; лира и кифара – струнные; кимвалы и тимпаны – бряцательные, к ним же относились и все те инструменты, музыка которых походила скорее на какие-то неопределенные звуки, нежели на отчетливые музыкальные тоны. Но псалтирь, которую иногда называют кинирою, также кифарою, и даже лирою, – была инструмент струнный. Притом инструмент был прямой и издаваемые им звуки распространялись по нему сверху вниз; это с тою целью, чтобы и мы старались быть прямыми, т. е. справедливыми и размышляли бы о горнем, становясь таким образом как бы духовною псалтирью, издающею согласные звуки души и тела, которые производятся в нас Св. Духом, как бы искуснейшим каким-нибудь музыкантом. Далее, в верхней части псалтири находились десять колочков подвижных, при помощи которых струны псалтири по желанию играющего и по требованию музыкального тона, могли быть натянуты сильнее или же ослаблены. В правой руке у играющего был плектрон (которым играющий ударял по струнам); левою же рукою слегка дотрагиваясь до струн сверху вниз от колочков, и поворачивая эти колочки туда и сюда, производил разные музыкальные тоны – то высокие, то низкие, а то средние между ними. Десятью струнами, которые были на псалтири, издавались не одинаковые между собою тоны; это научает нас тому, что и мы должны на десяти разнотонных наших струнах, т. е. на пяти душевных силах и на пяти телесных чувствах, воспевать согласную песнь Богу.
Глава 7. Порядок псалмов
Что касается до размещения псалмов в Псалтири, то весьма замечательно, что они поставлены здесь не в том порядке, как были написаны, хотя порядок этот, можно думать, и не случайный какой-либо; но всего вероятнее, он произошел по особенному устроению божественному, не подчиняющемуся последовательному течению времени. Точно так, как вообще в искусствах практических и теоретических иное например делоизобретение и известное распределение самых орудий и правил употребления их, и иное дело пользование ими сообразно с требованиями времени и обстоятельств. Во врачебном например искусстве в одном случае пользующий наперед делает разрез на больном месте, а и в ином случае дает какое-нибудь лекарство, иной раз прикладывает мазь, а другой раз первее всего старается запугать больного, а иной раз, напротив, постарается сказать что-нибудь утешительное; какого-нибудь определенного порядка здесь не наблюдается, а всякий (раз) врач употребляет прежде всего то средство, какое по своей пользе и действию кажется ему пригодным и действенным в том или другом случае. Подобный способ действий называется обыкновенно порядком беспорядочным. Таким точно образом и наш верховный Художник – Дух Святый имел прежде всего попечение, при распределении псалмов, не о том, чтобы оно было верным истории, а заботился единственно о пользе читающих, т. е. чтобы вырезать как бы форму нашей души по данному образу (Образу Божию), отполировать ее потом по требованию законов прекрасного и наконец сделать ее богоподобною. Поэтому-то в первом псалме пророк первее всего старается отклонить нас от нечестия и грехов; затем во втором псалме старается показать нам, чье мы наследие и к кому именно должны мы прилепляться; далее в третьем псалме он предрекает о казнях и злобных нападениях врага на прилепляющихся к Богу; вслед за тем научает нас, как нужно врачевать страсти и как можно избавляться от поражений врага.
Есть впрочем и другое мнение относительно такого распорядка псалмов. Именно: думают, что когда иудеи уклонились от веры в истинного Бога и когда наследованные от отцов нравы стали у них забываться; тогда очень многие св. книги их разорваны были на части и затерялись. Но в последствии времени или Ездра, или Неемия, усердно занявшийся собиранием псалмов, разыскал их не все сразу, а по одному и потому он расположил их в своем сборнике в том порядке, как они были им отысканы и в таком виде издал их, т. е. именно расположил их не по времени написания, а по времени открытия каждого псалма. Есть даже еще и иное объяснение на это. Думают, что псалмы таким образом расположены не в порядке их написания или открытая (при Ездре или Неемии), а вернее применительно к тем дням, в которые (или ради которых) они были написаны сначала. Сказанное поясним примером. Известно, что прежде всего, в порядке времени, было благовещение Архангела пресвятой Деве о рождении от нее Иисуса Христа; потом самое рождение; далее наречение имени и обрезание; за ним принесение Младенца Иисуса во храм и сретение; еще далее по прошествии тридцати лет было крещение Его на Иордане – Богоявление; за тем учение, чудеса, страдания и только после всего этого воскресение; между тем как установленные в память этих событий праздники у нас празднуются в ином порядка и чрез иные промежутки времени, первое всего – положим мы празднуем благовещение, а потом тотчас же воскресение. Замечаешь, читатель, какое большое расстояние времени между воспоминаемыми в эти праздники событиями, с одной стороны, и какая близость между днями, в какие они празднуются, – с другой? Опять за праздником вознесения у нас бывает праздник преображения, потом рождество и после всех этих праздников праздник Богоявления. Замечаешь, какая здесь перестановка событий? И притом, порядок дней в месяцах, остался конечно целым, но за то порядок самых событий здесь в высшей степени не последователен; и произошел некоторым образом как бы порядок без порядка.
Но пора однакоже поговорить нам о том, какая причина встречающейся во многих псалмах неясности, сколько было переводов (св. Писания) с еврейского языка на греческий и кем они были сделаны. Причина встречающейся по местам неясности ветхозаветных писаний заключается в символическом и прообразовательном изображение в них Иисуса Христа и всего относящегося ко Христу и вообще к новой благодати, кроме того в идиоматизмах еврейского языка в сравнении с греческим, – потому что пророки, при передаче своих мыслей пользовались обыкновенно, хотя и не всегда, особенным отличным способом выражения. При том же большею частью они говорили прикровенно, по неверию и ожесточению сердца своих слушателей, что бывало ясным только для немногих избранных святых мужей и что правильным образом было понимаемо только при исполнении пророчеств. Есть наконец и еще одна причина неясности ветхозаветных писаний, это перевод их с еврейского языка на греческий. Ведь всякая вообще речь, когда передается с одного языка (природного) на другой (чужестранный) получает обыкновенно при этом некоторую и неясность. А перевод этот (по времени первый) был сделан при Птолемее Филадельфе, когда управлял он египетским царством. Всех же переводов св. Писания ветхого завета с еврейского языка на греческий было семь.
Но пора однакоже поговорить нам о том, какая причина встречающейся во многих псалмах неясности, сколько было переводов (св. Писания) с еврейского языка на греческий и кем они были сделаны. Причина встречающейся по местам неясности ветхозаветных писаний заключается в символическом и прообразовательном изображение в них Иисуса Христа и всего относящегося ко Христу и вообще к новой благодати, кроме того в идиоматизмах еврейского языка в сравнении с греческим, – потому что пророки, при передаче своих мыслей пользовались обыкновенно, хотя и не всегда, особенным отличным способом выражения. При том же большею частью они говорили прикровенно, по неверию и ожесточению сердца своих слушателей, что бывало ясным только для немногих избранных святых мужей и что правильным образом было понимаемо только при исполнении пророчеств. Есть наконец и еще одна причина неясности ветхозаветных писаний, это перевод их с еврейского языка на греческий. Ведь всякая вообще речь, когда передается с одного языка (природного) на другой (чужестранный) получает обыкновенно при этом некоторую и неясность. А перевод этот (по времени первый) был сделан при Птолемее Филадельфе, когда управлял он египетским царством. Всех же переводов св. Писания ветхого завета с еврейского языка на греческий было семь.
Глава 8. О переводах Псалтири
Первый перевод с еврейского на греческий есть перевод семидесяти; это были евреи, которые выбраны были по числу семидесяти старейших избранных некогда Моисеем и которые, по просьбе упомянутого выше царя, перевели ветхозаветные писания во всем согласно с еврейским их подлинником. Второй перевод был Акиллы Синопского. По происхождению это был понтийский грек; сначала принял он христианство и был крещен в Иерусалиме, но потом оставил христианство и принял иудейство. В это-то именно время он и издал свой перевод св. Писания, в царствование Адриана Прокаженного, спустя 330 лет после перевода семидесяти. Питая ненависть против христиан, он многое исказил при этом в Писании. Третий был перевод Симмаха Самаритянина. Не имея удачи в достижении того почета, какого он добивался у своих, перешел он в иудейство и во второй раз принял обрезание. Питая антипатию к самарянам, он сделал свой перевод божественного Писания с еврейского языка на греческий в царствование императора Севера. Но при этом, из угождения к иудеям, он извратил смысл тех мест Писания, которые относились ко Христу. Перевод Симмаха был издан 56 лет после Акиллы. Четвертый был перевод Феодотиона Ефесского, последователя Маркионовой ереси. Оскорбленный однажды своими единомышленниками он издал в свет свой собственный перевод св. Писания в царствование императора Коммода. Пятый перевод, принадлежащий неизвестному автору, в царствование императора Каракаллы был найден в Иерихоне, спрятанный в одной бочке. Шестой перевод безыменный; открыт он в Никополе вблизи Акциума, в царствование императора Александра Мамея. Седьмой перевод был сделан святым Лукианом, великим подвижником и мучеником. Он сличил все эти изданные до него переводы между собою и с еврейским текстом самым тщательным образом, хотя это стоило ему большого труда, и потом издал собственный перевод, в котором не было как ничего недостающего, так равно и ничего излишнего. Изготовленный таким образом перевод свой св. Лукиан передал христианам. В царствование императора Константина Великого подлинный автограф этого перевода открыт в Никомидии в одной небольшой башне, наглухо со всех сторон замурованной иудеями после страдания св. Лукиана и во время гонения, воздвигнутого Диоклетианом и Максимианом. В своем переводе св. Лукиан следовал семидесяти, и отвергнул испорченное другими переводчиками.
Глава 9. О пении псалмов
Известно, что как свирель сзывает стада, услаждает их своими звуками, подобно тому песня собирает около себя большой кружок людей и доставляет им наслаждение своею мелодией. Такое свое действие песня производит обыкновенно на женщину скорее, чем на мужчину, на несовершеннолетнего не меньше действует, как и на совершеннолетнего, на дикаря не меньше, как и на человека образованного, на невежду не меньше ученого. При том в каждом человеке есть две части души, одна – разумная, другая – не разумная и животная; наслаждение одинаково овладевает тою и другою. Вот почему и было введено в употребление пение псалмов, и при помощи которого та польза, какую приносят человеку самые псалмы, также тесно соединяется с душею человеческою, как полы у одежды соединяются одна с другою застежками. Пение, далее, умеряет острый вкус духовного врачевства, подобно какому-нибудь меду, к ним подмешанному и в них растворенному, полезное делающему вместе с тем и приятным; а известно что то, что нам нравится, гораздо охотнее воспринимается нами и дольше в нас удерживается. Это первая причина введения в употребление пения. Потом, так как диавол посредством наслаждения, обыкновенно скрывающего в себе какой-нибудь коварный его умысел, старается губить человека; то Бог с своей стороны также посредством наслаждения, только не носящего в себе какого-либо коварства и лукавства и искусно приспособленного, вознамерился спасать человека от коварства врага. Это вторая причина, почему вошло в употребление. Третья же причина та, что пение обладает способностью поселять в душе поющих любовь и единомыслие; как голоса их при пении сливаются в один общий тон, так точно объединяются различные мнения поющих и как бы сливаются в один стройный звук одно с другим, и все со всеми. И что другое также способно примирять людей, как общее молитвенное пение, всем равно доступное и возносимое каждым и всеми за каждого и за всех? Кроме того пение имеет огромное влияние на образование характера, на его исправление, на его изменение и упорядочение. И потому-то еще в глубокой древности, были уже известны различного рода песни; так (например) были песни самого невинного свойства и наоборот песни с характером романическим, одни были, далее, такие, которые возбуждали в душе настроение воинственное, другие напротив действовали на нее успокаивающим образом, иные рождали в душе скорбь, другие наоборот радость, некоторые действовали возбуждающим, а иные расслабляющим образом на душу. Говорят, что Пифагор, чрезвычайно любивший одного юношу, как только переменил свою прежнюю флейту на новую, вместе с тем в нем изменились и чувства к прежнему его любимцу. Рассказывают также про другого человека, который будто бы в пылу гнева бросился с мечем на своего противника; но как только заслышал музыку, в нем тот-час же пропал гневный порыв. О Тимофее также сохранилось следующее сказание: раз во время одного пира и среди общего веселья, когда запел он громко и высоким голосом известную песнь, то возбудил этою песнью в душе Македонского такую отвагу, что тот немедленно поднялся с своего места, оделся в воинские доспехи и быстро устремился вперед. Пение и песни вообще так сродны нашей природе, что даже грудных детей, когда они расплачутся, только и можно успокоить этим одним средством; кормилицы обыкновенно начинают напевать им в таких случаях детскии песни, при чем у детей сами собою смыкаются веки и они засыпают. Далее, путешествующие, застигаемые нередко в дороге полуденным зноем, посредством пения облегчают трудность своего пути. Наконец все ремесленники, в то время как работают, поют; так как душа наша, когда начинаем мы занимать ее пением, легче переносит тягости и труды. К чему впрочем распространяться много о людях – существах разумных, если даже лошадей приготовляют к битве игрою на трубе, если и овцы бывают послушны пастушеской свирели, выражают полное свое довольство при ее звуках прыжками, и вследствие этого скорее тучнеют. Подмеченным в некоторых животных подобным услаждением музыкою, охотники пользуются нередко как орудием для ловли их; так единорог есть обычная добыча пения и красоты.
Впрочем те, толковники, которые любят употреблять более ухищренные способы при изъяснении божественного, высказывают в этом случай мнение, будто музыкальностью в пении намекается на гармонию нашей души. А гармония эта, по их мнению, есть своего рода согласие внутренних частей души, т. е. именно различных способностей; о сем мы намерены поговорить подробнее. Самое согласие это есть конечно не иное что, как некоторое как бы созвучие не только разнородного между собою, но и однородного. Чтобы это лучше можно было видеть, мы сделаем применение законов существующих для подобных музыкальных созвучий (или симфоний) к внутренним частям души. В нашей душе одна из ее частей занимает первое место и только начальствует над другими, – это именно часть души разумная; – та же часть души, которая занимает среднее место, то есть чувствовательная, находится с одной стороны в подчинении у первой, с другой – господствует над последнею; а та, что занимает последнее место, то есть желательная, только находится в подчинении у первых двух, но сама она ни над одною частью не господствует. Теперь, созвучие между различными частями нашей души было бы в том именно случае, когда бы с одной стороны ее разумная часть находилась в полном согласии с чувствовательною, как бы ее первая струна с струною среднею, – тон, отсюда происходящий, можно бы назвать тоном самым основным и самым низким, это своего рода кварта, когда бы далее с другой стороны чувствовательная ее часть находилась в согласии с желательною, как бы средняя ее струна с последнею, это будет тон самый крайний и самый высокий! – то же, что квинта (в музыке); наконец если бы сама разумная часть души находилась в согласии с желательною как бы струна первая с последнею, тогда они издавали бы два тона сразу – один самый низкий, другой самый высокий, – это октава. Но если бы нам нужно было сделать сближение между музыкальными струнами и частями души – не по местам и названиям, а по их силам и проявлениям; то в таком случае часть души разумную скорее всего следовало бы назвать среднею струною души; а проявление этой части души в согласии с чувствовательною, как с последнею струною души, – так как это самая высокая и самая крайняя часть души, – соответствовало бы тону квинты; в согласии же с желательною, как бы с самою первою струною, – так как сама она слабее и нежнее этой части, было бы квартою своего рода. От напряжения той части души и ослабления этой, при их взаимном согласии и созвучии, происходит прекраснейшая душевная гармония.
После этого приступаем теперь к частному изъяснению каждого псалма, предпосылая здесь этому изъяснению то общее и необходимое замечание, что не все места в псалмах будут исследоваться нами одним каким-нибудь способом, то есть на основании, положим только одной истории, или только как пророческие, или же согласно (например) с законами аллегории, или наконец сообразно с учетом нравственным; но что часто при изъяснении одного и того же места будут применяемы к делу многие и различные способы. И как в дереве или в семени обыкновенно много разных свойств и проявлений растительной их силы: в дереве есть (например) и корень, и ствол, и ветви, и кора, и листья, и сердцевина, а в семени есть и росток, и стебель, и шелуха, и плод, и притом вместо одного бесчисленный; подобно тому, и даже еще гораздо полнее открывается разнообразие и в действиях св. Духа. И ты, читатель, не поставишь конечно мне в вину того, что встретишь здесь; равным образом прости мне и то, к чему я быть может отнесся не совсем внимательно; так как никто не успевает в этом отношении достойно как следует. Вообще можно сказать, что все псалмы могут иметь приложение к нам самим; так под врагами Христа мы можем разуметь врагов христиан, то есть демонов; под именами Саула и Авессалома и вообще всякого неприязненного человека – самого диавола, а также коварные его замыслы, потом вообще наших утеснителей и гонителей и подоб., т. е. опять именно демонов. Наконец то, что приличествует Давиду, и как помазаннику, и как царю, может приличествовать и каждому из нас в отдельности; ибо как он был помазан елеем власти на царство, так точно и мы помазуемся елеем христианского крещения для царства небесного. О тех же местах в псалмах, которые не могут иметь приложения, мы вообще скажем, что это суть изречения Св. Духа, данные нам вообще для нашего освящения; изречения подобного рода встречаются (например) во втором псалме и в других. О первом псалме заметим, что он как в еврейском подлиннике встречается не надписанным, так и у всех толковников оставлен также без надписания. Между тем это псалом не только нравственный, но и догматический: он не только содержит в себе увещание, чтобы мы были внимательны к божественным глаголам, но и грозит наказанием и мщением людям, исполненным нечестия и грехов.
Впрочем те, толковники, которые любят употреблять более ухищренные способы при изъяснении божественного, высказывают в этом случай мнение, будто музыкальностью в пении намекается на гармонию нашей души. А гармония эта, по их мнению, есть своего рода согласие внутренних частей души, т. е. именно различных способностей; о сем мы намерены поговорить подробнее. Самое согласие это есть конечно не иное что, как некоторое как бы созвучие не только разнородного между собою, но и однородного. Чтобы это лучше можно было видеть, мы сделаем применение законов существующих для подобных музыкальных созвучий (или симфоний) к внутренним частям души. В нашей душе одна из ее частей занимает первое место и только начальствует над другими, – это именно часть души разумная; – та же часть души, которая занимает среднее место, то есть чувствовательная, находится с одной стороны в подчинении у первой, с другой – господствует над последнею; а та, что занимает последнее место, то есть желательная, только находится в подчинении у первых двух, но сама она ни над одною частью не господствует. Теперь, созвучие между различными частями нашей души было бы в том именно случае, когда бы с одной стороны ее разумная часть находилась в полном согласии с чувствовательною, как бы ее первая струна с струною среднею, – тон, отсюда происходящий, можно бы назвать тоном самым основным и самым низким, это своего рода кварта, когда бы далее с другой стороны чувствовательная ее часть находилась в согласии с желательною, как бы средняя ее струна с последнею, это будет тон самый крайний и самый высокий! – то же, что квинта (в музыке); наконец если бы сама разумная часть души находилась в согласии с желательною как бы струна первая с последнею, тогда они издавали бы два тона сразу – один самый низкий, другой самый высокий, – это октава. Но если бы нам нужно было сделать сближение между музыкальными струнами и частями души – не по местам и названиям, а по их силам и проявлениям; то в таком случае часть души разумную скорее всего следовало бы назвать среднею струною души; а проявление этой части души в согласии с чувствовательною, как с последнею струною души, – так как это самая высокая и самая крайняя часть души, – соответствовало бы тону квинты; в согласии же с желательною, как бы с самою первою струною, – так как сама она слабее и нежнее этой части, было бы квартою своего рода. От напряжения той части души и ослабления этой, при их взаимном согласии и созвучии, происходит прекраснейшая душевная гармония.
После этого приступаем теперь к частному изъяснению каждого псалма, предпосылая здесь этому изъяснению то общее и необходимое замечание, что не все места в псалмах будут исследоваться нами одним каким-нибудь способом, то есть на основании, положим только одной истории, или только как пророческие, или же согласно (например) с законами аллегории, или наконец сообразно с учетом нравственным; но что часто при изъяснении одного и того же места будут применяемы к делу многие и различные способы. И как в дереве или в семени обыкновенно много разных свойств и проявлений растительной их силы: в дереве есть (например) и корень, и ствол, и ветви, и кора, и листья, и сердцевина, а в семени есть и росток, и стебель, и шелуха, и плод, и притом вместо одного бесчисленный; подобно тому, и даже еще гораздо полнее открывается разнообразие и в действиях св. Духа. И ты, читатель, не поставишь конечно мне в вину того, что встретишь здесь; равным образом прости мне и то, к чему я быть может отнесся не совсем внимательно; так как никто не успевает в этом отношении достойно как следует. Вообще можно сказать, что все псалмы могут иметь приложение к нам самим; так под врагами Христа мы можем разуметь врагов христиан, то есть демонов; под именами Саула и Авессалома и вообще всякого неприязненного человека – самого диавола, а также коварные его замыслы, потом вообще наших утеснителей и гонителей и подоб., т. е. опять именно демонов. Наконец то, что приличествует Давиду, и как помазаннику, и как царю, может приличествовать и каждому из нас в отдельности; ибо как он был помазан елеем власти на царство, так точно и мы помазуемся елеем христианского крещения для царства небесного. О тех же местах в псалмах, которые не могут иметь приложения, мы вообще скажем, что это суть изречения Св. Духа, данные нам вообще для нашего освящения; изречения подобного рода встречаются (например) во втором псалме и в других. О первом псалме заметим, что он как в еврейском подлиннике встречается не надписанным, так и у всех толковников оставлен также без надписания. Между тем это псалом не только нравственный, но и догматический: он не только содержит в себе увещание, чтобы мы были внимательны к божественным глаголам, но и грозит наказанием и мщением людям, исполненным нечестия и грехов.