Истории, рассказанные игуменией Виталией (Кочетовой)
Макароны с кетчупом
В 2005-м году мы в первый раз оказались в деревне Сенино, что находится в 20 километрах от Оптиной Пустыни. Тогда мы и представить не могли, что здесь будет женский монастырь и 40 сестер. Это представлялось совершенно невозможным.
Привез сюда меня, монахиню Виталию, и сестру Феодору наш духовник, Оптинский игумен, ныне архимандрит Антоний (Гаврилов). Выгрузил нас с нашими котомками возле старого домика, где нам предстояло жить и где раньше обитали неработающие и сильно пьющие люди.
Мы с Феодорой, тогда еще совсем молоденькие сестры, осторожно зашли внутрь. Зрелище было не для слабонервных: сильно прокуренное, очень грязное помещение, старая печь, на солдатских железных койках ‒ комковатые, изношенные матрасы. Пахло так, что у нас перехватило дыхание, а мы обе очень мучились от аллергии. На стенах трепыхались потерявшие от старости цвет обои. Батюшка проследил наш взгляд и прокомментировал бодро:
‒ Хорошие обои!
Мы, хоть и городские девушки, но хорошо понимали, что без воды, как говорится, «ни туды и ни сюды». Быстро сбегали к колонке рядом с нашей избушкой ‒ вода оказалась ржавая.
Батюшка показал нам старый, полуразрушенный храм и напутствовал:
‒ Живите здесь, молитесь, ходите крестным ходом ‒ и Бог вам в помощь!
Так мы остались в Сенино. Немного позже сварили макароны, и они получились от ржавчины красные, словно с кетчупом.
Мы огляделись вокруг. Две сестры ‒ и глухие места, чужая, дышащая на ладан деревня. Жители Сенино (до революции село называлось Косынь), люди нецерковные, поначалу встретили нас враждебно: приехали какие-то монашки, непонятно зачем. Сенинцы давно позабыли те времена, когда их богобоязненные прадеды выстроили здесь, на месте старинной деревянной церкви 1686 года, огромный трехпридельный собор с бутовым фундаментом и шестидесятиметровой колокольней. Строили на яичном растворе ‒ на века, для внуков, правнуков и праправнуков.
Закрыли чудесный собор в 1930-е годы, в деревне организовали колхоз «Родина», и в пустующую церковь полюбили заходить колхозные коровы ‒ отдыхать в тени и прохладе.
Затем собор превратили в школу, потом ‒ в зерновой склад, ремонтно-механическую мастерскую, склад удобрений, а жители деревни, ранее отличавшиеся трудолюбием, отчего-то стали спиваться. Вскоре Сенино прославилось своими криминальными подвигами на всю округу. Постепенно колхоз разорился, приказал долго жить, и только остатки сгоревшего клуба, нерабочие зерносклады и разломанная баня напоминали о том, что когда-то здесь мечтали построить светлое коммунистическое будущее без Бога. По вечерам все эти постройки использовались окрестными алкоголиками и наркоманами для «культурных» мероприятий, которые часто заканчивались трагически.
Теперь пришло время восстанавливать храм в Сенино, по благословению митрополита (тогда архиепископа) Калужского и Боровского Климента и нашего духовного отца, архимандрита (тогда игумена) Антония. За послушание мы каждый вечер начали ходить крестным ходом вокруг церкви.
В первый день, услышав от духовника про крестный ход, мы спросили:
‒ Батюшка, может, сначала бурьян вокруг храма покосим, потом пойдем молиться?
‒ Вы ‒ воины Христовы! Какое ‒ покосим?! Идите сначала молитесь!
Когда мы в первый раз обошли крестным ходом храм и заглянули в него ‒ нас встретили три белых голубя. Пока мы пели тропарь, они парили под куполом, а потом выпорхнули в пустые оконные проемы. И больше мы такого чуда не видели. Видели, конечно, голубей, но они были сизые, пестрые, серые, а вот белых больше не встречали.
И мы в первый же наш крестный ход почувствовали такую радость, такое блаженство, что и сами не понимали, отчего радуемся, ведь внешне наша жизнь была совершенно неустроенной. А это была радость послушания. И мы говорили духовнику:
‒ Батюшка, как здесь хорошо!
Казалось, Сам Господь и Пресвятая Богородица обнимают нас за одни наши намерения поселиться здесь, молиться и возрождать старинный храм.
Так мы и стали жить в Сенино с 2005 года: ходили крестным ходом, молились. Пытались вразумить местную молодежь, которая любила пьянствовать в заброшенных постройках рядом с храмом. Было страшно.
До сих пор рядом с монастырем живет один дедушка, который раньше любил писать нам угрожающие письма. Они начинались со слов: «Вам осталось жить месяц», «Вам осталось жить неделю», «Вам осталось жить три дня». Так что по этим письмам можно было вести отсчет нашего пребывания в здешних краях.
Постепенно к нам стали присоединяться другие сестры. Отец Антоний, будучи оптинским духовником, видел, у кого из приехавших в Оптину паломниц имелось расположение к монашеской жизни, и рассказывал им о нашей общине. Кто-то пропускал это мимо ушей, желая монашества в уже благоустроенном монастыре, кто-то, приехав и погостив немного, уезжал, а кто-то оставался с нами.
Начались труды по восстановлению храма, окормлялись мы все у нашего духовного отца. С годами стала расти женская община, которую мы назвали, по благословению духовника, в честь святой равноапостольной первомученицы Феклы.
Когда к нам приезжают паломники ‒ они сначала удивляются: почему наш монастырь назван в честь первомученицы Феклы, которую в России мало кто знает. А когда мы рассказываем им о святой ‒ они удивляются, почему не знали о ней раньше.
Ученица святого апостола Павла, Фекла подвизалась в I веке от Рождества Христова. Она имела дар духовного рассуждения, дар проповеди, была старицей и окормляла женскую общину, к ней ехали издалека за духовным советом. Святая своими молитвами умоляла Господа прекратить голод, мор, засуху, изгоняла бесов, исцеляла больных, избавляла от опасностей, примиряла супругов, утешала скорбящих. У нее также просили молитв об укреплении в вере и о неверующих родственниках, потому что сама она имела пламенную веру.
Святую жгли ‒ не могли сжечь, топили ‒ не могли утопить, пытались обесчестить ‒ гора расступилась и укрыла ее. Мучители думали, что ее одежда заколдована, поскольку даже дикие звери не смогли причинить ей зла. Фекла первая из жен прославлена как мученица.
Многие святые жены, такие, как великомученицы Варвара, Параскева и другие, когда терпели мучения, обращались за молитвенной помощью к святой Фекле. Во всех святых прошениях она поминается первой из святых жен, при пострижении женщин в монашество тоже призываются ее молитвы.
Искушений хватало. Рабочий, который взялся помогать нам в строительных работах, оказался, мягко говоря, странным: напившись, стал бегать с топором, угрожая нас убить. Мы очень сильно испугались, пытались дозвониться до нашего духовника, но не смогли. Мы начали унывать: забыл о нас батюшка!
Но он очень быстро перезвонил нам и сказал:
‒ Стою на исповеди, принимаю паломников, слышу: из Сенино идет гул. Что там у вас случилось?
Отец Антоний всегда чувствовал духом, что у нас происходит. Он молился ‒ и его молитвами мы держались. И в тот раз: мы попросили молитв батюшки ‒ и рабочий успокоился, бросил топор и даже забыл, что еще совсем недавно угрожал нам.
Вообще, нужно сказать, что наш батюшка всегда духом с нами. Мы всегда чувствовали и сейчас чувствуем его молитвы. Даже когда он, оптинский насельник, не мог к нам приехать, он все равно духом был с нами.
По благословению духовника я поехала в Печоры, где бывала неоднократно, и рассказала о нашей жизни, в том числе и об угрозах рабочего, старцу Адриану (Кирсанову). Попросила молитв. Отец Адриан ответил:
‒ Да, этот человек может убить. С работы его уберите и больше с ним не связывайтесь.
Еще он сказал:
‒ Матерь Божия хранит вас. Божие благословение на этом месте. Там будет монастырь, и я буду всегда молиться за вас.
Прощаясь, старец дал наставления:
‒ Во всем должна быть любовь. Можно трудиться и поститься с утра до вечера, но без любви ‒ все впустую. Молитва должна быть с любовью, и труды должны быть с любовью.
Когда мы с Феодорой только приехали в Сенино, переночевали ‒ с утра услышали кукареканье. Выходим на улицу из нашего домишки ‒ во дворе петух, счастливый такой. Пришел к нам не один ‒ привел двух куриц. До сих пор мы так и не знаем, откуда они взялись. Куры ходили по двору очень забавно: склонив головы друг к другу. Мы прозвали их «Кумушки». И эти две Кумушки начали исправно нести нам яйца.
Потом начальник Оптинского подсобного хозяйства, отец Илия, решил подарить нам выбракованных кур. Он сказал нам:
‒ Это старые и больные куры, они уже не несутся. Но кто знает, вдруг Господь сотворит чудо, и они снова начнут нестись? Всякое ведь в жизни случается...
Мы были рады любому подарку, но когда увидели кур ‒ синих, облезлых, почти без перьев ‒ пришли в смущение. Потом решили: дареным курицам в клюв не смотрят. Поблагодарили и привезли кур в Сенино. Им так у нас понравилось, что они самым чудесным образом начали обрастать перьями, помолодели и даже начали нести яйца.
Когда мы рассказали об этом отцу Илие, он страшно удивился, а потом обрадовался. И это тоже было чудо за благодарность Богу.
Вскоре духовник благословил нас устроить небольшую пасеку. А у меня была страшная аллергия на укусы пчел. Как-то после укуса пчелы рука раздулась, стала фиолетовой, и дело чуть не дошло до реанимации. И мы с Феодорой решили никогда никаких пчел не разводить.
Вдруг мне говорят: во дворе вашего домика стоят старые ульи ‒ и в эти ульи прилетели пчелы. То есть они сами у нас поселились. Я стала за послушание духовнику заниматься пчелами ‒ и никакой аллергии от укусов! А наш мед старец Адриан из Печор всегда предпочитал любому другому.
Как-то нам подарили козу черного окраса, она тоже была уже очень немолода. Мало того, у неё еще оказался скверный характер: она не давала себя доить. Мы усердно молились, запасались веревками и шли ловить козу. Спутывали ей ноги, привязывали к забору, но коза изо всех сил сопротивлялась, выла как волк, тявкала как лиса.
Подход к ней мы нашли случайно: как-то затянули «Богородицу» ‒ и коза внезапно замолчала, заслушалась, успокоилась, и мы благополучно ее подоили.
Так мы и стали ее доить с молитвой. Прошло какое-то время ‒ и коза полностью изменилась: стала ласковая и послушная. Настолько послушная, что, казалось, она понимает человеческую речь. И трудно было поверить, что эта та самая коза, которая раньше так ужасно брыкалась, выла и тявкала на разные голоса.
Потом к нам пришла кошка. Поселилась у нас и вскоре привела меня к сараю, где я увидела трех новорожденных котят. Так у нас появились и уже не переводятся кошки. Они у нас тоже необычные, можно сказать, сторожевые: охраняют монастырь. Гоняют с территории бродячих собак, мяуканьем оповещают о появлении паломников и просто незнакомых людей. Даже ходят с сестрами крестным ходом.
Как-то мы оставили на столе пакет с огурцами. Вернулись ‒ нет пакета, и никто не брал. Слышим: под столом хрумканье. Заглядываем: сидит кошка и с выражением огромного удовольствия закусывает нашими огурцами. Вскоре эта кошка окотилась и научила котят всем своим привычкам, и когда стали созревать огурцы, весь кошачий выводок стал ходить угощаться на грядки, но не на наши, а на соседские ‒ к бабушке Нюше.
Бабушка очень обиделась на такую кошачью дерзость и стала пытаться срывать огурцы раньше кошек. Но не тут-то было. Котята словно стерегли каждый созревающий огурчик, и как только его можно было снять ‒ они тут же бросались им лакомиться. Пришлось «огуречную» кошку со всеми её котятами подарить городским паломникам.
Еще у нас жил козел. Он был огромный и породистый ‒ зааненской породы. Запашок от козла шел еще тот, и мы стали звать его Фуней. Одновременно с козлом у нас появилась лошадь-тяжеловоз Белка, её нам подарил Оптинский наместник, архимандрит Венедикт, ныне почивший. Лошадка была уже в возрасте, и отец-наместник прокомментировал свой подарок так:
‒ Я отправляю вам эту лошадку на покой.
Сестры Белку очень полюбили, усердно за ней ухаживали, и она у нас, как и прочие животные, воспряла духом, помолодела и еще несколько лет потрудилась: возила какие-то стройматериалы, овощи с огорода.
В те годы у нас имелся только один сарай, и нам пришлось поселить лошадку вместе с козлом. К нашему удивлению, они так полюбили друг друга, что уже никогда не разлучались. Когда Белку запрягали, Фуня бежал за ней, словно он был ее ненаглядным жеребенком. А если козел задерживался, то лошадь ржала и звала его.
Потом у нас появились козы, и как-то раз случилась любопытная сцена. Мы вывели лошадь и коз одновременно. Фуня вышел из сарая и заметался. С одной стороны стояли его родные козы, с другой стороны ‒ любимая Белка. Козел какое-то время раздумывал, смотрел то на лошадку, то на коз, потом решительно тряхнул бородой и сделал свой выбор: ринулся за лошадью. Вот такой верный Фуня.
Как-то раз козел увязался за коровами. Им это не понравилось, и они начали его бодать. Козел закричал, и Белка, которая паслась далеко, все же услышала его и прибежала на помощь. Она отбила Фуню у коров, полизала его, словно он был ее жеребенком, и повела домой.
А коровы от Белки скрылись в лесу, и мы потом долго их искали.
Рассказы о наших животных ‒ вроде бы просто забавные, но, если подумать, то удивительно, как животных притягивает благодать места и человеческая молитва: к нам сами пришли куры, прилетели пчелы, прибежали кошки...
Когда к нам приехал владыка Климент, то сказал:
‒ У вас тут как в раю. Животные все живут...
И мы, осмотревшись, поняли: у нас, и правда, животные живут как в раю. В двух выкопанных нами прудах поселились ужи. Плавают. Им там очень нравится. Еще ужи живут у нас в теплицах и потомство выводят, но мы их не боимся: они безобидные. Биологи говорят, где много ежиков ‒ нет мышей, где много лягушек и жаб ‒ нет слизней. А у нас они все как-то прекрасно уживаются.
Однажды нам привезли старый сруб, и после этого развелись у нас гадюки. Вот это соседство нам не понравилось. Мы как раз ездили в Печоры, и отец Адриан на вопрос о гадюках ответил коротко:
‒ Колдовство.
Старец благословил отслужить молебен святым Киприану и Иустине. Приехал наш духовный отец, архимандрит Антоний, отслужил молебен, покропил вокруг святой водой ‒ и все гадюки враз исчезли, больше мы ни одной не видели. А старый сруб мы сожгли.
Старец Адриан, никогда не бывав в Сенино, говорил нам, что это место сильно осквернено. Он словно видел все своими глазами. Действительно, алтарь храма и колокольня были взорваны, в центральном приделе лежали аммиачные удобрения. Мы вывозили эти удобрения грузовиками. После первой чистки концентрация аммиака превышала допустимую норму в 37 раз, и мы чистили и мыли стены, частично меняли кирпич.
Ходили к местным жителям:
‒ Давайте вместе храм восстанавливать!
‒ Нет, нам это не нужно!
Один раз уговорила, пришли несколько человек помогать. Я ‒ радостная такая, счастливая. Они поработали. Я ‒ им:
‒ Спаси Господи!
А они в ответ:
‒ Какое спасибо?! Деньги давай!
Иногда я начинала сокрушаться и жаловаться духовнику:
‒ Батюшка, отец Антоний, нет средств, нет сил!
И духовник отвечал:
‒ У Бога всего много! Молитесь ‒ и Господь пошлет.
Батюшка часто повторяет, что сами по себе мы ничего не можем ‒ только с помощью Божией.
И вот у нас появились первые благодетели ‒ они появляются тогда, когда молишься, а за нас молились старцы: в первую очередь наш духовный отец, архимандрит Антоний, а также архимандрит Адриан и схиархимандрит Илий. Теперь мы видели, как слова «У Бога всего много» исполняются на практике. Поняли: монастырь строит Сам Господь, а мы должны только слушаться.
Старец Илий (Ноздрин), как и старец Адриан, сразу сказал нам, что у нас здесь будет монастырь. Тогда нам было очень трудно в это поверить. Отец Илий и сейчас при встрече часто меня спрашивает:
‒ Ну что, у тебя уже сто сестер?
‒ Какие там сто, батюшка, мне бы с этими сорока справиться!
‒ Как это сорок?! А будет сто!
Постепенно местные жители стали относиться к нам дружелюбно ‒ они изменились: многие теперь ходят в храм, многие покрестились. Господь умягчает сердца людей. Из тех, кто встретил нас наиболее враждебно в самом начале, осталось мало: кто-то умер, кто-то уехал.
Сейчас даже молодежь стала ходить в храм, приходят на большие праздники, на Соборование. И вокруг нас тоже все изменилось. Глава администрации говорит:
‒ Надо же! Деревня стала совсем другая!
Почти сразу в нашей общине открылась богадельня. Появились больные, которые требовали ухода и заботы, а наш духовник учил нас ценить служение ближнему выше прочих забот. Когда Господь позволяет тебе за кем-то поухаживать, послужить больным ‒ это в первую очередь Его милость к тебе самому.
В богадельне поселились больные сестры: одна слепая, другая ‒ лежачая, третья ‒ с онкологией, четвертая ‒ совсем старенькая и немощная, пятая ‒ после инсульта. Количество нуждающихся в уходе росло. Сейчас их десять человек.
Одну монахиню мы забрали из Козельска. Она пережила инсульт, потеряла память, и когда я пришла к ней, то увидела такую картину: двери нараспашку, квартира пустая, все вынесли, вплоть до её документов. Вокруг ‒ засохшие куски хлеба, протухшая рыба. Сама она ничего не помнила. К ней ходил кто-то из соцзащиты, но этих нечастых визитов было недостаточно.
Мы забрали ее к себе, два года сестры за ней ухаживали, она регулярно причащалась. Похоронили. Перед кончиной ее соборовали, причастили, у изголовья умирающей постоянно читали Псалтирь, провожая ее в последний путь.
Умерла она на святую великомученицу Варвару. Интересно, что первая служба в нашем храме после его разорения была на великомученицу Варвару, и первая сестра нашей общины отошла ко Господу в день памяти этой святой. Так что мы много молимся великомученице Варваре и считаем ее тоже своей покровительницей.
Наш монастырь ‒ это чудо за послушание духовному отцу, архимандриту Антонию. Обитель выросла на пустом месте. В глухую деревню с разрушенным храмом приехали две сестры ‒ и сейчас здесь находится благоустроенный монастырь с многочисленными святынями, живут и молятся 40 насельниц.
Сейчас батюшка говорит нам:
‒ Ваша главная задача ‒ понести друг друга. Учитесь терпеть друг друга и прощать.
Действительно, это очень трудная задача. В монастырь все приходят разные, приходят и юные, и в возрасте, с уже укоренившимися привычками. Можно много мечтать о себе как постнике и молитвеннике, но потерпеть чужие немощи, смириться перед ближним, отсечь свою волю, простить друг другу ‒ это очень трудно.
Макароны с кетчупомВ 2005-м году мы в первый раз оказались в деревне Сенино, что находится в 20 километрах от Оптиной Пустыни. Тогда мы и представить не могли, что здесь будет женский монастырь и 40 сестер. Это представлялось совершенно невозможным.
Привез сюда меня, монахиню Виталию, и сестру Феодору наш духовник, Оптинский игумен, ныне архимандрит Антоний (Гаврилов). Выгрузил нас с нашими котомками возле старого домика, где нам предстояло жить и где раньше обитали неработающие и сильно пьющие люди.
Мы с Феодорой, тогда еще совсем молоденькие сестры, осторожно зашли внутрь. Зрелище было не для слабонервных: сильно прокуренное, очень грязное помещение, старая печь, на солдатских железных койках ‒ комковатые, изношенные матрасы. Пахло так, что у нас перехватило дыхание, а мы обе очень мучились от аллергии. На стенах трепыхались потерявшие от старости цвет обои. Батюшка проследил наш взгляд и прокомментировал бодро:
‒ Хорошие обои!
Мы, хоть и городские девушки, но хорошо понимали, что без воды, как говорится, «ни туды и ни сюды». Быстро сбегали к колонке рядом с нашей избушкой ‒ вода оказалась ржавая.
Батюшка показал нам старый, полуразрушенный храм и напутствовал:
‒ Живите здесь, молитесь, ходите крестным ходом ‒ и Бог вам в помощь!
Так мы остались в Сенино. Немного позже сварили макароны, и они получились от ржавчины красные, словно с кетчупом.
Светлое коммунистическое будущее без Бога
Мы огляделись вокруг. Две сестры ‒ и глухие места, чужая, дышащая на ладан деревня. Жители Сенино (до революции село называлось Косынь), люди нецерковные, поначалу встретили нас враждебно: приехали какие-то монашки, непонятно зачем. Сенинцы давно позабыли те времена, когда их богобоязненные прадеды выстроили здесь, на месте старинной деревянной церкви 1686 года, огромный трехпридельный собор с бутовым фундаментом и шестидесятиметровой колокольней. Строили на яичном растворе ‒ на века, для внуков, правнуков и праправнуков.
Закрыли чудесный собор в 1930-е годы, в деревне организовали колхоз «Родина», и в пустующую церковь полюбили заходить колхозные коровы ‒ отдыхать в тени и прохладе.
Затем собор превратили в школу, потом ‒ в зерновой склад, ремонтно-механическую мастерскую, склад удобрений, а жители деревни, ранее отличавшиеся трудолюбием, отчего-то стали спиваться. Вскоре Сенино прославилось своими криминальными подвигами на всю округу. Постепенно колхоз разорился, приказал долго жить, и только остатки сгоревшего клуба, нерабочие зерносклады и разломанная баня напоминали о том, что когда-то здесь мечтали построить светлое коммунистическое будущее без Бога. По вечерам все эти постройки использовались окрестными алкоголиками и наркоманами для «культурных» мероприятий, которые часто заканчивались трагически.
«Вы ‒ воины Христовы!»
Теперь пришло время восстанавливать храм в Сенино, по благословению митрополита (тогда архиепископа) Калужского и Боровского Климента и нашего духовного отца, архимандрита (тогда игумена) Антония. За послушание мы каждый вечер начали ходить крестным ходом вокруг церкви.
В первый день, услышав от духовника про крестный ход, мы спросили:
‒ Батюшка, может, сначала бурьян вокруг храма покосим, потом пойдем молиться?
‒ Вы ‒ воины Христовы! Какое ‒ покосим?! Идите сначала молитесь!
Три белых голубя и радость послушания
Когда мы в первый раз обошли крестным ходом храм и заглянули в него ‒ нас встретили три белых голубя. Пока мы пели тропарь, они парили под куполом, а потом выпорхнули в пустые оконные проемы. И больше мы такого чуда не видели. Видели, конечно, голубей, но они были сизые, пестрые, серые, а вот белых больше не встречали.
И мы в первый же наш крестный ход почувствовали такую радость, такое блаженство, что и сами не понимали, отчего радуемся, ведь внешне наша жизнь была совершенно неустроенной. А это была радость послушания. И мы говорили духовнику:
‒ Батюшка, как здесь хорошо!
Казалось, Сам Господь и Пресвятая Богородица обнимают нас за одни наши намерения поселиться здесь, молиться и возрождать старинный храм.
Письма от дедушки
Так мы и стали жить в Сенино с 2005 года: ходили крестным ходом, молились. Пытались вразумить местную молодежь, которая любила пьянствовать в заброшенных постройках рядом с храмом. Было страшно.
До сих пор рядом с монастырем живет один дедушка, который раньше любил писать нам угрожающие письма. Они начинались со слов: «Вам осталось жить месяц», «Вам осталось жить неделю», «Вам осталось жить три дня». Так что по этим письмам можно было вести отсчет нашего пребывания в здешних краях.
Женская община в честь святой мученицы Феклы
Постепенно к нам стали присоединяться другие сестры. Отец Антоний, будучи оптинским духовником, видел, у кого из приехавших в Оптину паломниц имелось расположение к монашеской жизни, и рассказывал им о нашей общине. Кто-то пропускал это мимо ушей, желая монашества в уже благоустроенном монастыре, кто-то, приехав и погостив немного, уезжал, а кто-то оставался с нами.
Начались труды по восстановлению храма, окормлялись мы все у нашего духовного отца. С годами стала расти женская община, которую мы назвали, по благословению духовника, в честь святой равноапостольной первомученицы Феклы.
Первая мученица из святых жен
Когда к нам приезжают паломники ‒ они сначала удивляются: почему наш монастырь назван в честь первомученицы Феклы, которую в России мало кто знает. А когда мы рассказываем им о святой ‒ они удивляются, почему не знали о ней раньше.
Ученица святого апостола Павла, Фекла подвизалась в I веке от Рождества Христова. Она имела дар духовного рассуждения, дар проповеди, была старицей и окормляла женскую общину, к ней ехали издалека за духовным советом. Святая своими молитвами умоляла Господа прекратить голод, мор, засуху, изгоняла бесов, исцеляла больных, избавляла от опасностей, примиряла супругов, утешала скорбящих. У нее также просили молитв об укреплении в вере и о неверующих родственниках, потому что сама она имела пламенную веру.
Святую жгли ‒ не могли сжечь, топили ‒ не могли утопить, пытались обесчестить ‒ гора расступилась и укрыла ее. Мучители думали, что ее одежда заколдована, поскольку даже дикие звери не смогли причинить ей зла. Фекла первая из жен прославлена как мученица.
Многие святые жены, такие, как великомученицы Варвара, Параскева и другие, когда терпели мучения, обращались за молитвенной помощью к святой Фекле. Во всех святых прошениях она поминается первой из святых жен, при пострижении женщин в монашество тоже призываются ее молитвы.
«Слышу: из Сенино идет гул»
Искушений хватало. Рабочий, который взялся помогать нам в строительных работах, оказался, мягко говоря, странным: напившись, стал бегать с топором, угрожая нас убить. Мы очень сильно испугались, пытались дозвониться до нашего духовника, но не смогли. Мы начали унывать: забыл о нас батюшка!
Но он очень быстро перезвонил нам и сказал:
‒ Стою на исповеди, принимаю паломников, слышу: из Сенино идет гул. Что там у вас случилось?
Отец Антоний всегда чувствовал духом, что у нас происходит. Он молился ‒ и его молитвами мы держались. И в тот раз: мы попросили молитв батюшки ‒ и рабочий успокоился, бросил топор и даже забыл, что еще совсем недавно угрожал нам.
Вообще, нужно сказать, что наш батюшка всегда духом с нами. Мы всегда чувствовали и сейчас чувствуем его молитвы. Даже когда он, оптинский насельник, не мог к нам приехать, он все равно духом был с нами.
Советы старца Адриана
По благословению духовника я поехала в Печоры, где бывала неоднократно, и рассказала о нашей жизни, в том числе и об угрозах рабочего, старцу Адриану (Кирсанову). Попросила молитв. Отец Адриан ответил:
‒ Да, этот человек может убить. С работы его уберите и больше с ним не связывайтесь.
Еще он сказал:
‒ Матерь Божия хранит вас. Божие благословение на этом месте. Там будет монастырь, и я буду всегда молиться за вас.
Прощаясь, старец дал наставления:
‒ Во всем должна быть любовь. Можно трудиться и поститься с утра до вечера, но без любви ‒ все впустую. Молитва должна быть с любовью, и труды должны быть с любовью.
Как Кумушки обрели вторую молодость
Когда мы с Феодорой только приехали в Сенино, переночевали ‒ с утра услышали кукареканье. Выходим на улицу из нашего домишки ‒ во дворе петух, счастливый такой. Пришел к нам не один ‒ привел двух куриц. До сих пор мы так и не знаем, откуда они взялись. Куры ходили по двору очень забавно: склонив головы друг к другу. Мы прозвали их «Кумушки». И эти две Кумушки начали исправно нести нам яйца.
Потом начальник Оптинского подсобного хозяйства, отец Илия, решил подарить нам выбракованных кур. Он сказал нам:
‒ Это старые и больные куры, они уже не несутся. Но кто знает, вдруг Господь сотворит чудо, и они снова начнут нестись? Всякое ведь в жизни случается...
Мы были рады любому подарку, но когда увидели кур ‒ синих, облезлых, почти без перьев ‒ пришли в смущение. Потом решили: дареным курицам в клюв не смотрят. Поблагодарили и привезли кур в Сенино. Им так у нас понравилось, что они самым чудесным образом начали обрастать перьями, помолодели и даже начали нести яйца.
Когда мы рассказали об этом отцу Илие, он страшно удивился, а потом обрадовался. И это тоже было чудо за благодарность Богу.
Как к нам прилетели пчелы
Вскоре духовник благословил нас устроить небольшую пасеку. А у меня была страшная аллергия на укусы пчел. Как-то после укуса пчелы рука раздулась, стала фиолетовой, и дело чуть не дошло до реанимации. И мы с Феодорой решили никогда никаких пчел не разводить.
Вдруг мне говорят: во дворе вашего домика стоят старые ульи ‒ и в эти ульи прилетели пчелы. То есть они сами у нас поселились. Я стала за послушание духовнику заниматься пчелами ‒ и никакой аллергии от укусов! А наш мед старец Адриан из Печор всегда предпочитал любому другому.
Как у нас появилась коза
Как-то нам подарили козу черного окраса, она тоже была уже очень немолода. Мало того, у неё еще оказался скверный характер: она не давала себя доить. Мы усердно молились, запасались веревками и шли ловить козу. Спутывали ей ноги, привязывали к забору, но коза изо всех сил сопротивлялась, выла как волк, тявкала как лиса.
Подход к ней мы нашли случайно: как-то затянули «Богородицу» ‒ и коза внезапно замолчала, заслушалась, успокоилась, и мы благополучно ее подоили.
Так мы и стали ее доить с молитвой. Прошло какое-то время ‒ и коза полностью изменилась: стала ласковая и послушная. Настолько послушная, что, казалось, она понимает человеческую речь. И трудно было поверить, что эта та самая коза, которая раньше так ужасно брыкалась, выла и тявкала на разные голоса.
Кошки сторожевые и огуречные
Потом к нам пришла кошка. Поселилась у нас и вскоре привела меня к сараю, где я увидела трех новорожденных котят. Так у нас появились и уже не переводятся кошки. Они у нас тоже необычные, можно сказать, сторожевые: охраняют монастырь. Гоняют с территории бродячих собак, мяуканьем оповещают о появлении паломников и просто незнакомых людей. Даже ходят с сестрами крестным ходом.
Как-то мы оставили на столе пакет с огурцами. Вернулись ‒ нет пакета, и никто не брал. Слышим: под столом хрумканье. Заглядываем: сидит кошка и с выражением огромного удовольствия закусывает нашими огурцами. Вскоре эта кошка окотилась и научила котят всем своим привычкам, и когда стали созревать огурцы, весь кошачий выводок стал ходить угощаться на грядки, но не на наши, а на соседские ‒ к бабушке Нюше.
Бабушка очень обиделась на такую кошачью дерзость и стала пытаться срывать огурцы раньше кошек. Но не тут-то было. Котята словно стерегли каждый созревающий огурчик, и как только его можно было снять ‒ они тут же бросались им лакомиться. Пришлось «огуречную» кошку со всеми её котятами подарить городским паломникам.
Фуня и Белка
Еще у нас жил козел. Он был огромный и породистый ‒ зааненской породы. Запашок от козла шел еще тот, и мы стали звать его Фуней. Одновременно с козлом у нас появилась лошадь-тяжеловоз Белка, её нам подарил Оптинский наместник, архимандрит Венедикт, ныне почивший. Лошадка была уже в возрасте, и отец-наместник прокомментировал свой подарок так:
‒ Я отправляю вам эту лошадку на покой.
Сестры Белку очень полюбили, усердно за ней ухаживали, и она у нас, как и прочие животные, воспряла духом, помолодела и еще несколько лет потрудилась: возила какие-то стройматериалы, овощи с огорода.
В те годы у нас имелся только один сарай, и нам пришлось поселить лошадку вместе с козлом. К нашему удивлению, они так полюбили друг друга, что уже никогда не разлучались. Когда Белку запрягали, Фуня бежал за ней, словно он был ее ненаглядным жеребенком. А если козел задерживался, то лошадь ржала и звала его.
Потом у нас появились козы, и как-то раз случилась любопытная сцена. Мы вывели лошадь и коз одновременно. Фуня вышел из сарая и заметался. С одной стороны стояли его родные козы, с другой стороны ‒ любимая Белка. Козел какое-то время раздумывал, смотрел то на лошадку, то на коз, потом решительно тряхнул бородой и сделал свой выбор: ринулся за лошадью. Вот такой верный Фуня.
Как-то раз козел увязался за коровами. Им это не понравилось, и они начали его бодать. Козел закричал, и Белка, которая паслась далеко, все же услышала его и прибежала на помощь. Она отбила Фуню у коров, полизала его, словно он был ее жеребенком, и повела домой.
А коровы от Белки скрылись в лесу, и мы потом долго их искали.
«У вас тут как в раю»
Рассказы о наших животных ‒ вроде бы просто забавные, но, если подумать, то удивительно, как животных притягивает благодать места и человеческая молитва: к нам сами пришли куры, прилетели пчелы, прибежали кошки...
Когда к нам приехал владыка Климент, то сказал:
‒ У вас тут как в раю. Животные все живут...
И мы, осмотревшись, поняли: у нас, и правда, животные живут как в раю. В двух выкопанных нами прудах поселились ужи. Плавают. Им там очень нравится. Еще ужи живут у нас в теплицах и потомство выводят, но мы их не боимся: они безобидные. Биологи говорят, где много ежиков ‒ нет мышей, где много лягушек и жаб ‒ нет слизней. А у нас они все как-то прекрасно уживаются.
Как святые Киприан и Иустина избавили нас от ядовитых змей
Однажды нам привезли старый сруб, и после этого развелись у нас гадюки. Вот это соседство нам не понравилось. Мы как раз ездили в Печоры, и отец Адриан на вопрос о гадюках ответил коротко:
‒ Колдовство.
Старец благословил отслужить молебен святым Киприану и Иустине. Приехал наш духовный отец, архимандрит Антоний, отслужил молебен, покропил вокруг святой водой ‒ и все гадюки враз исчезли, больше мы ни одной не видели. А старый сруб мы сожгли.
«Какое спасибо?! Деньги давай!»
Старец Адриан, никогда не бывав в Сенино, говорил нам, что это место сильно осквернено. Он словно видел все своими глазами. Действительно, алтарь храма и колокольня были взорваны, в центральном приделе лежали аммиачные удобрения. Мы вывозили эти удобрения грузовиками. После первой чистки концентрация аммиака превышала допустимую норму в 37 раз, и мы чистили и мыли стены, частично меняли кирпич.
Ходили к местным жителям:
‒ Давайте вместе храм восстанавливать!
‒ Нет, нам это не нужно!
Один раз уговорила, пришли несколько человек помогать. Я ‒ радостная такая, счастливая. Они поработали. Я ‒ им:
‒ Спаси Господи!
А они в ответ:
‒ Какое спасибо?! Деньги давай!
«У Бога всего много»
Иногда я начинала сокрушаться и жаловаться духовнику:
‒ Батюшка, отец Антоний, нет средств, нет сил!
И духовник отвечал:
‒ У Бога всего много! Молитесь ‒ и Господь пошлет.
Батюшка часто повторяет, что сами по себе мы ничего не можем ‒ только с помощью Божией.
И вот у нас появились первые благодетели ‒ они появляются тогда, когда молишься, а за нас молились старцы: в первую очередь наш духовный отец, архимандрит Антоний, а также архимандрит Адриан и схиархимандрит Илий. Теперь мы видели, как слова «У Бога всего много» исполняются на практике. Поняли: монастырь строит Сам Господь, а мы должны только слушаться.
Сто сестер
‒ Ну что, у тебя уже сто сестер?
‒ Какие там сто, батюшка, мне бы с этими сорока справиться!
‒ Как это сорок?! А будет сто!
«Деревня стала совсем другая!»
Постепенно местные жители стали относиться к нам дружелюбно ‒ они изменились: многие теперь ходят в храм, многие покрестились. Господь умягчает сердца людей. Из тех, кто встретил нас наиболее враждебно в самом начале, осталось мало: кто-то умер, кто-то уехал.
Сейчас даже молодежь стала ходить в храм, приходят на большие праздники, на Соборование. И вокруг нас тоже все изменилось. Глава администрации говорит:
‒ Надо же! Деревня стала совсем другая!
Когда Господь позволяет тебе послужить больным ‒ это Его милость к тебе самому
Почти сразу в нашей общине открылась богадельня. Появились больные, которые требовали ухода и заботы, а наш духовник учил нас ценить служение ближнему выше прочих забот. Когда Господь позволяет тебе за кем-то поухаживать, послужить больным ‒ это в первую очередь Его милость к тебе самому.
В богадельне поселились больные сестры: одна слепая, другая ‒ лежачая, третья ‒ с онкологией, четвертая ‒ совсем старенькая и немощная, пятая ‒ после инсульта. Количество нуждающихся в уходе росло. Сейчас их десять человек.
Одну монахиню мы забрали из Козельска. Она пережила инсульт, потеряла память, и когда я пришла к ней, то увидела такую картину: двери нараспашку, квартира пустая, все вынесли, вплоть до её документов. Вокруг ‒ засохшие куски хлеба, протухшая рыба. Сама она ничего не помнила. К ней ходил кто-то из соцзащиты, но этих нечастых визитов было недостаточно.
Мы забрали ее к себе, два года сестры за ней ухаживали, она регулярно причащалась. Похоронили. Перед кончиной ее соборовали, причастили, у изголовья умирающей постоянно читали Псалтирь, провожая ее в последний путь.
Умерла она на святую великомученицу Варвару. Интересно, что первая служба в нашем храме после его разорения была на великомученицу Варвару, и первая сестра нашей общины отошла ко Господу в день памяти этой святой. Так что мы много молимся великомученице Варваре и считаем ее тоже своей покровительницей.
Монастырь как чудо послушания
Наш монастырь ‒ это чудо за послушание духовному отцу, архимандриту Антонию. Обитель выросла на пустом месте. В глухую деревню с разрушенным храмом приехали две сестры ‒ и сейчас здесь находится благоустроенный монастырь с многочисленными святынями, живут и молятся 40 насельниц.
Сейчас батюшка говорит нам:
‒ Ваша главная задача ‒ понести друг друга. Учитесь терпеть друг друга и прощать.
Действительно, это очень трудная задача. В монастырь все приходят разные, приходят и юные, и в возрасте, с уже укоренившимися привычками. Можно много мечтать о себе как постнике и молитвеннике, но потерпеть чужие немощи, смириться перед ближним, отсечь свою волю, простить друг другу ‒ это очень трудно.
Записала Ольга Рожнёва
