Протопресвитер Василий Каллиакманис
Рассуждение в святоотеческом исихастском предании считается одной из самых главных добродетелей. Святой Кассиан Римлянин повествует, как в скиту Фиваиды собрались многие старцы и рассуждали, что есть совершенство в добродетели и как монаху сохранить себя от сетей демонов и приблизиться к Богу.
Каждый излагал свое мнение, отводя первое место какой-либо из добродетелей. Одни на первом месте ставили пост и бдение, другие — чистоту, нестяжание и презрение материальных благ, третьи — милостыню и иные различные добродетели.
Когда в спорах прошла уже большая часть ночи, последним взял слово авва Антоний Великий. Все добродетели необходимы, сказал он, но мы ни одной из них не можем дать первенства, потому что всегда существует опасность уклонения от истины — либо от избытка этой добродетели, либо от недостатка. Рассуждение как «око души», «исследующее в человеке все дела и помышления, различает и удаляет всякое худое и неугодное Богу дело и далеко отгоняет от человека дух заблуждения». Без дара рассудительности никакая добродетель не может быть до конца надежной, и потому рассуждение «есть матерь и охранительница всех добродетелей». С мнением преподобного Антония согласились и все остальные отцы.
Изучая жизнь и эпистолярное наследие старца Иосифа, исследователь с удивлением обнаруживает его глубокое знание библейского и исихастского предания, и это знание вовсе не интеллектуальное и рационалистическое, но опытное. Поэтому он и мог говорить: «Господи, за словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки» (Пс. 16,4). Им был приобретен опыт, который невозможно купить ни за какие деньги, «это собственность каждого, соответственно его трудам и крови, которую он сам должен дать для ее получения», — отмечает сам старец. В своих письмах он описывает пережитые им на опыте духовные состояния, на них он ссылается и в беседах со своими чадами. Он отлично ведал все изгибы и свойства души и их связь с телесными нарушениями, истоки и средства уврачевания страстей, а также методы духовной брани ради соблюдения заповедей и приобретения добродетелей.
Добродетель для старца Иосифа была не внешним сообразованием с определенными правилами, но всецелой и опытной частью благодатной жизни и соответствующим условием для посещения благодати. Добродетель — это «инструмент совершенствования», и она обнаруживает себя истинными и братолюбивыми проявлениями. «У добродетели нет колокольчика, чтобы узнать ее по звону, — пишет он. - Колокольчик добродетели есть снисхождение, выдержанность, долготерпение. Вот украшение монаха и всякого христианина».
В жизни и переписке старца Иосифа рассуждение занимает центральное место и встречается в самых разных видах:
- как естественная проницательность,
- как духовный поиск и путь самопознания,
- как вдумчивое изучение и понимание Священного Писания,
- как метод пастырского руководства,
- как вышеестественное дарование Святого Духа и
- даже как признак бесовского действия.
За исключением последнего, все остальные его виды помогают, с точки зрения методологии, всестороннему изучению данного вопроса.
С другой стороны, между различными видами рассуждения существует не только взаимосвязь, но и взаимодополняемость.
Рассуждение как естественная проницательность. Проницательность в начале была дана Богом Адаму, поэтому он обладал способностью видеть свойства тварей, созданных Богом, и поэтому дал имена животным в Раю. Он становился вторым творцом, потому что был наделен прозорливостью и пророческим даром, пророчески созерцая все творение. Так все сотворенные сущности, имеющие в своей основе творческую энергию Бога, возносят свой дух к Богу. Но произошло грехопадение, имевшее своим следствием потерю человеком этого Божественного дарования.
Подобным образом видит творение и старец Иосиф. Красота естественного окружения, дикие афонские скалы отражают в себе Божественную красоту и становятся для рассудительного исихаста таинственными и безгласными богословами, возводящими его ум и сердце к Творцу всяческих. К одному своему духовному чаду, которого он приглашает посетить пустыню Святой Горы, старец пишет: «Итак, приди, сын мой родной и возлюбленный... поговорим о Боге и побогословствуем... Ты послушаешь дикие скалы, таинственных и молчаливых богословов, которые будут объяснять тебе глубокие смыслы... И таким образом, все имеет свой голос, так что, дуновением ветра движимое, делается гармоничной музыкой славословия Бога».
Подобное дарование имеют все люди, однако необходимы определенные условия для сохранения его в себе и развития. Аскеза способствует возгреванию этого естественного дарования. Дело в том, что силы души зависят от телесных изменений. Творец, пишет старец Иосиф, сотворил человеческую персть из четырех стихий: твердого, влажного, горячего и холодного. Когда все эти естественные свойства находятся в гармонии, тогда и ум работает правильно. Напротив, всякое расстройство в деятельности тела влечет за собой и соответствующее расстройство душевных сил. Так гнев и возмущение, происходящие от «телесного перегрева», так сказать, от «избытка крови», лишают христианина возможности отличать истину ото лжи.
Ум как попечитель питает душу, принося ей то, что получает от подвизающегося христианина. Поэтому необходимы чтение, молитва, псалмопение, молчание, но также и отдых. «Так человек учится отличать добро от зла, так весь ум его становится светом, весь становится сиянием». Талантливые и опытные подвижники обладают природной проницательностью, и потому они могут прозревать факты и состояния людей даже при первой с ними встрече".
Естественная проницательность, происходящая от обычного знания, отличается от богооткровенного и духовного знания. «Естественное знание есть рассуждение, которое отличает добро от зла - и им обладают все люди - духовное же знание приобретается духовным трудом после стадии "познай самого себя"». Отчуждение от воли Божией, уныние и страсти влекут за собой смятение ума, так что человек не может уже правильно видеть и искаженно воспринимает действительность. Случается то, о чем написано в книге пророка Исайи: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет - тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким!» (Ис. 5. 20).
Рассуждение как способ самопознания и духовного поиска. При помощи рассуждения подвизающийся может оценивать внутреннее свое духовное состояние, движения страстей, а также понимать приход и уход благодати и действие искушения. Подвижник убеждается в глубине нравственной жизни, распространяющейся не только на сознательные действия, но и на состояние сна. Рассудительный знает также и источник происхождения сновидений, «от Бога или от демонов». При помощи страха Божия и естественной рассудительности подвизающийся может найти опытного старца, чтобы он уврачевал раны, причиненные ему страстями.
Когда старец Иосиф приехал на Святую Гору Афон, он столкнулся с трудностями, связанными с нахождением достойного и опытного духовного руководителя. Нерассудительность и приверженность внешним схемам, определенное безразличие первого старца, рядом с которым он одно время подвизался, привели его в отчаяние и побудили искать милости непосредственно у Бога. Но при этом он не сложил рук. Углубляясь ночью в молитву, он ждал того дня, когда найдет истинное исихастское делание в лице некоторых подвижников. Вот как сам он описывает эти искания в письме к одной игумений: «Мы, сестра моя, когда пришли на Святую Гору, не заключились в одном доме, как делают многие, но искали, звали, плакали. Ни одной горы или пещеры не пропустили, ища неложного наставника, чтобы услышать слова жизни, а не праздности и суеты. Итак, мы не пропустили ни одного старца пустынника, чтобы не получить от него хотя бы капли пользы... Я искал, где есть жизнь, где я могу обрести пользу своей душе».
Результаты этого поиска не были обнадеживающими. Среди тысяч монахов «едва видны немногие, как искры». Причем они осуждаются как прельщенные, потому что, «не имея кому передать свое духовное сокровище, скрывают его и делают вид перед всеми, будто глупы и прельщены». Важную роль в формировании духовного распорядка и устроения монашеской жизни старца сыграл папа Даниил, живший в пещере св. Петра Афонского. «Крайне молчаливый, затворник, всю свою жизнь постоянно служивший, он в течение шестидесяти лет ни одного дня не мог помыслить без служения Божественной Литургии. В Великую Четыредесятницу он ежедневно совершал Литургию Преждеосвяшенных Даров... Литургия же его длилась три с половиной, четыре часа, потому что он не мог давать возгласы по причине сильного умиления... На протяжении всей своей жизни он творил умную молитву и бодрствовал на всякую ночь. От него и я воспринял свой чин и приобрел у него великую пользу. Он ел двадцать пять грамм хлеба каждый день и на Литургии весь возносился горе. И не совершал Литургию без того, чтобы земля под его ногами не становилась грязью от слез».
В этом описании мы видим гармоничное сочетание литургической и аскетической жизни, чему следовал и старец Иосиф.
С течением времени он убедился в неведении, неопытности и в нерассудительных крайностях многих святогорцев, которые хотя и начали свои духовные подвиги «с горячим желанием и боголюбивои ревностью», однако затем встали на путь заблуждения. Поэтому старец и учил, что, если найдет кто опытного духовного наставника, пусть верно следует за ним. Если же нет, то пусть следует общему пути отцов, где у него будет много попутчиков и проводников и где он не будет бояться сбиться с пути».
Он видел, что и посетители и паломники на Святой Горе не имели часто должного рассуждения. Они не получали пользы от слов и оставались со своими «дурными хотениями». «Таковые, даже если будешь беседовать с ними день и ночь напролет, если изольешь на них всю мудрость отцов, если будешь творить чудеса пред очами их, если обратишь на них течение Нила, они не получат ни капли пользы. Они хотят лишь приходить, говорить, чтобы убить время, побуждаемые унынием». Таких он часто избегал, хотя и молился об их духовном преуспеянии.
Рассуждение как метод пастырского попечения. Известно, что в святоотеческом предании встречаются различные методы духовного руководства: иногда духовный отец придерживается принципа акривии, а иногда — икономии.
От этих принципов не отступал и старец Иосиф, считая, что никакая добродетель не может быть самоцелью и может развиваться только при пастырском попечении опытного духовного отца. В качестве примера он приводит пост, бдение, безмолвие и другие добродетели. Если какая-нибудь из них будет отторгнута от других, то подвизающийся может впасть в прелесть.Ведь не все люди «одного сложения и телесной силы».
Весьма характерно для него то, что он пишет одной игумений: «Я не буду причинять вам вред своими словами. Всеми силами души я буду стараться принести вам пользу. Если вы не сможете что-то выполнять, то я спущусь ниже. Я встану на той высоте, которой вы достигаете, чтобы вы могли до меня дотянуться». Духовник проходит равную брань с каждым человеком, получающим от него пользу, страдая и изнемогая от умственного переутомления за каждую душу, которую он берет, и «некая тяжелейшая цепь ложится на его шею».
В деле духовного руководства особое значение имеет поведение и позиция духовных чад. Потому что тяжесть ответственности духовного отца многократно увеличивается от непослушания и противоречия духовных чад, а от сознательного послушания, напротив, ноша его облегчается. Так он пишет: «Потому что всякое жесткое слово, которое вы скажете ему (старцу) во время искушения, поскольку оно исходит от змия диавола, как яд действует на его душу; и он увядает, как цветок под ударами града. После же этого он даже за самого себя уже не способен молиться, пока не пройдет боль. В то время как, если ученики во всем слушаются старца, то он не уклоняется в сторону, возносится на высоту, пламенно молится, с избытком просвещается, разумно с ними беседует, дает правильные советы, получает приращение благодати и становится стремительным потоком, изливая на каждого Божественную благодать, которую он получает от Господа».
Старец Иосиф не оставил безмолвие Святой Горы, чтобы выйти в мир и духовно укреплять имевших в этом нужду своих духовных чад. Однако он писал и отсылал им письма, некоторые из которых по содержанию были почти полными копиями других, а некоторые — особыми в соответствии с его получателем. Было бы особенно интересно найти и письма, которые получал старец, чтобы мы имели более полную картину относительно того, как отвечал старец на различные духовные вопрошания.
Изучающий опубликованные письма убеждается в том, что на каждый вопрос или духовную проблему старец отвечает особенным образом. Одно он пишет тем, кто скорбит и отчаивается, другое - тем, кто настаивает на своей воле, третье - тем, кто столкнулся с искушениями. Одни духовные мерки он употребляет для мирских, и другие - для монашествующих. «Ибо мирские не согрешают, поступая по знанию, И мы спрашиваем такого человека: человече Божий, скажи мне, за столько лет твоего поста, что ты приобрел? Покажи мне плод твоего многолетнего поста, и тогда я соглашусь. Человече, ты ради своего господина поста исключил других из милости Божией. Куда же ты дел безмерную милость благости Господа? Но, может быть, все люди имеют подобное твоему сложение и телесные силы, что ты требуешь, чтобы все были такими, как ты? Итак, вот почему, не распоряжаясь как должно относительно себя самого, ты куешь на наковальне поста столько лет медный грош и не можешь сделать из него никакого сосуда, ибо не имеешь рассуждения».
Но монахи должны иметь «совершенное самоотвержение, совершенную веру и преданность (Богу) без всяких колебаний». Для них имеет особое значение родство не по плоти, но по духу. Монах при помощи подвигов и посещения благодати Божией стремится преодолеть даже само разделение между мужским полом и женским. «Ибо, — как замечает старей, - плоть, муж и жена, существуют для продолжения рода, от чего мы отреклись и поднялись выше. Так вот, поскольку мы духовные, то должны и видеть духовно. Нет души мужчины и женщины, девушки или старика, но над всем благодать Христова».
С великим рассуждением он говорит о матери одной монахини, ропщущей по поводу жизненного выбора ее дочери. Выражая свою скорбь о ее поведении, он советует игумений: «Но вы окажите терпение и не вступайте в спор в ответ на ее слова. Время, благодатию Христовой, это уврачует. Она сама со временем будет в этом раскаиваться и переживать за то, что говорит и делает сейчас. Но ныне необходимо снисхождение. Нужна любовь нелицемерная и великое молчание. Что бы вы ни говорили, ваши слова должны быть все на перечет. И, когда говорите, молитесь в уме, чтобы ваши слова облекались силою свыше».
Отправной точкой и мерой рассуждения является любовь. Среди прочего он пишет: «Но я всех люблю, со всеми доброжелателен. До такой степени, что при стольких мнениях каждый, с которым мы беседуем, думает, что я на его стороне. Я никого не лишаю надежды, даже если знаю, что он находится в прелести. Поскольку я знаю, что если буду говорить, он все равно не послушает, то ради чего мне смущать его и самому огорчаться?» Это, конечно же, не означает, что он не берет на себя ответственности духовного руководства. Вышесказанное относится к мирским людям или к тем монахам, которые ищут совета, а сами не готовы принять его. Однако своим духовным детям он открывает истинное положение вещей и часто предупреждает их об отрицательных последствиях того или иного их выбора. Он доходит даже до того, что грозится отказаться от всякого с ними общения, если они не исправят свою ошибку и не переменят своих решений.
Одному монаху, имевшему помысл оставить монастырь, он пишет: «Если же ты окажешься побежденным и вернешься в мир, то я не только не напишу тебе другого письма, но совершенно изглажу тебя из моего сердца. Больше для тебя сделать я ничего не могу, потому что вижу, что хотя ты понимаешь, что это искушение и дело диавола, однако продолжаешь его слушать. А если так, то о чем мне еще писать?». В другом случае он, хотя и избирает молчание в течение некоторого времени как метод пастырского воздействия, но затем с необыкновенной нежностью обращается к своему духовному чаду, оставившему его братство: «Я никогда тебя не забываю и не вычеркнул твое имя из помянника на Литургии, потому что ты мое чадо. Ведь что бы ни делал ребенок, отец все равно опять страдает, даже если тот огорчит его мимолетным поступком».
Старец не боится и смело открывать человеку его духовное состояние, не останавливаясь перед тем, чтобы огорчить того на малое время. Он не льстит и не умалчивает об истине. Он смотрит на долговременную от этого пользу и готов признать духовный прогресс в будущем. В тридцатом письме с резкостью педагога он пишет: «...у тебя нет еще ни капли от Нового Адама. Ты весь — ветхий. И когда начнет в тебе образовываться Новый Адам, я сам напишу тебе об образах роста нового человека, если буду жив». Также он просит, чтобы не становилось всеобщим достоянием то, что он советует в конкретных случаях, потому что некоторым это может не принести духовной пользы, но повредить.
Рассуждение как прозорливость и дарование Святого Духа. Божественная благодать действует в подвизающемся в соответствии с его духовным состоянием, находится ли он на стадии очищения, просвещения или совершенствования. При помощи аскезы и посещений благодати трезвящийся приобретает дарование «различения духов». То есть он преуспевает в познании и самих духовных дарований и того, когда и как действует каждое из них и как хранить себя от прельщения. Те, кто достигает этой стадии, приносят большую пользу Церкви, потому что с помощью рассуждения управляется должным образом сначала сам подвижник, а затем он правильно наставляет и других.
Духовное рассуждение, которое есть в чистом виде дар Бога, начинается с интуиции, затем постепенно достигается проницательность, прозрение и пророчество, как произведение и плоды Святого Духа. Духовная проницательность богоподобна, ей свойственны кротость, тишина, мир и любовь.
Следствие такого духовного состояния — вышеестественные откровения — непостижимо человеческими мерками. Умный свет Божественной благодати просвещает ум, и подвижник видит безопасные пути духовного преуспеяния. Ум его бывает восхищен и видит райские красоты. На этом этапе необходимо трезвение и внимание, чтобы не потерять благодать. «Итак, поскольку наше естество претерпевает столькие изменения и во время хождения во тьме мы совершаем столько дел, лишенных рассуждения Божественной Благодати, от которых мы терпим вред и часто получаем смертельные раны от наших врагов... то мы не должны обретать дерзновение и думать, что все то, что мы делаем, угодно Богу. И мы не должны надеяться на свое оружие и умение, но призывать Божественную помощь, ибо только на нее мы надеемся»39. Терпение, самоукорение и смирение являются предпосылками для получения совершенной благодати и сохранения рассуждения как дарования Святого Духа.
В результате всего нами изложенного становится понятно, какое великое значение не только для духовного подвига, но и вообще для церковной жизни имеет рассуждение. Старец всегда с восхищением говорил о рассуждении, которое он считал отличным орудием аскетического подвига и солью духовной жизни. «"Соль, дети мои, соль нужна",— говорил он нам, имея в виду рассуждение», - свидетельствует о. Иосиф Ватопедский. И мы непоколебимо верим, что это свидетельство истинно. Потому что рассуждение - будь то природная проницательность, или духовный поиск и путь самопознания, или вдумчивое изучение и понимание Священного Писания, или метод пастырского руководства, или, наконец, сверхъестественное дарование Святого Духа - обеспечивает не уклоняющееся от правильного направления духовное шествие как духовного отца, так и его духовных чад.
Рассуждение в святоотеческом исихастском предании считается одной из самых главных добродетелей. Святой Кассиан Римлянин повествует, как в скиту Фиваиды собрались многие старцы и рассуждали, что есть совершенство в добродетели и как монаху сохранить себя от сетей демонов и приблизиться к Богу. Каждый излагал свое мнение, отводя первое место какой-либо из добродетелей. Одни на первом месте ставили пост и бдение, другие — чистоту, нестяжание и презрение материальных благ, третьи — милостыню и иные различные добродетели.
Когда в спорах прошла уже большая часть ночи, последним взял слово авва Антоний Великий. Все добродетели необходимы, сказал он, но мы ни одной из них не можем дать первенства, потому что всегда существует опасность уклонения от истины — либо от избытка этой добродетели, либо от недостатка. Рассуждение как «око души», «исследующее в человеке все дела и помышления, различает и удаляет всякое худое и неугодное Богу дело и далеко отгоняет от человека дух заблуждения». Без дара рассудительности никакая добродетель не может быть до конца надежной, и потому рассуждение «есть матерь и охранительница всех добродетелей». С мнением преподобного Антония согласились и все остальные отцы.
Изучая жизнь и эпистолярное наследие старца Иосифа, исследователь с удивлением обнаруживает его глубокое знание библейского и исихастского предания, и это знание вовсе не интеллектуальное и рационалистическое, но опытное. Поэтому он и мог говорить: «Господи, за словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки» (Пс. 16,4). Им был приобретен опыт, который невозможно купить ни за какие деньги, «это собственность каждого, соответственно его трудам и крови, которую он сам должен дать для ее получения», — отмечает сам старец. В своих письмах он описывает пережитые им на опыте духовные состояния, на них он ссылается и в беседах со своими чадами. Он отлично ведал все изгибы и свойства души и их связь с телесными нарушениями, истоки и средства уврачевания страстей, а также методы духовной брани ради соблюдения заповедей и приобретения добродетелей.
Добродетель для старца Иосифа была не внешним сообразованием с определенными правилами, но всецелой и опытной частью благодатной жизни и соответствующим условием для посещения благодати. Добродетель — это «инструмент совершенствования», и она обнаруживает себя истинными и братолюбивыми проявлениями. «У добродетели нет колокольчика, чтобы узнать ее по звону, — пишет он. - Колокольчик добродетели есть снисхождение, выдержанность, долготерпение. Вот украшение монаха и всякого христианина».
В жизни и переписке старца Иосифа рассуждение занимает центральное место и встречается в самых разных видах:
- как естественная проницательность,
- как духовный поиск и путь самопознания,
- как вдумчивое изучение и понимание Священного Писания,
- как метод пастырского руководства,
- как вышеестественное дарование Святого Духа и
- даже как признак бесовского действия.
За исключением последнего, все остальные его виды помогают, с точки зрения методологии, всестороннему изучению данного вопроса.
С другой стороны, между различными видами рассуждения существует не только взаимосвязь, но и взаимодополняемость.
Рассуждение как естественная проницательность. Проницательность в начале была дана Богом Адаму, поэтому он обладал способностью видеть свойства тварей, созданных Богом, и поэтому дал имена животным в Раю. Он становился вторым творцом, потому что был наделен прозорливостью и пророческим даром, пророчески созерцая все творение. Так все сотворенные сущности, имеющие в своей основе творческую энергию Бога, возносят свой дух к Богу. Но произошло грехопадение, имевшее своим следствием потерю человеком этого Божественного дарования.
Подобным образом видит творение и старец Иосиф. Красота естественного окружения, дикие афонские скалы отражают в себе Божественную красоту и становятся для рассудительного исихаста таинственными и безгласными богословами, возводящими его ум и сердце к Творцу всяческих. К одному своему духовному чаду, которого он приглашает посетить пустыню Святой Горы, старец пишет: «Итак, приди, сын мой родной и возлюбленный... поговорим о Боге и побогословствуем... Ты послушаешь дикие скалы, таинственных и молчаливых богословов, которые будут объяснять тебе глубокие смыслы... И таким образом, все имеет свой голос, так что, дуновением ветра движимое, делается гармоничной музыкой славословия Бога».
Подобное дарование имеют все люди, однако необходимы определенные условия для сохранения его в себе и развития. Аскеза способствует возгреванию этого естественного дарования. Дело в том, что силы души зависят от телесных изменений. Творец, пишет старец Иосиф, сотворил человеческую персть из четырех стихий: твердого, влажного, горячего и холодного. Когда все эти естественные свойства находятся в гармонии, тогда и ум работает правильно. Напротив, всякое расстройство в деятельности тела влечет за собой и соответствующее расстройство душевных сил. Так гнев и возмущение, происходящие от «телесного перегрева», так сказать, от «избытка крови», лишают христианина возможности отличать истину ото лжи.
Ум как попечитель питает душу, принося ей то, что получает от подвизающегося христианина. Поэтому необходимы чтение, молитва, псалмопение, молчание, но также и отдых. «Так человек учится отличать добро от зла, так весь ум его становится светом, весь становится сиянием». Талантливые и опытные подвижники обладают природной проницательностью, и потому они могут прозревать факты и состояния людей даже при первой с ними встрече".
Естественная проницательность, происходящая от обычного знания, отличается от богооткровенного и духовного знания. «Естественное знание есть рассуждение, которое отличает добро от зла - и им обладают все люди - духовное же знание приобретается духовным трудом после стадии "познай самого себя"». Отчуждение от воли Божией, уныние и страсти влекут за собой смятение ума, так что человек не может уже правильно видеть и искаженно воспринимает действительность. Случается то, о чем написано в книге пророка Исайи: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет - тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким!» (Ис. 5. 20).
Рассуждение как способ самопознания и духовного поиска. При помощи рассуждения подвизающийся может оценивать внутреннее свое духовное состояние, движения страстей, а также понимать приход и уход благодати и действие искушения. Подвижник убеждается в глубине нравственной жизни, распространяющейся не только на сознательные действия, но и на состояние сна. Рассудительный знает также и источник происхождения сновидений, «от Бога или от демонов». При помощи страха Божия и естественной рассудительности подвизающийся может найти опытного старца, чтобы он уврачевал раны, причиненные ему страстями.
Когда старец Иосиф приехал на Святую Гору Афон, он столкнулся с трудностями, связанными с нахождением достойного и опытного духовного руководителя. Нерассудительность и приверженность внешним схемам, определенное безразличие первого старца, рядом с которым он одно время подвизался, привели его в отчаяние и побудили искать милости непосредственно у Бога. Но при этом он не сложил рук. Углубляясь ночью в молитву, он ждал того дня, когда найдет истинное исихастское делание в лице некоторых подвижников. Вот как сам он описывает эти искания в письме к одной игумений: «Мы, сестра моя, когда пришли на Святую Гору, не заключились в одном доме, как делают многие, но искали, звали, плакали. Ни одной горы или пещеры не пропустили, ища неложного наставника, чтобы услышать слова жизни, а не праздности и суеты. Итак, мы не пропустили ни одного старца пустынника, чтобы не получить от него хотя бы капли пользы... Я искал, где есть жизнь, где я могу обрести пользу своей душе».
Результаты этого поиска не были обнадеживающими. Среди тысяч монахов «едва видны немногие, как искры». Причем они осуждаются как прельщенные, потому что, «не имея кому передать свое духовное сокровище, скрывают его и делают вид перед всеми, будто глупы и прельщены». Важную роль в формировании духовного распорядка и устроения монашеской жизни старца сыграл папа Даниил, живший в пещере св. Петра Афонского. «Крайне молчаливый, затворник, всю свою жизнь постоянно служивший, он в течение шестидесяти лет ни одного дня не мог помыслить без служения Божественной Литургии. В Великую Четыредесятницу он ежедневно совершал Литургию Преждеосвяшенных Даров... Литургия же его длилась три с половиной, четыре часа, потому что он не мог давать возгласы по причине сильного умиления... На протяжении всей своей жизни он творил умную молитву и бодрствовал на всякую ночь. От него и я воспринял свой чин и приобрел у него великую пользу. Он ел двадцать пять грамм хлеба каждый день и на Литургии весь возносился горе. И не совершал Литургию без того, чтобы земля под его ногами не становилась грязью от слез».
В этом описании мы видим гармоничное сочетание литургической и аскетической жизни, чему следовал и старец Иосиф.
С течением времени он убедился в неведении, неопытности и в нерассудительных крайностях многих святогорцев, которые хотя и начали свои духовные подвиги «с горячим желанием и боголюбивои ревностью», однако затем встали на путь заблуждения. Поэтому старец и учил, что, если найдет кто опытного духовного наставника, пусть верно следует за ним. Если же нет, то пусть следует общему пути отцов, где у него будет много попутчиков и проводников и где он не будет бояться сбиться с пути».
Он видел, что и посетители и паломники на Святой Горе не имели часто должного рассуждения. Они не получали пользы от слов и оставались со своими «дурными хотениями». «Таковые, даже если будешь беседовать с ними день и ночь напролет, если изольешь на них всю мудрость отцов, если будешь творить чудеса пред очами их, если обратишь на них течение Нила, они не получат ни капли пользы. Они хотят лишь приходить, говорить, чтобы убить время, побуждаемые унынием». Таких он часто избегал, хотя и молился об их духовном преуспеянии.
Рассуждение как метод пастырского попечения. Известно, что в святоотеческом предании встречаются различные методы духовного руководства: иногда духовный отец придерживается принципа акривии, а иногда — икономии.
От этих принципов не отступал и старец Иосиф, считая, что никакая добродетель не может быть самоцелью и может развиваться только при пастырском попечении опытного духовного отца. В качестве примера он приводит пост, бдение, безмолвие и другие добродетели. Если какая-нибудь из них будет отторгнута от других, то подвизающийся может впасть в прелесть.Ведь не все люди «одного сложения и телесной силы».
Весьма характерно для него то, что он пишет одной игумений: «Я не буду причинять вам вред своими словами. Всеми силами души я буду стараться принести вам пользу. Если вы не сможете что-то выполнять, то я спущусь ниже. Я встану на той высоте, которой вы достигаете, чтобы вы могли до меня дотянуться». Духовник проходит равную брань с каждым человеком, получающим от него пользу, страдая и изнемогая от умственного переутомления за каждую душу, которую он берет, и «некая тяжелейшая цепь ложится на его шею».
В деле духовного руководства особое значение имеет поведение и позиция духовных чад. Потому что тяжесть ответственности духовного отца многократно увеличивается от непослушания и противоречия духовных чад, а от сознательного послушания, напротив, ноша его облегчается. Так он пишет: «Потому что всякое жесткое слово, которое вы скажете ему (старцу) во время искушения, поскольку оно исходит от змия диавола, как яд действует на его душу; и он увядает, как цветок под ударами града. После же этого он даже за самого себя уже не способен молиться, пока не пройдет боль. В то время как, если ученики во всем слушаются старца, то он не уклоняется в сторону, возносится на высоту, пламенно молится, с избытком просвещается, разумно с ними беседует, дает правильные советы, получает приращение благодати и становится стремительным потоком, изливая на каждого Божественную благодать, которую он получает от Господа».
Старец Иосиф не оставил безмолвие Святой Горы, чтобы выйти в мир и духовно укреплять имевших в этом нужду своих духовных чад. Однако он писал и отсылал им письма, некоторые из которых по содержанию были почти полными копиями других, а некоторые — особыми в соответствии с его получателем. Было бы особенно интересно найти и письма, которые получал старец, чтобы мы имели более полную картину относительно того, как отвечал старец на различные духовные вопрошания.
Изучающий опубликованные письма убеждается в том, что на каждый вопрос или духовную проблему старец отвечает особенным образом. Одно он пишет тем, кто скорбит и отчаивается, другое - тем, кто настаивает на своей воле, третье - тем, кто столкнулся с искушениями. Одни духовные мерки он употребляет для мирских, и другие - для монашествующих. «Ибо мирские не согрешают, поступая по знанию, И мы спрашиваем такого человека: человече Божий, скажи мне, за столько лет твоего поста, что ты приобрел? Покажи мне плод твоего многолетнего поста, и тогда я соглашусь. Человече, ты ради своего господина поста исключил других из милости Божией. Куда же ты дел безмерную милость благости Господа? Но, может быть, все люди имеют подобное твоему сложение и телесные силы, что ты требуешь, чтобы все были такими, как ты? Итак, вот почему, не распоряжаясь как должно относительно себя самого, ты куешь на наковальне поста столько лет медный грош и не можешь сделать из него никакого сосуда, ибо не имеешь рассуждения».
Но монахи должны иметь «совершенное самоотвержение, совершенную веру и преданность (Богу) без всяких колебаний». Для них имеет особое значение родство не по плоти, но по духу. Монах при помощи подвигов и посещения благодати Божией стремится преодолеть даже само разделение между мужским полом и женским. «Ибо, — как замечает старей, - плоть, муж и жена, существуют для продолжения рода, от чего мы отреклись и поднялись выше. Так вот, поскольку мы духовные, то должны и видеть духовно. Нет души мужчины и женщины, девушки или старика, но над всем благодать Христова».
С великим рассуждением он говорит о матери одной монахини, ропщущей по поводу жизненного выбора ее дочери. Выражая свою скорбь о ее поведении, он советует игумений: «Но вы окажите терпение и не вступайте в спор в ответ на ее слова. Время, благодатию Христовой, это уврачует. Она сама со временем будет в этом раскаиваться и переживать за то, что говорит и делает сейчас. Но ныне необходимо снисхождение. Нужна любовь нелицемерная и великое молчание. Что бы вы ни говорили, ваши слова должны быть все на перечет. И, когда говорите, молитесь в уме, чтобы ваши слова облекались силою свыше».
Отправной точкой и мерой рассуждения является любовь. Среди прочего он пишет: «Но я всех люблю, со всеми доброжелателен. До такой степени, что при стольких мнениях каждый, с которым мы беседуем, думает, что я на его стороне. Я никого не лишаю надежды, даже если знаю, что он находится в прелести. Поскольку я знаю, что если буду говорить, он все равно не послушает, то ради чего мне смущать его и самому огорчаться?» Это, конечно же, не означает, что он не берет на себя ответственности духовного руководства. Вышесказанное относится к мирским людям или к тем монахам, которые ищут совета, а сами не готовы принять его. Однако своим духовным детям он открывает истинное положение вещей и часто предупреждает их об отрицательных последствиях того или иного их выбора. Он доходит даже до того, что грозится отказаться от всякого с ними общения, если они не исправят свою ошибку и не переменят своих решений.
Одному монаху, имевшему помысл оставить монастырь, он пишет: «Если же ты окажешься побежденным и вернешься в мир, то я не только не напишу тебе другого письма, но совершенно изглажу тебя из моего сердца. Больше для тебя сделать я ничего не могу, потому что вижу, что хотя ты понимаешь, что это искушение и дело диавола, однако продолжаешь его слушать. А если так, то о чем мне еще писать?». В другом случае он, хотя и избирает молчание в течение некоторого времени как метод пастырского воздействия, но затем с необыкновенной нежностью обращается к своему духовному чаду, оставившему его братство: «Я никогда тебя не забываю и не вычеркнул твое имя из помянника на Литургии, потому что ты мое чадо. Ведь что бы ни делал ребенок, отец все равно опять страдает, даже если тот огорчит его мимолетным поступком».
Старец не боится и смело открывать человеку его духовное состояние, не останавливаясь перед тем, чтобы огорчить того на малое время. Он не льстит и не умалчивает об истине. Он смотрит на долговременную от этого пользу и готов признать духовный прогресс в будущем. В тридцатом письме с резкостью педагога он пишет: «...у тебя нет еще ни капли от Нового Адама. Ты весь — ветхий. И когда начнет в тебе образовываться Новый Адам, я сам напишу тебе об образах роста нового человека, если буду жив». Также он просит, чтобы не становилось всеобщим достоянием то, что он советует в конкретных случаях, потому что некоторым это может не принести духовной пользы, но повредить.
Рассуждение как прозорливость и дарование Святого Духа. Божественная благодать действует в подвизающемся в соответствии с его духовным состоянием, находится ли он на стадии очищения, просвещения или совершенствования. При помощи аскезы и посещений благодати трезвящийся приобретает дарование «различения духов». То есть он преуспевает в познании и самих духовных дарований и того, когда и как действует каждое из них и как хранить себя от прельщения. Те, кто достигает этой стадии, приносят большую пользу Церкви, потому что с помощью рассуждения управляется должным образом сначала сам подвижник, а затем он правильно наставляет и других.
Духовное рассуждение, которое есть в чистом виде дар Бога, начинается с интуиции, затем постепенно достигается проницательность, прозрение и пророчество, как произведение и плоды Святого Духа. Духовная проницательность богоподобна, ей свойственны кротость, тишина, мир и любовь.
Следствие такого духовного состояния — вышеестественные откровения — непостижимо человеческими мерками. Умный свет Божественной благодати просвещает ум, и подвижник видит безопасные пути духовного преуспеяния. Ум его бывает восхищен и видит райские красоты. На этом этапе необходимо трезвение и внимание, чтобы не потерять благодать. «Итак, поскольку наше естество претерпевает столькие изменения и во время хождения во тьме мы совершаем столько дел, лишенных рассуждения Божественной Благодати, от которых мы терпим вред и часто получаем смертельные раны от наших врагов... то мы не должны обретать дерзновение и думать, что все то, что мы делаем, угодно Богу. И мы не должны надеяться на свое оружие и умение, но призывать Божественную помощь, ибо только на нее мы надеемся»39. Терпение, самоукорение и смирение являются предпосылками для получения совершенной благодати и сохранения рассуждения как дарования Святого Духа.
В результате всего нами изложенного становится понятно, какое великое значение не только для духовного подвига, но и вообще для церковной жизни имеет рассуждение. Старец всегда с восхищением говорил о рассуждении, которое он считал отличным орудием аскетического подвига и солью духовной жизни. «"Соль, дети мои, соль нужна",— говорил он нам, имея в виду рассуждение», - свидетельствует о. Иосиф Ватопедский. И мы непоколебимо верим, что это свидетельство истинно. Потому что рассуждение - будь то природная проницательность, или духовный поиск и путь самопознания, или вдумчивое изучение и понимание Священного Писания, или метод пастырского руководства, или, наконец, сверхъестественное дарование Святого Духа - обеспечивает не уклоняющееся от правильного направления духовное шествие как духовного отца, так и его духовных чад.