Практический аспект исихазма
Меня в исихазме прежде всего интересует практический аспект, аспект практики. Ведь Григорий Палама в полемике с Варлаамом говорил ему, что ты в своих построениях, в своей критике исихазма не исходишь из опыта священнобезмолвия, не знаешь его, а еще осмеливаешься критиковать его, явно руководствуясь не истиной, а своим тщеславием.
Влияние книги – «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу» в христианском мире имеет место. Многие начинали свой духовный путь именно под влиянием «Откровенных рассказов странника…». Католики и протестанты интересуются этой книгой, которая в художественной форме, живо показала исихастский метод умного делания. Что примечательно - это написал наш человек, и интересно было бы рассмотреть эти рассказы в аспекте практическом, как близкие к нашей ситуации, в которой мы находимся, понять исихастский метод как спасительное делание в нашем, охваченном страстями и искушениями мире. И сам я в самом начале своего интереса к исихазму прочитал «Откровенные рассказы странника…» и был под сильным впечатлением, пример странника вдохновлял к творению Иисусовой молитвы, чтению Добротолюбия, изучению святоотеческого аскетического опыта.
Вначале следует сказать вкратце о содержании этого произведения. Странник – молодой человек, который услышал в церкви заповедь евангельскую – «Непрестанно молитесь» [1Фес 5, 17] и загорелся понять, что значит – «непрестанно молиться». Он ходит, спрашивает в церквях и у людей, ответа не находит, но так как Господь откликается на стремление человека познать истину, Он ему на пути послал старца, который ему это объяснил, научил непрестанной Иисусовой молитве. Это метод классический афонский, чувствуется что автор «Откровенных рассказов…» имеет большой опыт молитвенного делания, опыт святогорский. Старец сначала стал учить странника устной многократной Иисусовой молитве – сначала 3 тыс. молитв в день, потом 6 тыс., 12 тыс., потом без счета, сколько по сердцу. Старец познакомил странника с Добротолюбием – собранием творений святых отцов, посвященных умному деланию. Старец умер, странник купил себе Добротолюбие и пошел путешествовать, совершенствуясь в Иисусовой молитве. «Наконец чрез непродолжительное время почувствовал, что молитва сама собою начала как-то переходить в сердце, то есть сердце, при обыкновенном своем биении, начало как бы выговаривать внутри себя молитвенные слова за каждым своим ударом, например 1) «Господи», 2) «Иисусе», 3) «Христе» и проч.» [1, 37]. Интересно, что это произошло у него не специально, а естественно - устная молитва спустилась в сердце и соединилась с его ритмом. В сердце появилась теплота и странник стал прилежно изучать Добротолюбие, сверяя свой внутренний опыт с опытом отцов, «дабы не впасть в прелесть или не принять естественных действий за благодатные…» [1, 37]. Далее старец явился ему во сне и научил порядку чтения Добротолюбия для стяжания внутренней молитвы сердца. Странник «приступил к отыскиванию места сердечного, по наставлению Симеона Нового Богослова. Закрыв глаза, смотрел умом, то есть воображением в сердце, желая представить себе, как оно есть в левой половине груди, и внимательно слушал его биение. …далее я начал вводить и изводить Иисусову молитву вместе с дыханием в сердце, по наставлению святого Григория Синаита, Каллиста и Игнатия, то есть втягивая в себя воздух, с умственным смотрением в сердце, воображал и говорил: «Господи Иисусе Христе, - а с испущением из себя воздуха, - помилуй мя. …Недели через три начал чувствовать боль в сердце, потом некую приятнейшую теплоту в оном, отраду и спокойствие. …С сего времени я начал чувствовать разные повременные ощущения в сердце и уме. Иногда бывало, что как-то насладительно кипело в сердце, в нем такая легкость, свобода, утешение, что я весь изменялся и прелагался в восторг. Иногда чувствовалась пламенная любовь к Иисусу Христу и ко всему созданию Божию» [1, 57-58]. Через пять месяцев странник «почувствовал, что молитва уже сама собою, без всякого со стороны моего побуждения производится и изрекается в уме моем и сердце…» [1, 59]. Он стяжал по благодати Духа Святаго самодвижную молитву, которая движется не нашими усилиями, а Духом Святым. «Сердечная самодействующая молитва была утешением и отрадою во всем пути, при всех встречах, она никогда не переставала услаждать меня, хотя и в разных степенях, где бы я ни находился, что бы ни делал, чем бы ни занимался, ничему она не мешала и ни от чего не умалялась. Если что работаю, а молитва сама собою в сердце, и дело идет скорее; если внимательно слушаю или читаю, а молитва все не перестает, и я в одно и то же время чувствую и то и другое, точно как будто я раздвоился или в одном теле моем две души. Боже мой! Как таинственен человек!.. [1, 60].
Странник с помощью Добротолюбия различает в своем опыте отличие естественных действий молитвы от вышеестественный, тех, которые не от собственных усилий, а подаются благодатью свыше. Здесь привычный мир трансцендируется и появляется странная раздвоенность - на человека внешнего, который в мире, и человека внутреннего, который вне мира, не от мира, который пребывает в непрестанном молитвенном общении с Богом. Исихаст видит, что в нем сосуществуют два человека, и над внутренним сокровенным сердца человеком [1 Петр 3, 4] мир не имеет власти. Эта трансценденция (превосхождение мира) произошла благодаря схождению ума в сердце. Обыкновенно ум захвачен миром, вещами мира. Это отцы называют парительностью многозаботливого ума, который вне себя парит по вещам мира, не имея постоянства и перепрыгивая от одного к другого, как бы убегая от себя. Ум следует вернуть к себе. Григорий Палама говорит, что для этого его следует вернуть в тело. Исихастский метод – это метод возврата ума к себе и к Богу посредством телесной дыхательной молитвы, которая описана в «Откровенных рассказах странника…». Ум посредством дыхания сводится в сердце, чтобы ограничить его безудержную подвижность. Григорий Палама учит, что благодаря смотрению вглубь тела ум прекращает свое блуждание и возвращается в себя [2, 49]. Там он в тесноте сердечной, в тесноте покаянной, скорбной, приучается непрерывно взывать к Иисусу Христу о спасении и помиловании. Когда ум по благодати соединяется с сердцем, он «там, внутрь сердца вкусит и чувством ощутит, яко благ Господь, и усладится тем (наш труд; вкушение же сие есть действо благодати, в смиренном сердце); тогда не захочет он уже отдаляться от места сердечного (тогда скажет он те слова, какие сказал Ап. Петр: добро нам зде быти)… и всегда уже будет взирать туда внутрь сердца и там неисходно вращаться, отгоняя все помыслы, всеваемые диаволом» [3, 505].
Старец предупредил странника про нападения помыслов, мешающих молитве. «- Это, возлюбленный брат, война против тебя темного мира, которому ничто в нас так не страшно, как сердечная молитва, и потому он всячески старается, чтобы помешать тебе и отвратить от изучения молитвы [1, 28]. Враг спасения, строит козни, всевает в ум помыслы, чтобы отвратить от спасительного умного делания. Мир, который во зле лежит, влияет на человека через помыслы, которые тот принимает и делает своими, творя грешные дела. «Темному миру попущено ко всем иметь доступ…» [1, 52] через мысли, которые «борют» [1, 52] и склоняют к греху. Странник знает из преподобного Исихия, что «невозможно душе освободиться от мысленных грехов ничем иным, кроме хранения ума и чистоты сердца» [1, 53]. И он говорит собеседнику, что «…если не будешь всегда иметь Бога в уме да непрестанной Иисусовой молитвы в сердце, то ты никогда не успокоишься от помыслов и всегда будешь удобопреклонен к греху, при малейших даже случаях» [1, 53-54]. Мирское в душе – это беспокойные, суетливые помыслы, которые озабочены земным, здешним. Они захватывают, отвращают от главного, навязывают чуждый способ бытия. Наблюдая за мирским умом, мы находит беспрестанное говорение обо всем, но, в то же время - ни о чем, ни о чем по-настоящему существенном. Мирской ум монологичен, это монолог с самим собой, потому что такой человек зациклен на себе, и ничего кроме себя не замечает. Это ослепленность собой греховной воли. Иисусова молитва прерывает этот монолог диалогом с Богом, взыванием к нему из осознания своего погибельного положения. Бессмысленность и неуместность этой монологичной речи показывает себя, когда элементарное действие – прислушаться к биению своего сердца, становится очень трудным, потому что приходят мысли про все что угодно. Они не дают приблизиться к себе, к своему сердцу, дальнее и чужое навязывая как свое, а близкое и свое делая странно чуждым – «что за блажь прислушиваться к сердцу». Это уход от близости к себе (и к Богу) в отчуждающий по ту сторону себя мир. Мир пугает тревогой, страхованием – «не делай этого, можешь себе повредить, можешь впасть в прелесть». Мир, который живет прелестью, этой же прелестью и пугает. Он говорит – «лучше займись привычной внутренней болтовней, а еще лучше поболтай, поговори с «людьми», и твоя блажь пройдет и «люди» отговорят от странных занятий. А то, что это делали святые отцы, да ведь мы же не святые, нам сам Бог велел не лезть в это умное дело, чтобы жить спокойнее». Эту хитрость мирского ума следует замечать, чтобы не променять жемчужину сердечного делания на прах мирской суеты. Не следует слушать то, что отводит от делания Иисусовой молитвы, не слушать страхований псевдо-самодостаточной монологичности, которая боится потерять свою мнимую власть. Быть осторожным в сердечной молитве надо, но не следует и чересчур перестраховываться, поддаваясь послабляющим речам.
Самозацикленная речь размыкается зовом к Спасителю. Но мир не успокаивается, он хочет влиять и подбрасывает помыслы, которые, если с ними беседовать, уводят от спасительного делания и приводят к греху. Умная сердечная молитва становится стражей, охраной сердца, отгоняя своим огнем темные силы, коварные помыслы. Это исихия – безмолвие, молчание миру, ответ на стужающие мирские помыслы молчанием, и говорение с Господом в пламенной молитве, когда сердце захватывается невещественным благодатным огнем. Странник различает нападения мира с двух сторон. С левой – суетные помыслы и греховные замыслы, с правой – когда «душа, презрев беседу с Богом, обращается к удовольственной беседе сама с собою или с тварями» [1, 94]. Внутренняя Иисусова молитва прекращает эту удовольственную нарциссическую беседу с собой, этот внутренний монолог и отгоняет прилоги темного мира. Но темный мир не успокоится, он будет яростно нападать. Поэтому сердечная молитва является мучительным подвигом, крестным путем, предельным борением против «мироправителей тьмы века сего» [Еф 6, 12]. На это предельное борение намекается в «Откровенных рассказах…», ясно, что автор этот опыт прошел, но тут подробно это не описано. Это дает повод критикам обвинять «Откровенные рассказы…» в акценте на благодатные удовольствия от молитвы. Но это не так, аспект подвига, внутренней брани здесь присутствует, может не так явно.
Мирские помыслы говорят человеку про мирское. Человек привык думать, что все блага находятся в мире, и поэтому их нужно себе присвоить. И жизнь становится безудержной гонкой за призрачными, преходящими благами мира. Человек озабочен этим стяжательством и не видит ни себя истинного, ни творения, тем более не знает Бога, Творца. Беспокойство ума – это озабоченность мирскими благами, но также беспокойство – от страха смерти, небытия, от которого человек бежит в мир, бросает себя в мир, забываясь от предельной истины своей смертности. Мир – это мучительство себя и других, ибо греховная своевольная воля все хочет подчинить себе, это не удается – отсюда мучительство. Христианство, исихазм – это отказ от своего своеволия и стремление жить по Божьей воле, по Христовым заповедям. Главнейшая заповедь – любовь. Иисусова молитва просит у Господа Иисуса милости, милосердия, чтобы Он сжалился над нами, простил и помиловал нас. Милость есть любовь. Благодатность молитвы являет любовь к нам Иисуса, которая зажигает ответную любовь. Странник как плод молитвы чувствовал огромную любовь к Иисусу Христу. Так же он чувствовал любовь к людям, «все без изъятия представлялись мне так любезны, как бы родные, хотя я и не занимался с ними» [33]. Любовь преодолевает мирской эгоизм, преодолевает вражду и жажду власти. Сердечная молитва раскрывает иной мир, мир любви, света и благодати. Уход в сердце, обретение там любви Христовой и исхождение этой любви в мир – вот динамика умного делания. Человек ищет благ в мире, но не догадывается, что наивысшее благо очень близко к нему – в сердце, в котором Христос. Страннику, который услаждается Иисусовой молитвой в сердце, никакие блага в мире не заменят благодатной любви Христовой. И никакие скорби и испытания не отделят от любви Христовой, а только укрепят веру и усилят молитвенное делание. Мир здесь бессилен, ибо тот, Кто в сердце, больше того, кто в мире.
Цель сердечной молитвы не отгородится от мира и спрятаться в себе. Нет, цель убезмолвиться в сердце в призывании Иисуса Христа, внимать не миру, его душепагубной, уводящей от себя речи, а внимать Иисусовой молитве в сердце, слушать сердце, стать единым сердцем со Христом, стать с ним одним дыханием, одним духом, и являть миру благодать Царства Божьего, ибо сердце, радующееся Божьей благодати, не может не поделиться этой радостью (Евангелие - Радостная Весть) с другими. Странник так и делал. Он сам испытал благодатность умного делания, и хотел поделиться этой благодатностью. Учил людей молитвенному вхождению в сердце, ибо видел, что люди стремятся к Иисусовой молитве, чувствуют ее благодатную силу, мирность и утешительность, но метода не знают, и поэтому настоящих плодов молитвы не имеют. Странник же, на основе Добротолюбия учит умному деланию, которое выработано святыми отцами в результате многовекового опыта подвига. Осуществляется передача древней традиции, которая живет и показывает свою жизненность. Простые люди чувствуют подлинность и силу исихастской традиции. В чем ее сила? В преодолении мира, который во зле лежит и в возвращении к себе, к своему сердцу, ожесточенному миром, но оживляемому Иисусом Христом. Простые люди, творя Иисусову молитву чистым и доверчивым сердцем, реально чувствуют поддержку Иисуса Христа, чувствуют заступничество и любовь Божью, Его заботу. Мир переменчив, обманчив и зачастую враждебен. Творение Иисусовой молитвы дает трансцендентную основу, дает ту силу, которая осуществляется в немощи, поэтому людям так близок странник, сам немощный, да и еще калека, но вдохновляющий и умудряющий людей на жизнь в непрестанной памяти Божьей, на творение в сердце Иисусовой молитвы. Разве это не православное миссионерство, просвещение людей светом святоотеческой мудрости?
Странник не имеет привязанности к определенному месту в мире. Он безместен в мире, но и уместен – люди видят его благодатность и ему рады. Он вне мира, но дарит миру свое сердце, желает, чтобы все знали ту благодать молитвы, которую знает он. Странник ищет покоя, безмолвия, его утомляет мирская суета, он жаждет найти тихое место, чтобы предаться внутренней молитве, чтению Добротолюбия и Библии. Если вовне суета, он стремится убезмолвиться в сердце. Безмолвие, исихия – его цель, надежная гавань среди мирских волнений. Он стремится к уединению, к исихии и бежит от мирской шумной многоголосицы. В своих странствиях он находит такие места, которые благоприятствуют пребывать в месте сердца (Никифор Монах учил искать место сердца [4, 269-272]), там вознося Богу молитвенные воздыхания. Но и там он учит людей молитве, просвещая их. Не может христианин не быть светом миру, если он идет путем Христа.
Какова цель его странствий. Внутренняя цель - это сердце, святая земля сердца, Царство Божие, которое внутри нас. Внешняя цель – святые места. Он паломничает по святым местам, а не бесцельно бродит, переходя от места к месту. Он стремится к святости. То место, где нет святости, не имеет для него смысла. Он туда не пойдет. Он идет в Почаев, в Киево-Печерскую лавру, к мощам Иннокентия Иркутского. Но конечная его цель, куда он стремится – это Иерусалим, Святой Город. Небесный Иерусалим есть его цель - Царство Небесное. Благодатное действие молитвы в сердце есть предчувствие наивысшей радости детей Божиих в Небесном Иерусалиме, радости бытия с Иисусом Христом. Иисусова молитва учит со-пребыванию со Христом в сердце, пред-вкушая будущее Царствие. Это эсхатологическое бытие (быть тут, но и быть упованием в будущем), это странное не-от-мира-сего-бытие, которое здесь и не здесь, а в будущем Царствии, трансцендирует мир, который привязан к здешнему, к суетным целям. Земной мир (привязанный к земному) никогда не поймет странника, который живет Небесным и радуется Небесному. Не поймет, почему он постоянно твердит про себя молитву, вместо того, чтобы заняться каким-то полезным делом. Мирское внушает – «Зачем тратить силы на призывание Иисуса, если сил не хватает на «необходимое» и хочется пожить нормально - «чтобы все, как у людей». Нет времени причащаться Христу, который тело отдал за жизнь мира. Мир обманывает и опустошает, обманом забирая силу. Умное делание, церковная жизнь живет причастием к нетварному свету, но эта сила света чужда миру, потому что обличает его злые дела, а невещественный огонь испепеляет все грешное и тленное. Огонь молитвы очищает сердце и просветляет бытие.
Странник работает в сердце над божественным огнем, возогревает этот огонь подвижнической ревностью. Мир боится этой силы, этого огня, потому что знает, что в конце времен все будет испытано этим огнем, и мирское зло обречено на погибель. И поэтому ветхому миру не нужен странник. Мир ничего не может с него взять, ибо не питается нетварным светом, а питается энергией страстей, забирая жизненную энергию. Ветхий, внешний человек не знает внутреннего, душевный не поймет духовного - «Ибо живущий по плоти о плотском помышляет, а живущие по духу – о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир, потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут» [Рим 8, 5-7]. Мир не хочет знать ни Христа, ни умное делание во Христе, и исихазм по большому счету, миру не нужен, даже и опасен. Но всегда найдутся странники, которые будут вопрошать, что значит - «непрестанно молитеся», и будут искать научиться исихастскому методу внутренней молитвы в сердце, чтобы вместе со Христом победить мир.
Значение «Откровенных рассказов странника…» в том, что исихастский святоотеческий опыт, показанный в этом произведении, всегда будет актуальным, но особенно он необходим в наше время, когда мы видим, что страсти усиливаются, в мире правит гордыня и стяжательство, сребролюбие, злоба, которые разрушают общество и души, и страсти эти сами собой не утихнут. «Люди» не хотят знать Христа, правит установка – жить по своим желаниям, лишь бы мне было хорошо. Кто-то скажет – а что я могу изменить, как людей изменишь? Но может тут и надо последовать примеру странника и постоянно призывать Иисуса Христа в сердце. Тогда ты изменишься, преобразишься по благодати светом Христовым. И тогда этот Свет преобразит мир.
Литература:
1. Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. М., Отчий дом, 2008.
2. Св. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолвствующих. М., Канон+, 2005.
3. Симеон Новый Богослов. О трех образах внимания и молитвы. Добротолюбие, т.5.
4. Никифор уединенник. Слово о трезвении и хранении сердца многополезное. Добротолюбие, т.5.
Статья написана по материалам доклада на Международной научной конференции «Исихазм в истории и культуре Православного Востока: к 290-летию старца Паисия Величковского».
Меня в исихазме прежде всего интересует практический аспект, аспект практики. Ведь Григорий Палама в полемике с Варлаамом говорил ему, что ты в своих построениях, в своей критике исихазма не исходишь из опыта священнобезмолвия, не знаешь его, а еще осмеливаешься критиковать его, явно руководствуясь не истиной, а своим тщеславием. Влияние книги – «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу» в христианском мире имеет место. Многие начинали свой духовный путь именно под влиянием «Откровенных рассказов странника…». Католики и протестанты интересуются этой книгой, которая в художественной форме, живо показала исихастский метод умного делания. Что примечательно - это написал наш человек, и интересно было бы рассмотреть эти рассказы в аспекте практическом, как близкие к нашей ситуации, в которой мы находимся, понять исихастский метод как спасительное делание в нашем, охваченном страстями и искушениями мире. И сам я в самом начале своего интереса к исихазму прочитал «Откровенные рассказы странника…» и был под сильным впечатлением, пример странника вдохновлял к творению Иисусовой молитвы, чтению Добротолюбия, изучению святоотеческого аскетического опыта.
Вначале следует сказать вкратце о содержании этого произведения. Странник – молодой человек, который услышал в церкви заповедь евангельскую – «Непрестанно молитесь» [1Фес 5, 17] и загорелся понять, что значит – «непрестанно молиться». Он ходит, спрашивает в церквях и у людей, ответа не находит, но так как Господь откликается на стремление человека познать истину, Он ему на пути послал старца, который ему это объяснил, научил непрестанной Иисусовой молитве. Это метод классический афонский, чувствуется что автор «Откровенных рассказов…» имеет большой опыт молитвенного делания, опыт святогорский. Старец сначала стал учить странника устной многократной Иисусовой молитве – сначала 3 тыс. молитв в день, потом 6 тыс., 12 тыс., потом без счета, сколько по сердцу. Старец познакомил странника с Добротолюбием – собранием творений святых отцов, посвященных умному деланию. Старец умер, странник купил себе Добротолюбие и пошел путешествовать, совершенствуясь в Иисусовой молитве. «Наконец чрез непродолжительное время почувствовал, что молитва сама собою начала как-то переходить в сердце, то есть сердце, при обыкновенном своем биении, начало как бы выговаривать внутри себя молитвенные слова за каждым своим ударом, например 1) «Господи», 2) «Иисусе», 3) «Христе» и проч.» [1, 37]. Интересно, что это произошло у него не специально, а естественно - устная молитва спустилась в сердце и соединилась с его ритмом. В сердце появилась теплота и странник стал прилежно изучать Добротолюбие, сверяя свой внутренний опыт с опытом отцов, «дабы не впасть в прелесть или не принять естественных действий за благодатные…» [1, 37]. Далее старец явился ему во сне и научил порядку чтения Добротолюбия для стяжания внутренней молитвы сердца. Странник «приступил к отыскиванию места сердечного, по наставлению Симеона Нового Богослова. Закрыв глаза, смотрел умом, то есть воображением в сердце, желая представить себе, как оно есть в левой половине груди, и внимательно слушал его биение. …далее я начал вводить и изводить Иисусову молитву вместе с дыханием в сердце, по наставлению святого Григория Синаита, Каллиста и Игнатия, то есть втягивая в себя воздух, с умственным смотрением в сердце, воображал и говорил: «Господи Иисусе Христе, - а с испущением из себя воздуха, - помилуй мя. …Недели через три начал чувствовать боль в сердце, потом некую приятнейшую теплоту в оном, отраду и спокойствие. …С сего времени я начал чувствовать разные повременные ощущения в сердце и уме. Иногда бывало, что как-то насладительно кипело в сердце, в нем такая легкость, свобода, утешение, что я весь изменялся и прелагался в восторг. Иногда чувствовалась пламенная любовь к Иисусу Христу и ко всему созданию Божию» [1, 57-58]. Через пять месяцев странник «почувствовал, что молитва уже сама собою, без всякого со стороны моего побуждения производится и изрекается в уме моем и сердце…» [1, 59]. Он стяжал по благодати Духа Святаго самодвижную молитву, которая движется не нашими усилиями, а Духом Святым. «Сердечная самодействующая молитва была утешением и отрадою во всем пути, при всех встречах, она никогда не переставала услаждать меня, хотя и в разных степенях, где бы я ни находился, что бы ни делал, чем бы ни занимался, ничему она не мешала и ни от чего не умалялась. Если что работаю, а молитва сама собою в сердце, и дело идет скорее; если внимательно слушаю или читаю, а молитва все не перестает, и я в одно и то же время чувствую и то и другое, точно как будто я раздвоился или в одном теле моем две души. Боже мой! Как таинственен человек!.. [1, 60].
Странник с помощью Добротолюбия различает в своем опыте отличие естественных действий молитвы от вышеестественный, тех, которые не от собственных усилий, а подаются благодатью свыше. Здесь привычный мир трансцендируется и появляется странная раздвоенность - на человека внешнего, который в мире, и человека внутреннего, который вне мира, не от мира, который пребывает в непрестанном молитвенном общении с Богом. Исихаст видит, что в нем сосуществуют два человека, и над внутренним сокровенным сердца человеком [1 Петр 3, 4] мир не имеет власти. Эта трансценденция (превосхождение мира) произошла благодаря схождению ума в сердце. Обыкновенно ум захвачен миром, вещами мира. Это отцы называют парительностью многозаботливого ума, который вне себя парит по вещам мира, не имея постоянства и перепрыгивая от одного к другого, как бы убегая от себя. Ум следует вернуть к себе. Григорий Палама говорит, что для этого его следует вернуть в тело. Исихастский метод – это метод возврата ума к себе и к Богу посредством телесной дыхательной молитвы, которая описана в «Откровенных рассказах странника…». Ум посредством дыхания сводится в сердце, чтобы ограничить его безудержную подвижность. Григорий Палама учит, что благодаря смотрению вглубь тела ум прекращает свое блуждание и возвращается в себя [2, 49]. Там он в тесноте сердечной, в тесноте покаянной, скорбной, приучается непрерывно взывать к Иисусу Христу о спасении и помиловании. Когда ум по благодати соединяется с сердцем, он «там, внутрь сердца вкусит и чувством ощутит, яко благ Господь, и усладится тем (наш труд; вкушение же сие есть действо благодати, в смиренном сердце); тогда не захочет он уже отдаляться от места сердечного (тогда скажет он те слова, какие сказал Ап. Петр: добро нам зде быти)… и всегда уже будет взирать туда внутрь сердца и там неисходно вращаться, отгоняя все помыслы, всеваемые диаволом» [3, 505].
Старец предупредил странника про нападения помыслов, мешающих молитве. «- Это, возлюбленный брат, война против тебя темного мира, которому ничто в нас так не страшно, как сердечная молитва, и потому он всячески старается, чтобы помешать тебе и отвратить от изучения молитвы [1, 28]. Враг спасения, строит козни, всевает в ум помыслы, чтобы отвратить от спасительного умного делания. Мир, который во зле лежит, влияет на человека через помыслы, которые тот принимает и делает своими, творя грешные дела. «Темному миру попущено ко всем иметь доступ…» [1, 52] через мысли, которые «борют» [1, 52] и склоняют к греху. Странник знает из преподобного Исихия, что «невозможно душе освободиться от мысленных грехов ничем иным, кроме хранения ума и чистоты сердца» [1, 53]. И он говорит собеседнику, что «…если не будешь всегда иметь Бога в уме да непрестанной Иисусовой молитвы в сердце, то ты никогда не успокоишься от помыслов и всегда будешь удобопреклонен к греху, при малейших даже случаях» [1, 53-54]. Мирское в душе – это беспокойные, суетливые помыслы, которые озабочены земным, здешним. Они захватывают, отвращают от главного, навязывают чуждый способ бытия. Наблюдая за мирским умом, мы находит беспрестанное говорение обо всем, но, в то же время - ни о чем, ни о чем по-настоящему существенном. Мирской ум монологичен, это монолог с самим собой, потому что такой человек зациклен на себе, и ничего кроме себя не замечает. Это ослепленность собой греховной воли. Иисусова молитва прерывает этот монолог диалогом с Богом, взыванием к нему из осознания своего погибельного положения. Бессмысленность и неуместность этой монологичной речи показывает себя, когда элементарное действие – прислушаться к биению своего сердца, становится очень трудным, потому что приходят мысли про все что угодно. Они не дают приблизиться к себе, к своему сердцу, дальнее и чужое навязывая как свое, а близкое и свое делая странно чуждым – «что за блажь прислушиваться к сердцу». Это уход от близости к себе (и к Богу) в отчуждающий по ту сторону себя мир. Мир пугает тревогой, страхованием – «не делай этого, можешь себе повредить, можешь впасть в прелесть». Мир, который живет прелестью, этой же прелестью и пугает. Он говорит – «лучше займись привычной внутренней болтовней, а еще лучше поболтай, поговори с «людьми», и твоя блажь пройдет и «люди» отговорят от странных занятий. А то, что это делали святые отцы, да ведь мы же не святые, нам сам Бог велел не лезть в это умное дело, чтобы жить спокойнее». Эту хитрость мирского ума следует замечать, чтобы не променять жемчужину сердечного делания на прах мирской суеты. Не следует слушать то, что отводит от делания Иисусовой молитвы, не слушать страхований псевдо-самодостаточной монологичности, которая боится потерять свою мнимую власть. Быть осторожным в сердечной молитве надо, но не следует и чересчур перестраховываться, поддаваясь послабляющим речам.
Самозацикленная речь размыкается зовом к Спасителю. Но мир не успокаивается, он хочет влиять и подбрасывает помыслы, которые, если с ними беседовать, уводят от спасительного делания и приводят к греху. Умная сердечная молитва становится стражей, охраной сердца, отгоняя своим огнем темные силы, коварные помыслы. Это исихия – безмолвие, молчание миру, ответ на стужающие мирские помыслы молчанием, и говорение с Господом в пламенной молитве, когда сердце захватывается невещественным благодатным огнем. Странник различает нападения мира с двух сторон. С левой – суетные помыслы и греховные замыслы, с правой – когда «душа, презрев беседу с Богом, обращается к удовольственной беседе сама с собою или с тварями» [1, 94]. Внутренняя Иисусова молитва прекращает эту удовольственную нарциссическую беседу с собой, этот внутренний монолог и отгоняет прилоги темного мира. Но темный мир не успокоится, он будет яростно нападать. Поэтому сердечная молитва является мучительным подвигом, крестным путем, предельным борением против «мироправителей тьмы века сего» [Еф 6, 12]. На это предельное борение намекается в «Откровенных рассказах…», ясно, что автор этот опыт прошел, но тут подробно это не описано. Это дает повод критикам обвинять «Откровенные рассказы…» в акценте на благодатные удовольствия от молитвы. Но это не так, аспект подвига, внутренней брани здесь присутствует, может не так явно.
Мирские помыслы говорят человеку про мирское. Человек привык думать, что все блага находятся в мире, и поэтому их нужно себе присвоить. И жизнь становится безудержной гонкой за призрачными, преходящими благами мира. Человек озабочен этим стяжательством и не видит ни себя истинного, ни творения, тем более не знает Бога, Творца. Беспокойство ума – это озабоченность мирскими благами, но также беспокойство – от страха смерти, небытия, от которого человек бежит в мир, бросает себя в мир, забываясь от предельной истины своей смертности. Мир – это мучительство себя и других, ибо греховная своевольная воля все хочет подчинить себе, это не удается – отсюда мучительство. Христианство, исихазм – это отказ от своего своеволия и стремление жить по Божьей воле, по Христовым заповедям. Главнейшая заповедь – любовь. Иисусова молитва просит у Господа Иисуса милости, милосердия, чтобы Он сжалился над нами, простил и помиловал нас. Милость есть любовь. Благодатность молитвы являет любовь к нам Иисуса, которая зажигает ответную любовь. Странник как плод молитвы чувствовал огромную любовь к Иисусу Христу. Так же он чувствовал любовь к людям, «все без изъятия представлялись мне так любезны, как бы родные, хотя я и не занимался с ними» [33]. Любовь преодолевает мирской эгоизм, преодолевает вражду и жажду власти. Сердечная молитва раскрывает иной мир, мир любви, света и благодати. Уход в сердце, обретение там любви Христовой и исхождение этой любви в мир – вот динамика умного делания. Человек ищет благ в мире, но не догадывается, что наивысшее благо очень близко к нему – в сердце, в котором Христос. Страннику, который услаждается Иисусовой молитвой в сердце, никакие блага в мире не заменят благодатной любви Христовой. И никакие скорби и испытания не отделят от любви Христовой, а только укрепят веру и усилят молитвенное делание. Мир здесь бессилен, ибо тот, Кто в сердце, больше того, кто в мире.
Цель сердечной молитвы не отгородится от мира и спрятаться в себе. Нет, цель убезмолвиться в сердце в призывании Иисуса Христа, внимать не миру, его душепагубной, уводящей от себя речи, а внимать Иисусовой молитве в сердце, слушать сердце, стать единым сердцем со Христом, стать с ним одним дыханием, одним духом, и являть миру благодать Царства Божьего, ибо сердце, радующееся Божьей благодати, не может не поделиться этой радостью (Евангелие - Радостная Весть) с другими. Странник так и делал. Он сам испытал благодатность умного делания, и хотел поделиться этой благодатностью. Учил людей молитвенному вхождению в сердце, ибо видел, что люди стремятся к Иисусовой молитве, чувствуют ее благодатную силу, мирность и утешительность, но метода не знают, и поэтому настоящих плодов молитвы не имеют. Странник же, на основе Добротолюбия учит умному деланию, которое выработано святыми отцами в результате многовекового опыта подвига. Осуществляется передача древней традиции, которая живет и показывает свою жизненность. Простые люди чувствуют подлинность и силу исихастской традиции. В чем ее сила? В преодолении мира, который во зле лежит и в возвращении к себе, к своему сердцу, ожесточенному миром, но оживляемому Иисусом Христом. Простые люди, творя Иисусову молитву чистым и доверчивым сердцем, реально чувствуют поддержку Иисуса Христа, чувствуют заступничество и любовь Божью, Его заботу. Мир переменчив, обманчив и зачастую враждебен. Творение Иисусовой молитвы дает трансцендентную основу, дает ту силу, которая осуществляется в немощи, поэтому людям так близок странник, сам немощный, да и еще калека, но вдохновляющий и умудряющий людей на жизнь в непрестанной памяти Божьей, на творение в сердце Иисусовой молитвы. Разве это не православное миссионерство, просвещение людей светом святоотеческой мудрости?
Странник не имеет привязанности к определенному месту в мире. Он безместен в мире, но и уместен – люди видят его благодатность и ему рады. Он вне мира, но дарит миру свое сердце, желает, чтобы все знали ту благодать молитвы, которую знает он. Странник ищет покоя, безмолвия, его утомляет мирская суета, он жаждет найти тихое место, чтобы предаться внутренней молитве, чтению Добротолюбия и Библии. Если вовне суета, он стремится убезмолвиться в сердце. Безмолвие, исихия – его цель, надежная гавань среди мирских волнений. Он стремится к уединению, к исихии и бежит от мирской шумной многоголосицы. В своих странствиях он находит такие места, которые благоприятствуют пребывать в месте сердца (Никифор Монах учил искать место сердца [4, 269-272]), там вознося Богу молитвенные воздыхания. Но и там он учит людей молитве, просвещая их. Не может христианин не быть светом миру, если он идет путем Христа.
Какова цель его странствий. Внутренняя цель - это сердце, святая земля сердца, Царство Божие, которое внутри нас. Внешняя цель – святые места. Он паломничает по святым местам, а не бесцельно бродит, переходя от места к месту. Он стремится к святости. То место, где нет святости, не имеет для него смысла. Он туда не пойдет. Он идет в Почаев, в Киево-Печерскую лавру, к мощам Иннокентия Иркутского. Но конечная его цель, куда он стремится – это Иерусалим, Святой Город. Небесный Иерусалим есть его цель - Царство Небесное. Благодатное действие молитвы в сердце есть предчувствие наивысшей радости детей Божиих в Небесном Иерусалиме, радости бытия с Иисусом Христом. Иисусова молитва учит со-пребыванию со Христом в сердце, пред-вкушая будущее Царствие. Это эсхатологическое бытие (быть тут, но и быть упованием в будущем), это странное не-от-мира-сего-бытие, которое здесь и не здесь, а в будущем Царствии, трансцендирует мир, который привязан к здешнему, к суетным целям. Земной мир (привязанный к земному) никогда не поймет странника, который живет Небесным и радуется Небесному. Не поймет, почему он постоянно твердит про себя молитву, вместо того, чтобы заняться каким-то полезным делом. Мирское внушает – «Зачем тратить силы на призывание Иисуса, если сил не хватает на «необходимое» и хочется пожить нормально - «чтобы все, как у людей». Нет времени причащаться Христу, который тело отдал за жизнь мира. Мир обманывает и опустошает, обманом забирая силу. Умное делание, церковная жизнь живет причастием к нетварному свету, но эта сила света чужда миру, потому что обличает его злые дела, а невещественный огонь испепеляет все грешное и тленное. Огонь молитвы очищает сердце и просветляет бытие.
Странник работает в сердце над божественным огнем, возогревает этот огонь подвижнической ревностью. Мир боится этой силы, этого огня, потому что знает, что в конце времен все будет испытано этим огнем, и мирское зло обречено на погибель. И поэтому ветхому миру не нужен странник. Мир ничего не может с него взять, ибо не питается нетварным светом, а питается энергией страстей, забирая жизненную энергию. Ветхий, внешний человек не знает внутреннего, душевный не поймет духовного - «Ибо живущий по плоти о плотском помышляет, а живущие по духу – о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир, потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут» [Рим 8, 5-7]. Мир не хочет знать ни Христа, ни умное делание во Христе, и исихазм по большому счету, миру не нужен, даже и опасен. Но всегда найдутся странники, которые будут вопрошать, что значит - «непрестанно молитеся», и будут искать научиться исихастскому методу внутренней молитвы в сердце, чтобы вместе со Христом победить мир.
Значение «Откровенных рассказов странника…» в том, что исихастский святоотеческий опыт, показанный в этом произведении, всегда будет актуальным, но особенно он необходим в наше время, когда мы видим, что страсти усиливаются, в мире правит гордыня и стяжательство, сребролюбие, злоба, которые разрушают общество и души, и страсти эти сами собой не утихнут. «Люди» не хотят знать Христа, правит установка – жить по своим желаниям, лишь бы мне было хорошо. Кто-то скажет – а что я могу изменить, как людей изменишь? Но может тут и надо последовать примеру странника и постоянно призывать Иисуса Христа в сердце. Тогда ты изменишься, преобразишься по благодати светом Христовым. И тогда этот Свет преобразит мир.
Александр Блуд, кандидат философских наук
1. Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. М., Отчий дом, 2008.
2. Св. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолвствующих. М., Канон+, 2005.
3. Симеон Новый Богослов. О трех образах внимания и молитвы. Добротолюбие, т.5.
4. Никифор уединенник. Слово о трезвении и хранении сердца многополезное. Добротолюбие, т.5.
Статья написана по материалам доклада на Международной научной конференции «Исихазм в истории и культуре Православного Востока: к 290-летию старца Паисия Величковского».