24 июля 2018

Ангелогласное пение

Роман Овчинников

Очерк об эстетике богослужебной музыки в древнерусской христианской традиции

«В начале было Слово…» – говорится в Евангелии от Иоанна. «Всё сущее Бог создал Словом… В Нём был и есть источник жизни…» 

Слово – звучание. Ведь какой бы возвышенный и сокровенный смысл ни несло это понятие, оно не лишено и чисто звукового значения.

Так начало Вселенной, непостижимая причина её существования – сопряжены со звуком. Мир явленный как бы наследует изначальный первозвук, – и так всё сущее исполняется звучанием.

* * *
Идеальное, наиболее гармоничное выявление звукового Начала христианская традиция Древней Руси видела в пении Ангелов – Существ Мира Высшего, Обитателей Божественных Сфер.

Ангельское пение, насколько оно могло быть интуитивно, сердечно постигнуто, служило прообразом пения христианского культа, мелодии которого выступали средством связи и единения мира земного и – Надземного.

Идея ангелоподобного пения была воспринята Русью из Византии.

Подобие культового пения Ангельскому считалось высшим критерием музыки: она тогда совершенна, когда человеку «cопоют Ангелы» – когда, по выражению Иоанна Златоуста (ок. 350–407), «Ангелы витают с пением вокруг наших хоров».

Образ совместного служения-пения на Небе и на земле встречается в самих текстах песнопений: «Со Архангелы воспоем Христово Воскресение» (стихира Великой вечерни), «Ныне Силы Небесные с нами невидимо служат» (литургия Преждеосвященных Даров).

Напевы, сопричастные Миру Божественному, осознавались обладающими очистительной и воспитательной силой. Музыка наделялась облагораживающим нравственным воздействием, способностью побудить человека к добрым поступкам, повести к Богу, помочь «небесному восхождению». «Ничто так не возвышает душу, ничто так не окрыляет её, не удаляет от земли, не освобождает от телесных уз, не наставляет в философии и не помогает достигать полного презрения к житейским предметам, как согласная мелодия и управляемое ритмом божественное песнопение», – писал Иоанн Златоуст.

Приведённое высказывание святого взято из его толкований на псалмы Давида, библейского царя, пророка и псалмопевца, – который, как он (Иоанн Златоуст) замечает, «обращаясь к нам с духовной и небесной мелодией, делает нас самих посредством этого напева духовными…»

Похвалу псалмам возносит Василий Кесарийский (ок. 330–379), считая мелодии таковых даром Духа Святого. «Лады псалмов» – созданы для того, «чтобы и дети, и люди, юные духом, увлекшись пением, воспитывали свою душу». «И как часто человек, совсем озверевший от гнева, лишь только услышит чарующие звуки псалма, отходит от этого места, уже укротив в один миг свою свирепую душу мелодией». «Псалом – тишина души, посредник мира, успокаивающий мятеж и бурю рассуждений. Ибо он смягчает гневливую часть души и вразумляет невоздержанную. Псалом – союз дружбы, единение разобщённых, примирение враждующих».

И ещё: «О мудрый замысел учителя, через пение заставившего нас учиться полезному! Наставления оставляют таким путём ещё больший след в душе. Ведь прочно не насильно заученное, но то, что впитывается с наслаждением и отрадой, не изглаждается из наших душ».

Пение псалмов упоминается в литературе эпохи Киевской Руси. С его помощью святые, подвижники укрепляют свой дух в испытаниях, утверждаются в мужестве в трудных жизненных ситуациях. Так, в повести «Об убиении Бориса», в «Сказании о Борисе и Глебе» говорится, что святой князь Борис, узнав о приходе убийц, «нача пети Псалтырю». Преподобный Нестор-летописец, сообщая о духовной брани со злыми духами преподобного Феодосия Печерского, несколько раз упоминает главное его оружие – «распевание псалмов Давидовых».

Некогда Псалтирь стала одной из самых любимых на Руси книг Священного Писания, получив широкое распространение.

* * *
Музыка христианского богослужения, в соответствии с древнерусскими эстетическими представлениями, открывает человеку красоту окружающего мира и в то же время сама преисполнена ею. Примечательно, что особые (сложные и зашифрованные) мелодические обороты («фиты») древнерусские певцы именовали «совершенной красотой».

Эстетический аспект певческого искусства был тесно связан со священным, сакральным аспектом. Так Божественное и Прекрасное сливались воедино, незаметно переходя друг в друга. Самый исток-основание красоты материального мира возводился к Высшей – Абсолютной Красоте, – знаменующей Божественное Начало.

* * *
Выявлением и утверждением Высшей Красоты может стать сама жизнь человека. Так будет, когда каждое действие, слово и чувство, каждый помысел будут соотнесены и приведены в соответствие с Образом Божьим, сокрытым в глубине души человека, и настроены, подобно музыкальному инструменту, по закону высшей гармонии.

К этому призывает Иоанн Златоуст: «Станем же флейтой, станем кифарой Святого Духа… подготовим себя для него, как настраивают музыкальные инструменты. Пусть он коснётся… наших душ! Звучите согласным напевом, на радость не только людям, но и Силам Небесным!»

Литература:

Музыкальная эстетика западноевропейского средневековья и Возрождения / Составление текстов и общая вступит. ст. В. П. Шестакова. М.: Музыка, 1966, 575 с. (Памятники музыкально-эстетической мысли).
Музыкальная эстетика России XI–XVIII веков / Составление текстов, пер. и общая вступит. ст. А. И. Рогова; Ред. Н. Г. Шахназарова и В. П. Шестаков. М.: Музыка, 1973, 246 с.
Художественно-эстетическая культура Древней Руси XI–XVII века / Руководитель проекта, отв. ред. В. В. Бычков. М.: Ладомир, 1996, 560 с. [Кн. первая, гл. 10: Церковно-певческое искусство, с. 267–299].