Монахиня Иоанна: Батюшка, у меня предложение поговорить о постригах. Пусть те сестры, которые давно в монастыре, вспомнят свои постриги и попробуют проанализировать (спустя прожитое время), как они понимают подготовку к постригу.
Какой бы совет они дали постригаемым?
Протоиерей Андрей (Лемешонок): Хорошее предложение. Давайте попробуем. Что можно было бы исправить, если бы была возможность все начать сначала, каких ошибок избежать?
Монахиня Иоанна: Я благодарна Богу за постриг и вообще за то, что Он привел меня в монастырь, несмотря на то что я была практически невоцерковленным человеком. Очень скоро надо мной совершились постриги, один за другим. Я понимала, что это воля Божия. До сих пор я этой верой живу, потому что Бог дал мне много подтверждений перед постригом, чтобы потом не было колебаний: готова я или нет, правильно я что-то сделала или нет…
Помимо невоцерковленности мне, честно говоря, не хватало навыка церковной жизни, участия в богослужениях, глубокого понимания, что такое послушание и келейная молитва. Если бы эти три момента были хоть чуть-чуть освоены перед постригом, то сила благодати пострига работала бы лучше в правильном направлении. У меня же все поглотило послушание.
К сожалению, я человек не очень самостоятельный, и если бы я больше читала, то у меня было бы больше рассуждения, я могла бы формулировать свои вопросы более осознанно. А так я жила больше стихийно.
Тогда у нас была чудесная обстановка, все мастерские и кельи находились в старом корпусе. И подвигом для меня было, когда человек засыпает на клавиатуре, до ночи трудится, кости свои кладет… Так вот мы и жили. Но когда для меня настал трудный период, я начала все реже и реже посещать службы. Я почувствовала, что у меня не хватает ни духовных сил, ни даже физических — плотская часть начала превалировать… Мне не хватило рассудительности вовремя спросить и скорректировать эту проблему с духовником. И потом долгие годы прошли в таком русле, о чем я очень жалею.
Если бы было больше баланса в молитве, в келейном правиле, то была бы другая ситуация. Очень важен навык стояния перед Богом в одиночестве. Единственное, чем я держалась, — послушание и литургия.
Я думала о том, что если у сестры умственное послушание, когда голова постоянно чем-то занята, то Бог как-то компенсирует, покрывает, ты тогда не разрушаешься до конца. Я это очень сильно прочувствовала, когда перешла на трудовое послушание. Навыка молитвы не было, а голова освободилась. Я все никак не могла понять, почему мне вдруг стало так плохо, почему меня так духовно размазало…
Когда я поменяла послушание, то не заменила умственный труд молитвой, и в голове у меня осталась пустота. Я резко почувствовала разницу.
Протоиерей Андрей: Мысль о том, что послушание мешает духовному росту человека, неправильная. Матушка Неонилла говорила, что когда она была в Пюхтицах, то сестры так уставали на послушаниях, что уже ни о какой молитве речь не шла. Думали только о том, чтобы выдержать послушание и свалиться на кровать, закрыть глаза, чтобы потом снова встать и погрузиться в работу. Думаю, что это и было их молитвой на тот момент. Ведь что есть молитва? Мы думаем, что молитва — это когда ты успокоился, зажег лампадочку, погрузился в духовно-православную нирвану, когда ничего не тревожит, все спокойно…
Бог даст тебе это спокойствие, если тебе будет это полезно. Но когда ты преодолеваешь свою плоть и кровь, когда тебе нужно что-то делать, а ты уже просто не можешь физически, однако делаешь ради Христа, ради послушания, ради Церкви…
Я на себе это испытывал много лет. Помню, приехал к отцу Николаю Гурьянову и сказал, что перестал читать утренние, вечерние и вообще всякие молитвы, потому что у меня каждый день по 13 часов тяжелейшего труда. А он мне: «Ой, так это же святое послушание». И я сейчас понял, что это было для меня спасение, потому что иначе я бы погиб.
Монахиня Иоанна: Меня этот вопрос долго тревожил, а сейчас внутри более-менее все по полочкам расставилось. Я успокоилась насчет всех этих лет.
У меня есть пример мать Василисы, которая больше десяти лет ездит по выставкам. Однажды я оказалась с ней в поездке. Мы ночевали в Новодевичьем монастыре в Петербурге. Там были двухъярусные кровати, не очень удобная обстановка, все скрипело, свет не зажигался — можно было фильм про войну снимать. Так вот мать Василиса была единственной из команды, кто просыпался раньше всех и прямо на втором ярусе делал пятисотницу, умудряясь там же делать и поклоны. Серьезно.
Протоиерей Андрей: Так это монашеский навык.
Монахиня Иоанна: Да, я об этом и пытаюсь сейчас сказать. Человек не опустошался духовно, потому что у него был навык молитвы, она была его опорой…
Протоиерей Андрей: Если у тебя есть доверие, что Бог тебя через тех, кто поставлен над тобой, благословляет на какое-то послушание, то плохо тебе от этого никогда не будет.
Монахиня Иоанна: Вот еще мои наблюдения из жизни в монастыре. Есть определенное количество сестер, которые, слава Богу, постоянно ходят на службы. И это очень большая для них помощь, что я в свое время недооценила. Из-за недоверия к послушанию у меня в голове произошла замена понятий. Я по своему недоумию все делала стихийно, потому что меня увлекал общий поток, общий пример жизни.
Протоиерей Андрей: Не было внутреннего стержня, поэтому были порывы, которые кончались разрывами.
Монахиня Иоанна: Сегодня у нас уже немного другая обстановка в монастыре.
Протоиерей Андрей: Как ты понимаешь труд? Ведь он бывает разный. Молитва — это самый большой труд. Мать Марфа знает, что на подворье есть разные люди: с ногами, с руками, а есть люди и без ног. Бывает, что человек без ног больше трудится, потому что он, имея руки, стремится что-то почистить, он не откажется прочитать Псалтирь… А есть люди с ногами и руками, есть и силы, но желания что-то делать, к сожалению, не имеется, одно самооправдание и саможаление… Если человек плохо учился, плохо работал, был никудышным семьянином, неужели он станет хорошим монахом? Это смешно.
Людям, которые с детства привыкли трудиться и отвечать за что-то, легче. Когда человек не научен трудиться, смиряться, когда он жил сам по себе, то в монастыре ему будет очень тяжело. Многое зависит от самого человека. Суворов был слабого здоровья, но подтянул себя. Поэтому и стал великим полководцем.
Есть два весла: молитва и труд.
Монахиня Иоанна: Надо стараться совмещать. И если есть сильный перекос, то это не будет на пользу.
Протоиерей Андрей: Ты говоришь правильные, трезвые вещи…
Монахиня Иоанна: Во мне очень сильно отозвались слова одного афонского отца о том, что нельзя служить, не будучи посланным. Если тебя через старшего определили на какое-то послушание, то ты идешь и служишь Богу…
Протоиерей Андрей: Ты выполняешь волю Бога через человека.
Монахиня Иоанна: Да, а впереди меня выполнять послушание идет Бог. Когда с таким отношением идешь на послушание, тогда оно чудодейственно. Если без этого понимания приступать к делу, то происходит разрушение… Вроде бы ты делаешь одно и то же дело, вкладываешься, устаешь, но эффект разный.
Если бы на этом изначально строилась моя жизнь, то, может быть, и результат на сегодняшний день был бы другой. А поскольку этого понимания не было, то и глубины осознания послушания не было. Я воспринимала так: мне сказали что-то сделать — я сделала. Я не была готова к какому-то другому пониманию. Поэтому так важен баланс между трудом и молитвой.
Постриг — это великая благодать. Человек действительно рождается заново. И чистота такая невероятная, и близость Бога… Бог действительно дает тебе быть Его невестой. Хотя бы какое-то время действия благодати ты по милости Божией являешься этой невестой, потому что Бог тебя очищает, Бог тебя просвещает, пока ты опять не погрузился в свое состояние. Поэтому пожелание от всей души сестрам, которых будут постригать, — просто попытаться расположить свою душу, сердце к тому, чтобы Бог всегда шел впереди, а уже ты за Ним.
Монахиня Руфина: Это была моя интимная жизнь с Богом, мой личный опыт. У каждого будет свое, и нельзя сказать, что так правильно, а так неправильно. И еще надо учитывать, что для нас, пришедших в начале строительства монастыря, все было впервые. Кто-то был более подготовлен, кто-то менее.
В иночество меня постригли через три месяца после того, как я пришла, а через год — в монашество. Я вообще не понимала, что со мной происходит. Что тут скажешь... Конечно же, я благодарна Богу, но отношусь к этому как к авансу. Вот мать Иоанна говорила, что самое главное — это доверие духовнику. Если этого не будет, то ничего не будет. В первую очередь это нужно донести послушницам.
Другое дело, когда человек уже лет десять в инокинях и готовится к монашескому постригу. Что я тут скажу? Она сама все знает. Наверное, только: «Помоги, Господи!»
Протоиерей Андрей: Да, помоги им, Господи!
Вот мать Татьяна. Станет ли она когда-нибудь смиренной? Уйдет ли у нее упрямство? А то «хочу», и все. А люди говорят, что мало пользы от этого «хочу». И это правильно. Много чего ты хочешь. Ты должна жить не тем, что ты хочешь, а тем, что нужно монастырю на сегодняшний день. В этом соборное мышление, потому что ты не принадлежишь себе.
Или вот сестра. Думает, что без ее мнения все провалится. Да не провалится! Слава Богу, что у тебя есть желание молиться, петь на клиросе, но если ты нужна в мастерской, то за вышивальной машиной нужно постоять так же, как ты стояла бы за аналоем. Ничего тут такого нет.
Конечно, я понимаю, что это трудно. У меня тоже такое было. В течение нескольких лет я каждый день утром и вечером ходил на службу, а потом вдруг мне сказали: «Все, бери в руки лопату и забудь про службу. Бери кувалду, бери лом, бери носилки… И только один раз в воскресенье можешь бывать на службе, по твоему желанию». И так длилось годами.
Мне было очень тяжело пройти это, потому что до этого участвовал во всех службах, праздниках, пел в хоре… А тут я уже забыл и про хор, и про все. Был весь в пыли, грязный…
Этот опыт был важен для меня, потому что без него я не потянул бы сегодняшний ритм. Сейчас гораздо тяжелее физически и духовная жизнь не так проста. Поэтому нам нужно постоянно чему-то учиться. Важно, чтобы потом, когда тебе скажут, что надо ходить каждый день петь, ты не сказала «не хочу». Вот в чем дело.
Наше дело томить томящего и доверять Богу. А когда начинают бросаться словами типа «я тогда пойду из монастыря», это вообще несерьезно. Тут никто никого не держит. Но это слова страшные, потому что их говорили люди, которых сейчас здесь нет. Их жизнь — трагедия. Может быть, сегодня они этого не понимают до конца, но это уже другая история.
Монахиня Руфина: Я вот что еще хотела сказать сестрам из своего опыта. Один спрос с прихожанина, другой спрос с сестры милосердия и совсем другой спрос с нас — то, что можно послушнице, уже нельзя делать инокине. Ты, конечно, можешь делать, но будешь внутренне страдать. И то, что можно делать инокине, непозволительно монахине.
Монахиня Тамара: Нам, первым сестрам, было проще, потому что нам было много дано авансом. Мы не были долго послушницами и инокинями.
Протоиерей Андрей: В этом есть и плюсы, и минусы – вот в чем дело.
Монахиня Тамара: Сестрам, которых будут постригать или которые еще ожидают пострига, надо иметь доверие. На самом деле здесь есть большая тайна, которую, наверное, по-человечески просто не объяснишь.
Единственное, что помнишь, – это первые дни после пострига: они такие чудесные! Даже не знаю, как их и описать… И они не повторятся, наверное, никогда. Потому что то, что дает Бог просто так, своим трудом достичь очень трудно. Но все равно усилия нужно делать постоянно. Самое интересное, что ощущения во время пострига до сих пор живы.
Протоиерей Андрей: Есть прожитый опыт, который дает надежду. Он как сказка какая-то, которая дает силы жить. Один монах написал книгу об Афоне через лет 30–40. Он прожил несколько лет среди людей духовных и спустя много времени описал этот опыт уже через призму своего служения в Церкви. И это было видение зрелого священника, монаха, который в раннем возрасте был в благодатном состоянии, в общении со старцами.
Меня многие просят написать что-нибудь о старце Николае. Но я понимаю, что могу еще неправильно понять, неправильно выразить какие-то вещи. Иногда я что-то вспоминаю, переосмысливаю, чтобы можно было чем-то поделиться с ближними. Поэтому и ваше сегодняшнее слово тоже еще формируется. Сколько ты в монашестве?
Монахиня Тамара: 15 лет.
Протоиерей Андрей: Что такое 15 лет?!
Монахиня Тамара: Это первые шаги, на самом деле.
Протоиерей Андрей: А то уже герой! (смеется)
Монахиня Тамара: Я помню момент, из-за которого меня до сих пор держит доверие. Случается, что Бог дает Вам видеть жизнь человека по-другому. Нам с мать Марфой о постриге в иночество сообщили за два-три дня. Это было быстро и неожиданно. И старшая сестра монахиня Елизавета Вас спросила насчет меня: «Как? Это же все равно что пустосмех постригать в монахини». А Вы тогда на меня посмотрели серьезно и сказали: «Нет». В том смысле, что есть в человеке что-то, что ему нужно дать возможность проявить. Для меня это было большой поддержкой. И дальше, когда в монастыре проходили постриги, я понимала, что Бог через Вас видит в человеке то, что не вижу я. Поэтому надо не терять это доверие. Мне Господь так давал, что я никогда не спорила, достойна я или не достойна…
Протоиерей Андрей: Глупо говорить: достойна или не достойна. Это какие-то детские шалости. За что разбойник попал в рай? Какой тут критерий?
Монахиня Тамара: Я понимала, что я не достойна. Постриг для меня был большой неожиданностью. Вообще до сих пор каждый постриг я переживаю как свой собственный. Понимаешь, сколько Господь дает Своей милости, благодати, и доверия человеку. Я благодарна Богу, что Он привел меня в монастырь.
Когда я переступила порог монастыря, я на долгие годы забыла, что такое уныние. Я хорошо помню, как мы все пели «Се Жених грядет в полунощи…» Мне все время хотелось петь это песнопение. Для меня и сейчас это самое близкое… хоть и реже хожу на службы, жалею себя.
Монахиня Тавифа: Слушаю сестер и понимаю, что я очень неблагодарный человек. Очень тяжело говорить о том, что не проживаешь, ведь с постригом в жизнь входят ограничения. Как Вы говорили, что-то, что может себе позволить послушница, не может инокиня. Поэтому я до сих пор не понимаю, как можно хотеть пострига.
Мне непонятно, когда говорят про какие-то чины, как будто это какие-то пагоны за выслугу лет. Человеку, к сожалению, свойственно такое восприятие. Волей-неволей чувствуешь, что ты уже поднялся на какую-то ступеньку, у тебя есть определенное право на что-то.
Протоиерей Андрей: Мне очень понятны твои слова.
Монахиня Тавифа: Вообще, мне было непросто вначале. Особенно было страшно, когда рекомендовали к постригу, но держало доверие и было страшно нарушить послушание. Первый год монастыря был испытанием.
Протоиерей Андрей: Да, был очень тяжелый период тогда. Сестры плакали, и была опасность разрушения монастыря.
Монахиня Тавифа: Основное, что нужно понять, что в монастыре другая пирамида ценностей. Ты не растешь по карьерной лестнице, все с точностью до наоборот.