Протоиерей Сергий Баранов. Избранные слова о смирении
Сердце так не болит, как болит задетое тщеславие. Если в вас появится мудрость, и вы обнаружите в себе искру смирения, эффект будет такой, словно в темной комнате включили свет. И крайняя скорбь перейдет в хорошую тихую радость.
* * *
Настоящее, духовное понятие смирения – это не из области этикета «простите-извините», это НЕВОЗМУТИМОСТЬ ДУХА на любую ситуацию, на самую страшную, на самую плохую остаться МЯГКИМ, МИРНЫМ ДУХОМ. Вот это смирение, и это смирение дает счастье, ЭТО СМИРЕНИЕ ДАЕТ МОЛИТВУ. Если нет у молитвы фундамента терпения и смирения, то вас от молитвы постоянно будет что-то отвлекать, даже тикающие часы. А того, кто сделал себе такой фундамент смирения, – его даже громкоговоритель не отвлечет от молитвы, а кто-то реагирует даже на капающий кран.
Иногда бывает такая усталость под вечер, особенно когда я куда-то еду, в дорогах, на самолетах, кажется, сейчас поклоны вообще невозможно сделать. Мы последний раз поднимались на вершину Афона, до панагии дошли, очень сильно устали, сил не было и, казалось бы, такой подъем… сейчас надо упасть и все, какие там поклоны, 100 поклонов, 1200 Иисусовых… Я нашел это состояние мягкости, сказал сам себе: «Ничего критического не происходит, я сейчас пойду и сделаю, мягко, не спеша». Отошел к кресту и поклоны сделал, и откуда-то силы взялись, оказывается, у человека есть очень большие резервы. ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ открывается тогда, когда ты внутренне откроешься в сторону МЯГКОСТИ, ГИБКОСТИ, и поклоны сделал, и молитвы выполнил, легли и спали, наверное, часа четыре всего, чтобы на рассвете уже на вершину пойти. На вершину дошли, солнышко встает над Афоном – у нас НЕ УСТАЛОСТЬ, А РАДОСТЬ, БОДРОСТЬ, потому что мы мягкие, гибкие, а если бы я допустил сердитость, я бы надломился, надорвался.
Нужно иметь практику находить состояние мягкости – это и есть смирение. Когда мы смягчаемся, ИЗ СПАЗМА ПЕРЕХОДИМ В МЯГКОСТЬ, НЕЖНОСТЬ, то оказывается, там очень много сил. Но все это хорошо удается, когда ложится на молитву, вернее расслабления через молитву происходят, когда начинаешь говорить: «Господи Иисусе Христе» – и все, все хорошо, все встало на свои места, и можно идти дальше и делать, и делать. Но опять же это все нужно приобрести, потрудившись.
Кому тяжело, кто не приобрел этого опыта, когда встаешь, например, ночью с двух до трех на молитву – нужно найти сердечное место и поместить ум там. МЯГКО ПЕРЕТЕРПЕТЬ ЭТУ ЛОМКУ – не хочу, тяжело, хочу спать – где-то это бывает минут 10–15, если правильно будете делать, и потом остальные 50 минут пройдут легче, чем эти 10, СТАРАЙТЕСЬ НЕ НАПРЯГАТЬСЯ В БОРЬБЕ С ЭТИМ, А НАОБОРОТ, РАССЛАБИТЬСЯ И МЯГКО ЭТО ПРИНЯТЬ.
НЕ СТАВЬТЕ СЕБЕ СРОКИ, пусть не будет торговли с Богом. Когда у вас остановится это противоречие – когда, сколько, насколько глубоко, – тогда все придет. Смиритесь и направьте ум в сердце, со вне во внутрь. А, оказывается, туда – целый космос.
Мы часто расстраиваемся, доходя до слез, почему, Господи, мы подвизаемся, а у нас ничего не получается? Потому что Бог вмешивается. Пока сердце человека через страдания, через аскезу не научится смирению, очень опасно, чтобы у него сразу все получилось. Это страшное дело, когда у человека сразу получается духовная жизнь. Величайший святой нашего времени Силуан Афонский, будучи молодым монахом, имел непрестанную молитву, происходящую в сердце. И духовник Пантелеймонова монастыря по неопытности допустил ошибку, искусив его одной только фразой: «Силуан, если ты в молодости такой, каким же ты будешь в старости, в конце своего подвига?» Этот помысел вошел как змея в сердце Силуана, и у него на много лет наступил ад в душе. Он дошел до грани отчаяния, взывая к Богу: «Господи, никто из живых не в силах вытерпеть то, что я сейчас терплю».
Поэтому не нужно печалиться из-за того, что у вас не получается сугубая духовная жизнь. Нужно печалиться, если вы опускаете руки из-за того, что у вас она не получается. Если у вас 50 лет ничего не выходит, а вы все равно не отчаиваетесь и потихоньку молитесь, ваш труд небесполезен. Господь дает благодать в то время, когда человек находится в таком духовном состоянии, что не повредится. Господь хоть сейчас готов каждому из нас дать умную молитву, смирение, тишину, благость, но Он знает, что мы тут же сойдем с ума от гордости. Царство Божие нудится. Это очень долгий процесс. И ни в коем случае нельзя падать духом. Бог смотрит не на ваш результат, а на ваше усердие, на ваше постоянство. Результат должен идти в ногу с ростом смирения. Святые отцы говорили: если ты видишь, что кто-то летит на небо, дерни его за ногу. В одном русском монастыре монах начал подвизаться без благословения. Через пару месяцев стал небрежно относиться к братьям, невежливо отвечать игумену, спустя рукава исполнять послушание. Братья пытались его вразумить, но он посчитал, что они завидуют его подвигу. Кончилось тем, что во время литургии этот монах вошел голым в храм. Все были ошарашены, стояли в оцепенении, а он прошел в алтарь и залез голый на престол. С ума сошел от гордости. В житиях святых это не единственный случай.
Подвиг никоим образом не должен обгонять смирение. Главный признак такого дисбаланса — это когда монах перестает слушать. Это начало его духовной болезни. Новоначальных монахов, чтобы избежать таких случаев, нагружают работой. Когда старец Ефрем Аризонский еще жил на Афоне, он однажды с братией Филофея собрались пить чай. Был пост, а кто-то им принес шоколадку. В ту пору у Ефрема жил монах, ревнитель благочестия и строгий подвижник. И вот он говорит Ефрему: «Отче, меня мучает помысел: может быть, в шоколадке есть молоко. А ведь сейчас пост». Старец отвечает: «Если мучают помыслы, надо делать земные поклоны. Иди, чадо, 500 поклонов сделай». Вернулся тот после 500 поклонов, усталый, вспотевший, растрепанный, а братья уже чай с шоколадкой попили. Ефрем спрашивает: «Ну что, отошел помысел?» — «Отошел, отче», — вздыхая, отвечает монах.
Общежитие — великое благо, здесь мы все друг у друга на виду. Держитесь семьи, не выделяйтесь, будьте, как все. И благодать получите быстрей, чем те, кто подвизается без благословения. На Афоне говорят: тщеславие делает из дряхлого старца молодого человека. Оно его окрыляет, и он может совершать подвиги, невозможные для старика. Но отними у него тщеславие — и он сразу сдуется.
Никогда не надо расстраиваться. Расстройство — это конец вашего подвига. И никогда не говорите: «Нет, у меня ничего не получится». Нельзя сдаваться. Подумайте, кому вы сдаетесь, в какой ужасный плен попадаете. Сегодня вам кажется: все, тупик. Но вы не сдавайтесь, откройте помыслы духовнику, игуменье и живите дальше. Оказывается, в этом тупике есть дверь. Она открылась — и вы снова пошли вперед. Если вам покажется, что вы меня ненавидите, то, на самом деле, это начало большой любви. Здесь, в монастыре, в общежитии, если у вас возникает сомнение, недоверие, если вы замыкаетесь от духовника, это уже очень плохой результат. Это беда не только монастыря, но, в первую очередь, ваша собственная беда. Бывает неприязнь не только к старшим, но и между сестрами. Если сразу не решили этого конфликта, он может затянуться и очень плохо кончиться. Как нам исполнять заповедь о любви к врагам, если мы друг друга не любим?
Есть у сатаны такая уловка: он вдохновляет на подвиг. Человек может всю ночь не спать, а утром быть бодрым — это сатана дает вдохновение. Для чего? Для того, чтобы истощить нас физически. И некоторое время спустя мы не сможем делать того, что делали раньше.
ВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ НАУКИ СМИРЕНИЯ – ЭТО ВСТРЕЧАТЬ ЛЮБУЮ БОРЬБУ МЯГКО, НЕ НАПРЯГАЯСЬ. Что бы ни случилось – оставаться мягким. Мягкий человек очень многое может. Его гни, мочаль, размазывай, а он снова встаёт и встаёт. А ЖЁСТКИЙ ЧЕЛОВЕК ЛОМАЕТСЯ. Но этот уровень долгим-долгим опытом приобретается.
Дорогие сестры, хочу вам напомнить, что таинство веры заключается в том, что человек выключает своё рассуждение. Вот в монашестве необходима такая ситуация. Но то, что в миру сложнее, в монашестве легче приблизить к тому, чтобы максимально отключить свою логику и больше отдать сил, внимания молитве. Вы знаете, что на Иисусовой молитве нас нередко что-то отвлекает. Какие-то заботы, впечатления, переживания ненужные. Надо помнить: когда встаешь на молитву, берешь четки – всё, в это время Бог за нас обо всем заботится. Конечно, человеку очень сложно, пока он ещё в духовной жизни не нашел Бога. Не нашел Бога очень близко, чутко, лицом к лицу. Тогда он ещё ходит впотьмах, хотя чувствует, что Бог где-то вот здесь, в этой темноте, в этой безвидности. Но он ещё не ухватился за Него, и это состояние – еще не крепкая вера, а только какое-то преддверие, предощущение.
А с чего начинается таинство веры в полной мере? С таинства послушания, когда вы без рассуждения доверяетесь своему духовнику. Рассуждение о том – доверять или нет – уже будет хулой, кощунством. Вы рассуждали до того, как постригались. Когда матушка Ксения готовилась первой из вас к постригу, я ей говорил: «Сегодня кончается время твоего испытания меня. Сегодня последний день, а завтра – всё, завтра ты не имеешь права больше меня испытывать: ни мои дела, ни мои поступки, ни мои мысли, ни мои поручения. Сегодня ещё подумай и можешь ещё отвернуться, отказаться, а завтра ты уже не имеешь права». Я ей тогда говорил: «Если ты перестанешь меня слушаться, я в какой-то день тихонечко ночью уйду из монастыря, и будешь тут сама мучиться. Спорить не буду».
Эти отношения не в области обид, недоразумений, разочарований. Это просто: или есть духовная жизнь, или её нет. Если нет духовной жизни, значит, ад уже здесь. Если есть духовная жизнь, то в полной мере, по всем законам. Нельзя наполовину жить духовной жизнью. И это касается подражания святым не количеством поклонов, не серьезностью поста и сложностью аскезы, а внутренним, духовным подвигом.
У нас нет устава «наубой», у нас нет устава «насмерть», у нас нет такой работы, как в Дохиарском монастыре на Афоне. Слава Богу, у нас более-менее такой щадящий устав. Но в духовном плане, в отношениях у нас должно быть по максимуму, иначе ничего не получится. Если вы поссорились с духовником, а потом подходите мириться и говорите: «Простите меня, что я вас расстроила, но всё-таки у меня осталось несогласие», то в этом случае покаяние не состоялось. Вы должны не просить прощения, вы даже можете и не просить прощения. Но вы должны выкинуть свое несогласие, а иначе хоть миллион раз просите прощения, но если у вас остается несогласие, недоверие, то у вас не происходит таинства примирения.
Это так во всём. Вот, например, пришла ко мне на исповедь женщина и говорит: «Простите, я нахожусь в грехе, но не хочу его оставлять. Разрешите мне причаститься?» Говорю ей: «Нельзя». Не потому, что осуждаю её, но просто нельзя – духовный закон. Христос не войдет в неё. Другое дело, если бы она плакала и говорила: «Меня этот грех поработил, и я, стиснув зубы, буду пробовать от него избавиться. Не могу на сто процентов обещать, что смогу победить его, но буду всеми силами стараться». Это другая ситуация. Так и прощение. Человек размышляет: «Попрошу прощения, потому что Бог мне так велел, но я всё равно, конечно, прав». Это не прощение, это бесовское примирение: «Я всё равно права. Он же человек, и я человек, и ему свойственно ошибаться».
Да, относительно моих дел с Богом – у меня очень много ошибок, но относительно вас ко мне, дорогие сестры, не должно быть ошибок и рассуждения: «Он ошибается». Если вы допустили это (пусть даже духовник трижды неправильно сказал), то всё равно для вас он должен быть прав. Иначе вы не победите предосуждения, рассуждения, и в вас не будет совершенства. А самое главное – это не остаётся на месте, это начинает расти, расти, расти, умножаться, расширяться. И маленькая искорка может потом так растлеться! Если у вас вдруг появится недоверие или осуждение, рассуждение о делах духовной практики, значит, в нашем монастыре завелась плесень, которая когда-то разовьётся так, что все сожрет.
В Германии, если в доме появилась черная плесень, люди покидают этот дом, потому что черную плесень уже ничем не выведешь. Так что бойтесь «плесени», которая может в монастыре развиться. И это станет трагедией всей нашей духовной семьи. Монастырь должен радовать и насельниц, и тех, кто приезжает в монастырь. Но когда люди увидят отношения среди нас нехорошие, это будет их очень смущать и огорчать.
Если монах не преодолеет в себе чувство справедливости, он не сможет стать хорошим монахом. Если у вас после ссоры, после замечания, после каких-то недоразумений остается вот это: «Но я же была права, почему меня поругали?» – все, это конец вашему покаянию. Выкиньте из своего лексикона вообще слова «Я же была права». Они не монашеские. В монастыре это сатанинские слова, и от них только горе будет. Выкиньте вообще эти весы, которые взвешивают: «прав – неправ». Отключите ту часть мозга, которая за это ответственна. Если вы размышляете о том, кто был прав, вы находитесь в состоянии одержимости. И я тоже. И это беда страшная.
На Афоне действует следующий принцип. В кельи старшего монаха всегда зовут «геронда», то есть старец. И не важно – высокой он духовной жизни или невысокой, престарелого он возраста или среднего. Если он старший – всё, он старец, через него действует Бог. Правда, бывали крайние случаи, когда, например, этот старший искушал монахов уйти в раскол или в блуд, или ересь какую-то. Тогда по рассуждению или по совету они могли, например, оставить это место и уйти в другое, но только не оставаться в этом осуждении. Пока же ты не ушёл и у тебя нет благословения уходить, – не оценивай старшего никогда. Ни в коем случае не рассуждай. Это не деликатность, это не правила приличия, это закон духовный, который даёт ощущение или радости, или скорби. Или рай, или ад.
Был такой случай, когда паства изгнала своего епископа благочестивого. Но вместо него прислали такого деспота, что паства просто взвыла и стала молиться Богу, чтобы Он им опять поменял епископа. Тогда явился Бог и говорит: «Я бы прислал другого, но хуже не нашёл. Вы достойны именно такого. Вы хорошего изгнали, вот Я вам хуже не смог найти».
На Афоне послушание – основной монашеский закон. Там, конечно, может кто-то честно сказать: «Мы не всегда исполняем в силу нашей немощи». Но другого закона нет. Насколько ты не исполняешь – настолько в тебе беда развивается. Вы не смотрите на моё несовершенство. Закон послушания совершается не от совершенства духовника, а от смирения послушника, потому что Святой Дух там, где смирение и послушание. И Святой Дух врачует несовершенство духовника за смирение послушника.
Вообще Бог любую ситуацию может в корне изменить. Нередко нам кажется что-то неправильным. В духовной жизни случаются такие моменты, когда споришь с Богом и кажется, что неправильно что-то идет, не так надо. А потом смиряешься, и через время оказывается, что это и был единственный правильный вариант решения проблемы. Но в тот момент думаешь: почему Бог со мной так поступает? А Бог может все переменить: минус на плюс и наоборот. Это в Его власти.
Однажды на Афоне мы плыли на корабле с отцом Иосифом, доктором, который в Дохиаре келью получил. Он сетовал, что в наше время сложно, потому как нет старцев. Я ему тогда задал вопрос: «А зачем старцы, если нет послушников? Для кого они нужны, старцы, если послушников нет?» И он со мной согласился. Проблема в послушниках, а не в старцах. Старцы есть до сих пор, просто они молчат. В Древнем патерике описывается, как братья обратились к авве Пимену: «Отче, скажи нам слово на пользу». Он им отвечает: «Сейчас Бог отнял слово у старцев, потому что нет исполняющих это слово, поэтому нет и слова. Бог отнял у нас слово, поэтому мы молчим». Обращаюсь ко всем, кто несёт послушание: бойтесь малого, бойтесь мелочей. Вот чуть-чуть допустите трещинку, эта трещинка в пропасть превратится потом.
У меня бывали случаи, когда я чувствовал, что начальника не переспорить. Не в силу духовных каких-то там переживаний. Просто он начальник и всё. В армии так было, где-то на производстве… Он говорит на тебя несправедливо, а ты ему: «Простите». Но это всё равно не совершенное состояние, когда ты говоришь «Простите» от того, что не переспоришь. Нужно говорить «Простите», чтобы не заводить искушения в отношениях. Это совсем другое. Поэтому сделали вам замечание и, хотя кажется, что несправедливо, ответьте: «Простите» и делайте, как вам сказали. Но только не считайте, что вы правы и просто делаете одолжение. Это не от одолжения, а от закона духовной жизни. Нам нельзя спорить, споры делают из нас бесноватых.
Мне сегодня нужно вам объяснить одну очень важную вещь. Дай Бог мне разум, чтобы донести её до вас. Объяснять её трудно, но в ней заключается главный смысл спасения, главный смысл Православия. Дай Бог, чтобы вы поняли, что я хочу сказать. Ведь это самое-самое главное в Евангелии, самое-самое главное во Христе.
Когда Адам и Ева лишились Бога, их ум помрачился, они стали думать наоборот, перевёрнуто, они перестали понимать то, что надо, и стали понимать то, что не надо. Это вот смысл прелести. Что такое бесовская прелесть? Когда переворачиваются мозги. Страшное дело, когда человек имеет искреннее желание, искренние намерения, но в связи со своей перевернутостью всё время делает наоборот. Он говорит: «Я хочу Бога», а всё время становится противником Бога. Он говорит: «Я хочу любви», а всё время приходит к войне. Страшно, когда переворачивается идея Бога, мудрость Бога, Его заповедей, Его правды – Божией правды, и люди всё оценивают шиворот-навыворот.
Я вам уже несколько раз говорил, что правда Божия от правды человеческой отличается тем, что правда человеческая всегда звучит как факт, как событие. А правда Божия всегда – как результат. То есть, как факт правда человеческая часто не совпадает с правдой Божией, которая всегда имеет результат положительный. И вот между правдой Божией и правдой человеческой имеется кардинальное различие. Потому что часто они бывают совершенно противоположны.
Допустим, что я в отчаянии скажу человеку правду как факт: «Ты грешник». А он пойдет и удавится. И моя правда станет великой неправдой. Я убью его, и как результат, моя правда станет неправдой. Вражда как факт может довести до мировой войны, до ссоры любимых супругов, которые друг друга любят. У меня был такой случай. Исповедовалась одна женщина, которая когда-то изменила мужу. Она в этом давно раскаялась, так как любит его, и он её любит. И она говорит: «Меня совесть мучает, может, мне сказать ему?» Я говорю: «Нет, нет, нет. Не надо, потому что в результате того, что ты ему скажешь правду, эта правда может убить ваши отношения, и вы расстанетесь. Правда Божия в том, что ты хоть и грешница, хоть у тебя есть этот грех, о котором он не знает, но вы в любви, вы вместе».
Подобные примеры можно приводить бесконечно. Самое главное – надо понять, что часто, очень часто человеческая правда с правдой Божией совершенно разнятся. Потому что человеческая правда часто имеет в итоге отрицательный результат, что-то плохое: ссоры, раздоры, разъединение, даже убийства и войны. А правда Божия вообще не как мысль, не как идея. Она как бытие. И бытие всегда благое. И никак иначе не может быть.
Почему очень трудно принимают и понимают Христа? Когда Он пришел, Его не понимали и Его учеников не понимали. Когда апостол Павел пришел в Ареопаг – верховный суд в Древней Греции – ему сказали, ты, мол, безумный, мелешь какую-то ерунду, иди отсюда. И Христос говорил вещи, которые человечество не только не понимало, они даже на сердце не ложились. Но у тех, кто Христа понял, жизнь совершенно переворачивается. Они из мрака на свет выходят. Из какой-то тяготы в радость окунаются.
В чем идея Христа? Главная идея, которая была, есть и будет? Когда Он говорит: Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5, 39) – человеческая правда этого не понимает. Потому что по-человечески это несправедливо. И человеческая справедливость не только не понимает, она бунтует против этого. Если тебя ударили по щеке необоснованно, грубо, по-хамски, то ты должен ответить по человеческой правде. Ведь это правда. Мы даже кричим об этом. Почему? Это несправедливо! Заповедь Бога о любви к врагам – это вообще безумие для нас. Господь же говорит о любви к врагам, имея в виду тех, кто нам досаждает несправедливо. Он даже не говорит о тех врагах, которых мы обидели. Говорит о тех врагах, которые нас оскорбляют, унижают, воруют, ударяют, бьют в щеку… Это для нас вообще непостижимо.
Почему непостижимо? Потому что мы постоянно пытаемся всё оценивать с точки зрения человеческой правды, человеческой справедливости и постоянно заходим в тупик. Мы не понимаем Христа. Мы не только не понимаем Христа, мы воюем против Христа. Там, внутри. У нас постоянно с Ним противоречия. Мы никак не поймем, что Он нам говорит не о правде как факте, а о правде как результате. Он говорит о мире, о любви, о том, что этот результат должен быть достигнут каким угодно средством – правдой или неправдой. Иначе, если этого нет, то никакая идея нас не согреет, не утешит, не умилит, не исцелит. Никакая идея, никакая человеческая правда. Пока у нас не будет самого результата, мы будем всё время говорить: «Сахар, сахар, сахар», но нам слаще не станет, пока мы этот кусочек не возьмем в рот.
Божья правда, думаю, понимается и принимается больше не мозгами, а сердцем, какой-то интуицией. Если бы мы поняли Божию правду, мы бы возненавидели человеческую и искали бы только Божию правду, потому что человеческая постоянно приносит нам горе. Все катаклизмы, все революции, все ссоры – всё это имеет основой человеческую правду. Каждый считает себя правым. Наверное, очень редко человек сознательно творит зло. Чаще всего человек думает, что он отстаивает правду. Но это его правда, его понимание, его мировоззрение. И он борется за эту правду, он даже убивает за эту правду, но результат получает страшный.
Когда мы ищем справедливости, мы убегаем от Бога. Когда мы ищем правды, мы поворачиваемся к Нему спиной, и нам постоянно плохо, плохо, плохо. Мы добиваемся человеческой правды и, казалось бы, должны быть удовлетворенными, радостными, должны чувствовать себя победителями, а нам всё хуже, хуже и хуже… Потому что мы всё время уходим от Бога дальше, дальше и дальше. Мы не должны осуждать не только тогда, когда человек не прав, но даже тогда, когда прав. Мы не должны осуждать вообще, в принципе, по природе. Потому что это приносит разделение, отдаляет одного человека от другого. Апостол Павел говорил, что хочет быть униженным за имя Христово. То есть он говорил о результате. Хотел быть со Христом и ради этого тоже хотел быть унижен, оклеветан. Готов быть неправым.
Я хочу, чтобы вы поняли: когда у вас наступает моральное удовлетворение, и вы чувствуете себя правыми, надо одуматься. Я хочу, чтобы в этот момент вы начинали переживать тревогу, начинали переживать трагедию. Трагедию от того, что вы правы. Это большая беда, это нас делает дураками, когда мы постоянно правы, это даёт нам право осуждать, это даёт нам право разъединяться. Хотя на человеческом уровне, на уровне человеческой правды мы правы, но результат у нас отрицательный.
Из-за человеческой правды могут разойтись супруги, могут разорвать отношения родные брат с сестрой. Из-за человеческой правды монахиня может уйти от духовника, может уйти из монастыря… В вашей духовной жизни когда-либо может появиться такой момент, когда вы увидите, что я в чем-то неправ, а вы правы, и это будет действительно так. Что тогда? В тот момент вы должны опечалиться, это ваша беда, это ваша катастрофа. Потому что по человеческой правде вы оказались правы, но как результат – вы потеряли отношения с духовником и остались одни. Смотрите, какой страшный результат.
Если вы будете всё время в человеческом мировоззрении, тогда это должно вас удовлетворять. Допустим, вы убеждаетесь в своей правоте. Вы довольны, вы радуетесь. Но это начало вашей катастрофы. Надо взмолиться Богу и сказать: «Господи, не надо мне, не хочу быть правой, хочу быть всё время неправой, даже когда я права. Хочу даже быть побитой, униженной, только бы не быть правой в этих отношениях». Это страшно, потому что результатом будет разделение. Если вы когда-нибудь скажете мне: «А ты сам такой!», – я замолчу, но это будет не обида, это будет ваша катастрофа. Вы будете правы, что я действительно сам такой, но вы потеряете со мной отношения потому, что как человек, я вынужден буду замолчать, мне совесть не позволит говорить. Но в результате вы останетесь одни. Правые, но одни. То есть по человеческой правде вы будете правы, но у вас будет большое бедствие.
Я спасаюсь вместе с вами и не могу быть святым сейчас, но если вы станете это видеть, а более того, еще и озвучивать, ваша катастрофа неминуема. Молитесь Богу: «Господи, дай мне видеть мою неправду и не дай, Бог, не дай мне видеть мою правду». Если этого не поймете, то всё, конец. Это касается не только отношений со мной, но и отношений между вами. Если ты отошла от сестры с чувством удовлетворения, что она сегодня оказалась неправа, – это не её беда, а твоя беда. Потому что ты уже изменила к ней отношение. И это твоё несчастье. Ты потеряла любовь, доверие к ней. Сегодня к ней, завтра к другой, после завтра к третьей; а потом ты можешь потерять отношения вообще со всем монастырем, а далее и со всем миром. Итак, будучи правыми, мы можем потерять всё. Представляете, какая катастрофа? Так что бойтесь правды. Просто, как огня, бойтесь правды. Если вы на исповеди мне когда-то говорите, что вам несправедливо сделали замечание, наказали, оскорбили, то можно считать, что вы пришли на исповедь с помраченным умом. Вы пришли искать человеческой правды. И даже на исповеди продолжаете терять Бога, терять Божию правду как результат. Вы теряете любовь, вы теряете мир.
Можно переспорить, в чем-то убедить весь мир, но остаться просто мертвым, пустым. Это катастрофа. Это касается отношений и с духовником, и со старшей сестрой, и между собой, это касается отношений вообще между людьми, даже незнакомыми. Никогда не допускайте такой тонкой нотки радостного тщеславия, что вы правы. Это ваша беда. Лучше бы вообще в ту сторону этих весов не иметь, лучше всё время себя осуждать.
Мне, конечно, это тяжело говорить потому, что я сам этим болею, но представляете, если я замолчу, что с вами будет? Если духовник не скажет, то кто вам будет говорить? Если вы потеряете доверие, это будет катастрофа.
В конце прошлого года, как вы помните, наш монастырь посетила комиссия из Патриархии, в составе которой была настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия г. Москвы игуменья Елисавета. У неё сложились хорошие впечатления о монастыре и монашеской общине, однако она сказала мне следующее: «У вас ещё нет никакого результата. Но если то, что вы имеете сегодня, удержите через 10 лет, тогда мы можем говорить о результате. Сейчас, пока вы в начале пути, у вас есть подъём, вдохновение, и вы на этом вдохновении что-то лепите. Надо посмотреть, что будет через 10 лет. Если всё сохранится, это будет прекрасный показательный монастырь. Если же вы начнёте расслабляться и терять даже то, что сейчас имеете, то это будет очень печально. Ведь монахи каждый день должны идти выше и выше».
Дорогие сестры, вспомните, какой подъем, какой порыв был у каждой из вас после пострига. Сравните с сегодняшним днём. Уже нет того? Вас уже не так беспокоят пререкания со старшими, неисполнение устава в мелочах. Если в первый месяц или в сорокоуст после пострига мы каждую деталь исполняли в точности, то через год уже какие-то мелочи стали опускать, потому что это мелочи. А представляете, что через 10 лет будет? Конец всему, что начинали. Бойтесь правды человеческой, радуйтесь, когда Вы неправы.
Вот знаете, бывает так, что споришь с кем-то, оказываешься неправым, твоя гордость болит, бунтует. Но стоит только расслабиться и сказать: «Господи, прости, я не прав», – и тут же, как в темной комнате свет включили: раз – и Бог вошёл. И твоя вот эта ломка, эта горесть превращается сразу в радость, потому что ты смирился. Да, ты неправый, но ты в радости, и это твоя правда. Ты оскорблённый, может, даже не по делу, но у тебя сохранилась молитва Иисусова, ты в радости.
Божия правда никому не нужна, кроме нас самих. Даже Богу не нужна она. Божия правда всегда работает для нас. Или это счастье, или несчастье. Лев Толстой какой умище был! Умирал с чувством правды. И куда он пошел? Сколько таких? Сколько таких «умных» монахов скитаются из монастыря в монастырь! Если послушаешь такого, то кажется, что говорит он всё так разумно, правильно. Но почему же он скитается тогда, места себе не найдет ни там, ни там? И мучается, и мучается, ходит туда-сюда…
Вы должны бояться правды человеческой. Если человечество всегда радуется своей правде, то монах должен бояться её, как огня, бежать от этой правды, даже близко не приближаться к ней. Чувство справедливости делает из монаха революционера, дурака делает.
Давайте вспомним грехопадение Адама и Евы. Бог с любовью спрашивает Адама: Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? (Быт. 3, 11). И тот начинает врать. В каком смысле врать? Как факт он правду говорит: Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел (Быт. 3, 12). И, как факт, это правда, но это большая неправда в отношении к Богу. Он оправдывается перед Ним, как бы валит на Него вину и предает любовь. Бог Еву спрашивает: «А ты что?» Она отвечает: «А мне змей дал, которого Ты создал». И опять она правду же говорит. Получается, по её правде – Бог виноват. Бог же создал? Бог же правит миром? Он создал эту ситуацию? Зачем Он её искусил? Опять она валит вину на Него. И она предает Его. В чём же беда? Они разделились с Богом, они потеряли Бога и остались одни со своей правдой. Адам со своей – что не он виноват, это Ева. И Ева со своей – что это не она, это змей. Но им стало не лучше, а только хуже, хуже и хуже.
Недавно я ночевал у отца Дионисия в Крестовоздвиженском монастыре. У них вечером была беседа, он книгу читал монахиням. Мне тоже захотелось послушать. Он читает, рассказывает, останавливается на том моменте, что в монастыре нехорошо ходить в кельи друг к другу. Сидят монахини, и вдруг одну из них как понесло! «А вот Катька ко мне в келью заходила и у меня украла…» Мне было так неловко, что стал свидетелем этого. И отцу Дионисию неловко передо мной. Все матушки тоже ёжатся. А её как понесло, она не может остановиться, кричать начала. Она воевала за правду, она поражена этой правдой, её мозг поражён этой правдой, и она, сумасшедшая, но она права…
Понимаете, насколько Евангелие не вписывается в рамки этого мира? Насколько оно не соответствует человеческому, мирскому мировоззрению. Поэтому оно для многих неудобоваримо вообще. А другие, вроде бы, понимают, что Евангелие – Божие, но оно жить мешает. И тогда его начинают трансформировать: какую-то часть брать и подстраивать под своё мировоззрение. Но это уже не Евангелие, это искажение Евангелия. Евангелие работает только в том ключе, как я вам сказал. Оно чуждо человеческой правде, потому что оно выше любой правды, потому что его правда – это мир, это любовь.
Всегда можно найти неправых – и у тебя будет миллион врагов. Но когда у человека есть враги, ведь это ад. И наоборот, когда у человека нет врагов, это – рай. Поэтому Господь и говорит о любви к врагам, что нужно оценивать не их поступки, не их злое сердце, а нужно оценивать результат. Именно результат всегда важен, а не правда.
Если я где-то вас поругал, и вы обиделись – это ваша большая беда. Расстроились и обиделись – это не одно и то же. Расстроились от того, что теряете отношения, – это нормально. Но обидеться – это значит ещё больше трещину расширить в отношениях. Не дай Бог. Не обижайтесь никогда. Если вы допускаете обиду, это ваша трагедия, это бес вам шепчет на ухо слова справедливости, которые убьют вас, вашу духовность.
Справедливость – это большая беда. Мой сын Серафим однажды нахулиганил, и я его так отчихвостил! А потом спать не смог. Справедливо наказал, а спать не могу – сердце так болит. Встал, пошёл, обнял его. Сердце-то болит… А что нам мешает мириться? Чувство справедливости. Понимаете? Чувство справедливости мешает, парализует всю нашу деятельность духовную. Чувство своей правоты и неправоты другого – это беда. Помните, я вам уже много раз говорил такие вещи, если ты поссорился с Богом, тебя старец с Ним примирит, а если ты поссорился со старцем, кто тебя с ним помирит? Ты останешься один.
мягкость
расслабленность
гибкость
нежность
* * *
Чтобы вам легче было терпеть, поймите, как только у вас все зажалось, когда нерв ваш спазмировался, – постарайтесь расслабиться и делать одно и то же дело мягко. Когда кажется, что все, ты сейчас просто взорвешься от нерва, тебе хочется чашку об пол стукнуть, значит, ты В СПАЗМЕ находишься. Постарайтесь в это время убедить себя, что ничего не происходит, все нормально. Это приобретается опытом, чем больше вы будете находить такие нотки, СПОСОБНОСТЬ СМЯГЧИТЬСЯ, РАССЛАБИТЬСЯ, тем больше приобретете опыт. Вам в следующий раз будет это помогать, когда вы не зажметесь, не распсихуетесь, не разозлитесь, найдете способность смягчиться, расслабиться, то увидите, что у нас еще очень много резервов, сил. В состоянии спазма, сердитости – тупик, а когда нашли состояние расслабления, начали МЯГКО И НЕЖНО ГОВОРИТЬ: «ГОСПОДИ ИИСУСЕ ХРИСТЕ», – только обязательно мягко, с любовью, только тогда начнет все происходить. Христос тот же самый сейчас передо мной, Он не изменяется. Но одно дело, когда я вам говорю, другое дело – в кризисах, в крайних точках научиться самим ловить это состояние мягкости.
Иногда бывает такая усталость под вечер, особенно когда я куда-то еду, в дорогах, на самолетах, кажется, сейчас поклоны вообще невозможно сделать. Мы последний раз поднимались на вершину Афона, до панагии дошли, очень сильно устали, сил не было и, казалось бы, такой подъем… сейчас надо упасть и все, какие там поклоны, 100 поклонов, 1200 Иисусовых… Я нашел это состояние мягкости, сказал сам себе: «Ничего критического не происходит, я сейчас пойду и сделаю, мягко, не спеша». Отошел к кресту и поклоны сделал, и откуда-то силы взялись, оказывается, у человека есть очень большие резервы. ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ открывается тогда, когда ты внутренне откроешься в сторону МЯГКОСТИ, ГИБКОСТИ, и поклоны сделал, и молитвы выполнил, легли и спали, наверное, часа четыре всего, чтобы на рассвете уже на вершину пойти. На вершину дошли, солнышко встает над Афоном – у нас НЕ УСТАЛОСТЬ, А РАДОСТЬ, БОДРОСТЬ, потому что мы мягкие, гибкие, а если бы я допустил сердитость, я бы надломился, надорвался.
Нужно иметь практику находить состояние мягкости – это и есть смирение. Когда мы смягчаемся, ИЗ СПАЗМА ПЕРЕХОДИМ В МЯГКОСТЬ, НЕЖНОСТЬ, то оказывается, там очень много сил. Но все это хорошо удается, когда ложится на молитву, вернее расслабления через молитву происходят, когда начинаешь говорить: «Господи Иисусе Христе» – и все, все хорошо, все встало на свои места, и можно идти дальше и делать, и делать. Но опять же это все нужно приобрести, потрудившись.
* * *
Каждый из нас может стать святым, если он согласится на крест ради Господа нашего, без креста все это фальш, обман, нужно согласиться на крест, на терпение, и понять, что ГИБКИЙ И МЯГКИЙ ВЫТЕРПИТ, А ЖЕСТКИЙ СЛОМАЕТСЯ. Настройтесь на эту мягкость! И оказывается – все хорошо. Очень хорошо переходить на эту мягкость, когда ум знает сердечное место, и при искушении сразу там начинаете говорить Господу, и все хорошо.
* * *
Делайте поклоны мягко, пусть они будут чем-то ласковым, мягким, теплом наполнены, пусть это не будет каторгой для вас. И вообще все, что связано с Христом, ПЕРЕВЕДИТЕ ЧЕРЕЗ СМИРЕНИЕ В СОСТОЯНИЕ РАДОСТИ, И ВСЕ БУДЕТ ЛЕГКО. И, наоборот, когда у монаха нет радости, все для него тяжело: поклоны тяжело, послушание тяжело, игуменья – тяжело, духовник – тяжело.Кому тяжело, кто не приобрел этого опыта, когда встаешь, например, ночью с двух до трех на молитву – нужно найти сердечное место и поместить ум там. МЯГКО ПЕРЕТЕРПЕТЬ ЭТУ ЛОМКУ – не хочу, тяжело, хочу спать – где-то это бывает минут 10–15, если правильно будете делать, и потом остальные 50 минут пройдут легче, чем эти 10, СТАРАЙТЕСЬ НЕ НАПРЯГАТЬСЯ В БОРЬБЕ С ЭТИМ, А НАОБОРОТ, РАССЛАБИТЬСЯ И МЯГКО ЭТО ПРИНЯТЬ.
* * *
Сколько бы мы святого ни сделали, доброго, сколько бы мы молитв ни наделали – мы не можем быть безопасны до самого конца, пока у Бога не будем. Поэтому Господь, чтобы нам напоминать, что мы не безопасны, постоянно чуть-чуть нас оставляет, чтобы мы сами начали проявляться опять. Человек живет в монастыре, вроде бы огражден от каких-то внешних искушений, уже начал думать, что его покинули какие-то черты характера, которые его раньше позорили, и он немножко успокоился, и вдруг, через десять-двадцать лет в монастыре создается такая ситуация, когда из него вылезает совсем некрасивое поведение. И ДЛЯ НЕ СМИРЕННЫХ ЭТО БЫВАЕТ КОНЕЦ СВЕТА, ОНИ В ТАКОЕ ОТЧАЯНИЕ ВПАДАЮТ, им кажется – двадцать лет духовной жизни насмарку пошли, а смиренный – он всегда знал, что это в любой момент может вылезти из него, Слава Богу, что держался двадцать лет, вылезло, дальше будет держаться.
* * *
Но самое главное – нужно поискать Христа в сердце, если ум здесь не остановишь, он будет метаться туда-сюда, и это метание вас будет разрывать на кусочки.НЕ СТАВЬТЕ СЕБЕ СРОКИ, пусть не будет торговли с Богом. Когда у вас остановится это противоречие – когда, сколько, насколько глубоко, – тогда все придет. Смиритесь и направьте ум в сердце, со вне во внутрь. А, оказывается, туда – целый космос.
* * *
Сколько бы я ни оправдывался перед самим собой, мне от этого становится только хуже. Я нахожу какие-то доводы насчет того, что я, может быть, не виноват, может быть, Бог мне ниспослал эту ситуацию для моего же усовершенствования, — ничего не помогает. Но стоит только смириться и сказать себе: пусть будет так, ведь Бог все равно меня любит, — и обида проходит.
* * *
Из отчаяния можно выйти только смирением. Не мудростью, не искусством, не терпением, но только смирением, которое смотрит только на Бога. Но чтобы мы могли обрести это крайнее смирение, Господь попускает нам крайнее искушение. Не когда мы начинаем грешить и говорить, что это необходимо для того, чтобы познать свою греховность. Это опасные игры. Нет, вы ничего не планировали, а Бог попустил вам ситуацию, которая вас практически уничтожила. Уничтожила все ваши представления о том, что вы хороший человек, что вы — молитвенник, что у вас есть мужество, вдохновение, терпение. Но после великой скорби вам откроется такая радость, которую вы не обрели бы в комфортной молитве, в комфортных условиях, в хороших отношениях с сестрами. Все это, конечно, можно обрести в какой-то мере и таким образом. Но сугубую благодать можно получить только после искушений, если мы смиримся.
* * *
Иногда некоторые православные позволяют себе сказать: «Ты должен меня терпеть, я тебя смиряю». Кто тебе поручил кого-то смирять? Самого смирителя кто-нибудь в этот момент смирил бы. Если кто-то таких смирителей начинает смирять, они первыми начинают визжать. Или говорят: «Я тебя обличаю». Ну и дурак, что обличаешь. Имеешь ли ты полномочия обличать? Ты что, духовник того, кого обличаешь?
* * *
Смирение – это начало рая, когда у человека ничто не крадет мира души, в мире души есть молитва, а в молитве есть Бог. Смирение – это состояние, в котором ни обстоятельства, ни враги, ни друзья, никто не крадет вашего мира. В полной мере это есть только у совершенных, а в нашем случае есть шествие к смирению. Если мы в ту сторону идем, мы как бы пользуемся всеми этими средствами, которые дает смирение. И наоборот, если не хотим, то ничего и не получаем. Смиренным нельзя человека заставить быть, заставить можно быть забитым, хитрым, чтобы выживать в забитости, строгости, а смирение рождается доброй волей, может родиться, когда человек сам этого очень хочет. А хочет – когда понимает в чем смысл. Человек не может хотеть того, чего не понимает. Когда он понял, что такое смирение, – он хочет его практиковать, учиться ему, приобретать. Смирение дает радость, мир, покой, любовь. И наоборот, где нет смирения, там одни горести и беды, ссоры, обиды, разочарования. Не бывает монашества без смирения, но и никто не может заставить практиковать смирение. Если человек говорит, что хочет стать монахом и не хочет практиковать смирение, то он желает какого-то другого монашества, которое сам себе выдумал.
* * *
Расстройство — это конец вашего подвига
Мы часто расстраиваемся, доходя до слез, почему, Господи, мы подвизаемся, а у нас ничего не получается? Потому что Бог вмешивается. Пока сердце человека через страдания, через аскезу не научится смирению, очень опасно, чтобы у него сразу все получилось. Это страшное дело, когда у человека сразу получается духовная жизнь. Величайший святой нашего времени Силуан Афонский, будучи молодым монахом, имел непрестанную молитву, происходящую в сердце. И духовник Пантелеймонова монастыря по неопытности допустил ошибку, искусив его одной только фразой: «Силуан, если ты в молодости такой, каким же ты будешь в старости, в конце своего подвига?» Этот помысел вошел как змея в сердце Силуана, и у него на много лет наступил ад в душе. Он дошел до грани отчаяния, взывая к Богу: «Господи, никто из живых не в силах вытерпеть то, что я сейчас терплю».
Поэтому не нужно печалиться из-за того, что у вас не получается сугубая духовная жизнь. Нужно печалиться, если вы опускаете руки из-за того, что у вас она не получается. Если у вас 50 лет ничего не выходит, а вы все равно не отчаиваетесь и потихоньку молитесь, ваш труд небесполезен. Господь дает благодать в то время, когда человек находится в таком духовном состоянии, что не повредится. Господь хоть сейчас готов каждому из нас дать умную молитву, смирение, тишину, благость, но Он знает, что мы тут же сойдем с ума от гордости. Царство Божие нудится. Это очень долгий процесс. И ни в коем случае нельзя падать духом. Бог смотрит не на ваш результат, а на ваше усердие, на ваше постоянство. Результат должен идти в ногу с ростом смирения. Святые отцы говорили: если ты видишь, что кто-то летит на небо, дерни его за ногу. В одном русском монастыре монах начал подвизаться без благословения. Через пару месяцев стал небрежно относиться к братьям, невежливо отвечать игумену, спустя рукава исполнять послушание. Братья пытались его вразумить, но он посчитал, что они завидуют его подвигу. Кончилось тем, что во время литургии этот монах вошел голым в храм. Все были ошарашены, стояли в оцепенении, а он прошел в алтарь и залез голый на престол. С ума сошел от гордости. В житиях святых это не единственный случай.
Подвиг никоим образом не должен обгонять смирение. Главный признак такого дисбаланса — это когда монах перестает слушать. Это начало его духовной болезни. Новоначальных монахов, чтобы избежать таких случаев, нагружают работой. Когда старец Ефрем Аризонский еще жил на Афоне, он однажды с братией Филофея собрались пить чай. Был пост, а кто-то им принес шоколадку. В ту пору у Ефрема жил монах, ревнитель благочестия и строгий подвижник. И вот он говорит Ефрему: «Отче, меня мучает помысел: может быть, в шоколадке есть молоко. А ведь сейчас пост». Старец отвечает: «Если мучают помыслы, надо делать земные поклоны. Иди, чадо, 500 поклонов сделай». Вернулся тот после 500 поклонов, усталый, вспотевший, растрепанный, а братья уже чай с шоколадкой попили. Ефрем спрашивает: «Ну что, отошел помысел?» — «Отошел, отче», — вздыхая, отвечает монах.
Общежитие — великое благо, здесь мы все друг у друга на виду. Держитесь семьи, не выделяйтесь, будьте, как все. И благодать получите быстрей, чем те, кто подвизается без благословения. На Афоне говорят: тщеславие делает из дряхлого старца молодого человека. Оно его окрыляет, и он может совершать подвиги, невозможные для старика. Но отними у него тщеславие — и он сразу сдуется.
Никогда не надо расстраиваться. Расстройство — это конец вашего подвига. И никогда не говорите: «Нет, у меня ничего не получится». Нельзя сдаваться. Подумайте, кому вы сдаетесь, в какой ужасный плен попадаете. Сегодня вам кажется: все, тупик. Но вы не сдавайтесь, откройте помыслы духовнику, игуменье и живите дальше. Оказывается, в этом тупике есть дверь. Она открылась — и вы снова пошли вперед. Если вам покажется, что вы меня ненавидите, то, на самом деле, это начало большой любви. Здесь, в монастыре, в общежитии, если у вас возникает сомнение, недоверие, если вы замыкаетесь от духовника, это уже очень плохой результат. Это беда не только монастыря, но, в первую очередь, ваша собственная беда. Бывает неприязнь не только к старшим, но и между сестрами. Если сразу не решили этого конфликта, он может затянуться и очень плохо кончиться. Как нам исполнять заповедь о любви к врагам, если мы друг друга не любим?
Есть у сатаны такая уловка: он вдохновляет на подвиг. Человек может всю ночь не спать, а утром быть бодрым — это сатана дает вдохновение. Для чего? Для того, чтобы истощить нас физически. И некоторое время спустя мы не сможем делать того, что делали раньше.
* * *
Не переживайте, что не хватает сил. Ведь, может быть, это самые драгоценные минуты, в которые вы понуждаете себя, боретесь. Святые отцы говорят: кто не в борении, тот в прелести. Борьба нужна духовная. Святые отцы даже начинали переживать, когда всё гладко: молитва идёт, никаких искушений, никакой тяготы. Значит, что-то тут не так. Нужна борьба всегда. Не бойтесь борьбы. Это наука смирения, которой я вас всё время пытаюсь научить.ВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ НАУКИ СМИРЕНИЯ – ЭТО ВСТРЕЧАТЬ ЛЮБУЮ БОРЬБУ МЯГКО, НЕ НАПРЯГАЯСЬ. Что бы ни случилось – оставаться мягким. Мягкий человек очень многое может. Его гни, мочаль, размазывай, а он снова встаёт и встаёт. А ЖЁСТКИЙ ЧЕЛОВЕК ЛОМАЕТСЯ. Но этот уровень долгим-долгим опытом приобретается.
* * *
Споры делают из нас бесноватых…
Дорогие сестры, хочу вам напомнить, что таинство веры заключается в том, что человек выключает своё рассуждение. Вот в монашестве необходима такая ситуация. Но то, что в миру сложнее, в монашестве легче приблизить к тому, чтобы максимально отключить свою логику и больше отдать сил, внимания молитве. Вы знаете, что на Иисусовой молитве нас нередко что-то отвлекает. Какие-то заботы, впечатления, переживания ненужные. Надо помнить: когда встаешь на молитву, берешь четки – всё, в это время Бог за нас обо всем заботится. Конечно, человеку очень сложно, пока он ещё в духовной жизни не нашел Бога. Не нашел Бога очень близко, чутко, лицом к лицу. Тогда он ещё ходит впотьмах, хотя чувствует, что Бог где-то вот здесь, в этой темноте, в этой безвидности. Но он ещё не ухватился за Него, и это состояние – еще не крепкая вера, а только какое-то преддверие, предощущение.
А с чего начинается таинство веры в полной мере? С таинства послушания, когда вы без рассуждения доверяетесь своему духовнику. Рассуждение о том – доверять или нет – уже будет хулой, кощунством. Вы рассуждали до того, как постригались. Когда матушка Ксения готовилась первой из вас к постригу, я ей говорил: «Сегодня кончается время твоего испытания меня. Сегодня последний день, а завтра – всё, завтра ты не имеешь права больше меня испытывать: ни мои дела, ни мои поступки, ни мои мысли, ни мои поручения. Сегодня ещё подумай и можешь ещё отвернуться, отказаться, а завтра ты уже не имеешь права». Я ей тогда говорил: «Если ты перестанешь меня слушаться, я в какой-то день тихонечко ночью уйду из монастыря, и будешь тут сама мучиться. Спорить не буду».
Эти отношения не в области обид, недоразумений, разочарований. Это просто: или есть духовная жизнь, или её нет. Если нет духовной жизни, значит, ад уже здесь. Если есть духовная жизнь, то в полной мере, по всем законам. Нельзя наполовину жить духовной жизнью. И это касается подражания святым не количеством поклонов, не серьезностью поста и сложностью аскезы, а внутренним, духовным подвигом.
У нас нет устава «наубой», у нас нет устава «насмерть», у нас нет такой работы, как в Дохиарском монастыре на Афоне. Слава Богу, у нас более-менее такой щадящий устав. Но в духовном плане, в отношениях у нас должно быть по максимуму, иначе ничего не получится. Если вы поссорились с духовником, а потом подходите мириться и говорите: «Простите меня, что я вас расстроила, но всё-таки у меня осталось несогласие», то в этом случае покаяние не состоялось. Вы должны не просить прощения, вы даже можете и не просить прощения. Но вы должны выкинуть свое несогласие, а иначе хоть миллион раз просите прощения, но если у вас остается несогласие, недоверие, то у вас не происходит таинства примирения.
Это так во всём. Вот, например, пришла ко мне на исповедь женщина и говорит: «Простите, я нахожусь в грехе, но не хочу его оставлять. Разрешите мне причаститься?» Говорю ей: «Нельзя». Не потому, что осуждаю её, но просто нельзя – духовный закон. Христос не войдет в неё. Другое дело, если бы она плакала и говорила: «Меня этот грех поработил, и я, стиснув зубы, буду пробовать от него избавиться. Не могу на сто процентов обещать, что смогу победить его, но буду всеми силами стараться». Это другая ситуация. Так и прощение. Человек размышляет: «Попрошу прощения, потому что Бог мне так велел, но я всё равно, конечно, прав». Это не прощение, это бесовское примирение: «Я всё равно права. Он же человек, и я человек, и ему свойственно ошибаться».
Да, относительно моих дел с Богом – у меня очень много ошибок, но относительно вас ко мне, дорогие сестры, не должно быть ошибок и рассуждения: «Он ошибается». Если вы допустили это (пусть даже духовник трижды неправильно сказал), то всё равно для вас он должен быть прав. Иначе вы не победите предосуждения, рассуждения, и в вас не будет совершенства. А самое главное – это не остаётся на месте, это начинает расти, расти, расти, умножаться, расширяться. И маленькая искорка может потом так растлеться! Если у вас вдруг появится недоверие или осуждение, рассуждение о делах духовной практики, значит, в нашем монастыре завелась плесень, которая когда-то разовьётся так, что все сожрет.
В Германии, если в доме появилась черная плесень, люди покидают этот дом, потому что черную плесень уже ничем не выведешь. Так что бойтесь «плесени», которая может в монастыре развиться. И это станет трагедией всей нашей духовной семьи. Монастырь должен радовать и насельниц, и тех, кто приезжает в монастырь. Но когда люди увидят отношения среди нас нехорошие, это будет их очень смущать и огорчать.
Если монах не преодолеет в себе чувство справедливости, он не сможет стать хорошим монахом. Если у вас после ссоры, после замечания, после каких-то недоразумений остается вот это: «Но я же была права, почему меня поругали?» – все, это конец вашему покаянию. Выкиньте из своего лексикона вообще слова «Я же была права». Они не монашеские. В монастыре это сатанинские слова, и от них только горе будет. Выкиньте вообще эти весы, которые взвешивают: «прав – неправ». Отключите ту часть мозга, которая за это ответственна. Если вы размышляете о том, кто был прав, вы находитесь в состоянии одержимости. И я тоже. И это беда страшная.
На Афоне действует следующий принцип. В кельи старшего монаха всегда зовут «геронда», то есть старец. И не важно – высокой он духовной жизни или невысокой, престарелого он возраста или среднего. Если он старший – всё, он старец, через него действует Бог. Правда, бывали крайние случаи, когда, например, этот старший искушал монахов уйти в раскол или в блуд, или ересь какую-то. Тогда по рассуждению или по совету они могли, например, оставить это место и уйти в другое, но только не оставаться в этом осуждении. Пока же ты не ушёл и у тебя нет благословения уходить, – не оценивай старшего никогда. Ни в коем случае не рассуждай. Это не деликатность, это не правила приличия, это закон духовный, который даёт ощущение или радости, или скорби. Или рай, или ад.
Был такой случай, когда паства изгнала своего епископа благочестивого. Но вместо него прислали такого деспота, что паства просто взвыла и стала молиться Богу, чтобы Он им опять поменял епископа. Тогда явился Бог и говорит: «Я бы прислал другого, но хуже не нашёл. Вы достойны именно такого. Вы хорошего изгнали, вот Я вам хуже не смог найти».
На Афоне послушание – основной монашеский закон. Там, конечно, может кто-то честно сказать: «Мы не всегда исполняем в силу нашей немощи». Но другого закона нет. Насколько ты не исполняешь – настолько в тебе беда развивается. Вы не смотрите на моё несовершенство. Закон послушания совершается не от совершенства духовника, а от смирения послушника, потому что Святой Дух там, где смирение и послушание. И Святой Дух врачует несовершенство духовника за смирение послушника.
Вообще Бог любую ситуацию может в корне изменить. Нередко нам кажется что-то неправильным. В духовной жизни случаются такие моменты, когда споришь с Богом и кажется, что неправильно что-то идет, не так надо. А потом смиряешься, и через время оказывается, что это и был единственный правильный вариант решения проблемы. Но в тот момент думаешь: почему Бог со мной так поступает? А Бог может все переменить: минус на плюс и наоборот. Это в Его власти.
Однажды на Афоне мы плыли на корабле с отцом Иосифом, доктором, который в Дохиаре келью получил. Он сетовал, что в наше время сложно, потому как нет старцев. Я ему тогда задал вопрос: «А зачем старцы, если нет послушников? Для кого они нужны, старцы, если послушников нет?» И он со мной согласился. Проблема в послушниках, а не в старцах. Старцы есть до сих пор, просто они молчат. В Древнем патерике описывается, как братья обратились к авве Пимену: «Отче, скажи нам слово на пользу». Он им отвечает: «Сейчас Бог отнял слово у старцев, потому что нет исполняющих это слово, поэтому нет и слова. Бог отнял у нас слово, поэтому мы молчим». Обращаюсь ко всем, кто несёт послушание: бойтесь малого, бойтесь мелочей. Вот чуть-чуть допустите трещинку, эта трещинка в пропасть превратится потом.
У меня бывали случаи, когда я чувствовал, что начальника не переспорить. Не в силу духовных каких-то там переживаний. Просто он начальник и всё. В армии так было, где-то на производстве… Он говорит на тебя несправедливо, а ты ему: «Простите». Но это всё равно не совершенное состояние, когда ты говоришь «Простите» от того, что не переспоришь. Нужно говорить «Простите», чтобы не заводить искушения в отношениях. Это совсем другое. Поэтому сделали вам замечание и, хотя кажется, что несправедливо, ответьте: «Простите» и делайте, как вам сказали. Но только не считайте, что вы правы и просто делаете одолжение. Это не от одолжения, а от закона духовной жизни. Нам нельзя спорить, споры делают из нас бесноватых.
* * *
Преодолеть в себе чувство справедливости,
или «Правда Божия от правды человеческой отличается...»
Когда Адам и Ева лишились Бога, их ум помрачился, они стали думать наоборот, перевёрнуто, они перестали понимать то, что надо, и стали понимать то, что не надо. Это вот смысл прелести. Что такое бесовская прелесть? Когда переворачиваются мозги. Страшное дело, когда человек имеет искреннее желание, искренние намерения, но в связи со своей перевернутостью всё время делает наоборот. Он говорит: «Я хочу Бога», а всё время становится противником Бога. Он говорит: «Я хочу любви», а всё время приходит к войне. Страшно, когда переворачивается идея Бога, мудрость Бога, Его заповедей, Его правды – Божией правды, и люди всё оценивают шиворот-навыворот.
Я вам уже несколько раз говорил, что правда Божия от правды человеческой отличается тем, что правда человеческая всегда звучит как факт, как событие. А правда Божия всегда – как результат. То есть, как факт правда человеческая часто не совпадает с правдой Божией, которая всегда имеет результат положительный. И вот между правдой Божией и правдой человеческой имеется кардинальное различие. Потому что часто они бывают совершенно противоположны.
Допустим, что я в отчаянии скажу человеку правду как факт: «Ты грешник». А он пойдет и удавится. И моя правда станет великой неправдой. Я убью его, и как результат, моя правда станет неправдой. Вражда как факт может довести до мировой войны, до ссоры любимых супругов, которые друг друга любят. У меня был такой случай. Исповедовалась одна женщина, которая когда-то изменила мужу. Она в этом давно раскаялась, так как любит его, и он её любит. И она говорит: «Меня совесть мучает, может, мне сказать ему?» Я говорю: «Нет, нет, нет. Не надо, потому что в результате того, что ты ему скажешь правду, эта правда может убить ваши отношения, и вы расстанетесь. Правда Божия в том, что ты хоть и грешница, хоть у тебя есть этот грех, о котором он не знает, но вы в любви, вы вместе».
Подобные примеры можно приводить бесконечно. Самое главное – надо понять, что часто, очень часто человеческая правда с правдой Божией совершенно разнятся. Потому что человеческая правда часто имеет в итоге отрицательный результат, что-то плохое: ссоры, раздоры, разъединение, даже убийства и войны. А правда Божия вообще не как мысль, не как идея. Она как бытие. И бытие всегда благое. И никак иначе не может быть.
Почему очень трудно принимают и понимают Христа? Когда Он пришел, Его не понимали и Его учеников не понимали. Когда апостол Павел пришел в Ареопаг – верховный суд в Древней Греции – ему сказали, ты, мол, безумный, мелешь какую-то ерунду, иди отсюда. И Христос говорил вещи, которые человечество не только не понимало, они даже на сердце не ложились. Но у тех, кто Христа понял, жизнь совершенно переворачивается. Они из мрака на свет выходят. Из какой-то тяготы в радость окунаются.
В чем идея Христа? Главная идея, которая была, есть и будет? Когда Он говорит: Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5, 39) – человеческая правда этого не понимает. Потому что по-человечески это несправедливо. И человеческая справедливость не только не понимает, она бунтует против этого. Если тебя ударили по щеке необоснованно, грубо, по-хамски, то ты должен ответить по человеческой правде. Ведь это правда. Мы даже кричим об этом. Почему? Это несправедливо! Заповедь Бога о любви к врагам – это вообще безумие для нас. Господь же говорит о любви к врагам, имея в виду тех, кто нам досаждает несправедливо. Он даже не говорит о тех врагах, которых мы обидели. Говорит о тех врагах, которые нас оскорбляют, унижают, воруют, ударяют, бьют в щеку… Это для нас вообще непостижимо.
Почему непостижимо? Потому что мы постоянно пытаемся всё оценивать с точки зрения человеческой правды, человеческой справедливости и постоянно заходим в тупик. Мы не понимаем Христа. Мы не только не понимаем Христа, мы воюем против Христа. Там, внутри. У нас постоянно с Ним противоречия. Мы никак не поймем, что Он нам говорит не о правде как факте, а о правде как результате. Он говорит о мире, о любви, о том, что этот результат должен быть достигнут каким угодно средством – правдой или неправдой. Иначе, если этого нет, то никакая идея нас не согреет, не утешит, не умилит, не исцелит. Никакая идея, никакая человеческая правда. Пока у нас не будет самого результата, мы будем всё время говорить: «Сахар, сахар, сахар», но нам слаще не станет, пока мы этот кусочек не возьмем в рот.
Божья правда, думаю, понимается и принимается больше не мозгами, а сердцем, какой-то интуицией. Если бы мы поняли Божию правду, мы бы возненавидели человеческую и искали бы только Божию правду, потому что человеческая постоянно приносит нам горе. Все катаклизмы, все революции, все ссоры – всё это имеет основой человеческую правду. Каждый считает себя правым. Наверное, очень редко человек сознательно творит зло. Чаще всего человек думает, что он отстаивает правду. Но это его правда, его понимание, его мировоззрение. И он борется за эту правду, он даже убивает за эту правду, но результат получает страшный.
Когда мы ищем справедливости, мы убегаем от Бога. Когда мы ищем правды, мы поворачиваемся к Нему спиной, и нам постоянно плохо, плохо, плохо. Мы добиваемся человеческой правды и, казалось бы, должны быть удовлетворенными, радостными, должны чувствовать себя победителями, а нам всё хуже, хуже и хуже… Потому что мы всё время уходим от Бога дальше, дальше и дальше. Мы не должны осуждать не только тогда, когда человек не прав, но даже тогда, когда прав. Мы не должны осуждать вообще, в принципе, по природе. Потому что это приносит разделение, отдаляет одного человека от другого. Апостол Павел говорил, что хочет быть униженным за имя Христово. То есть он говорил о результате. Хотел быть со Христом и ради этого тоже хотел быть унижен, оклеветан. Готов быть неправым.
Я хочу, чтобы вы поняли: когда у вас наступает моральное удовлетворение, и вы чувствуете себя правыми, надо одуматься. Я хочу, чтобы в этот момент вы начинали переживать тревогу, начинали переживать трагедию. Трагедию от того, что вы правы. Это большая беда, это нас делает дураками, когда мы постоянно правы, это даёт нам право осуждать, это даёт нам право разъединяться. Хотя на человеческом уровне, на уровне человеческой правды мы правы, но результат у нас отрицательный.
Из-за человеческой правды могут разойтись супруги, могут разорвать отношения родные брат с сестрой. Из-за человеческой правды монахиня может уйти от духовника, может уйти из монастыря… В вашей духовной жизни когда-либо может появиться такой момент, когда вы увидите, что я в чем-то неправ, а вы правы, и это будет действительно так. Что тогда? В тот момент вы должны опечалиться, это ваша беда, это ваша катастрофа. Потому что по человеческой правде вы оказались правы, но как результат – вы потеряли отношения с духовником и остались одни. Смотрите, какой страшный результат.
Если вы будете всё время в человеческом мировоззрении, тогда это должно вас удовлетворять. Допустим, вы убеждаетесь в своей правоте. Вы довольны, вы радуетесь. Но это начало вашей катастрофы. Надо взмолиться Богу и сказать: «Господи, не надо мне, не хочу быть правой, хочу быть всё время неправой, даже когда я права. Хочу даже быть побитой, униженной, только бы не быть правой в этих отношениях». Это страшно, потому что результатом будет разделение. Если вы когда-нибудь скажете мне: «А ты сам такой!», – я замолчу, но это будет не обида, это будет ваша катастрофа. Вы будете правы, что я действительно сам такой, но вы потеряете со мной отношения потому, что как человек, я вынужден буду замолчать, мне совесть не позволит говорить. Но в результате вы останетесь одни. Правые, но одни. То есть по человеческой правде вы будете правы, но у вас будет большое бедствие.
Я спасаюсь вместе с вами и не могу быть святым сейчас, но если вы станете это видеть, а более того, еще и озвучивать, ваша катастрофа неминуема. Молитесь Богу: «Господи, дай мне видеть мою неправду и не дай, Бог, не дай мне видеть мою правду». Если этого не поймете, то всё, конец. Это касается не только отношений со мной, но и отношений между вами. Если ты отошла от сестры с чувством удовлетворения, что она сегодня оказалась неправа, – это не её беда, а твоя беда. Потому что ты уже изменила к ней отношение. И это твоё несчастье. Ты потеряла любовь, доверие к ней. Сегодня к ней, завтра к другой, после завтра к третьей; а потом ты можешь потерять отношения вообще со всем монастырем, а далее и со всем миром. Итак, будучи правыми, мы можем потерять всё. Представляете, какая катастрофа? Так что бойтесь правды. Просто, как огня, бойтесь правды. Если вы на исповеди мне когда-то говорите, что вам несправедливо сделали замечание, наказали, оскорбили, то можно считать, что вы пришли на исповедь с помраченным умом. Вы пришли искать человеческой правды. И даже на исповеди продолжаете терять Бога, терять Божию правду как результат. Вы теряете любовь, вы теряете мир.
Можно переспорить, в чем-то убедить весь мир, но остаться просто мертвым, пустым. Это катастрофа. Это касается отношений и с духовником, и со старшей сестрой, и между собой, это касается отношений вообще между людьми, даже незнакомыми. Никогда не допускайте такой тонкой нотки радостного тщеславия, что вы правы. Это ваша беда. Лучше бы вообще в ту сторону этих весов не иметь, лучше всё время себя осуждать.
Мне, конечно, это тяжело говорить потому, что я сам этим болею, но представляете, если я замолчу, что с вами будет? Если духовник не скажет, то кто вам будет говорить? Если вы потеряете доверие, это будет катастрофа.
В конце прошлого года, как вы помните, наш монастырь посетила комиссия из Патриархии, в составе которой была настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия г. Москвы игуменья Елисавета. У неё сложились хорошие впечатления о монастыре и монашеской общине, однако она сказала мне следующее: «У вас ещё нет никакого результата. Но если то, что вы имеете сегодня, удержите через 10 лет, тогда мы можем говорить о результате. Сейчас, пока вы в начале пути, у вас есть подъём, вдохновение, и вы на этом вдохновении что-то лепите. Надо посмотреть, что будет через 10 лет. Если всё сохранится, это будет прекрасный показательный монастырь. Если же вы начнёте расслабляться и терять даже то, что сейчас имеете, то это будет очень печально. Ведь монахи каждый день должны идти выше и выше».
Дорогие сестры, вспомните, какой подъем, какой порыв был у каждой из вас после пострига. Сравните с сегодняшним днём. Уже нет того? Вас уже не так беспокоят пререкания со старшими, неисполнение устава в мелочах. Если в первый месяц или в сорокоуст после пострига мы каждую деталь исполняли в точности, то через год уже какие-то мелочи стали опускать, потому что это мелочи. А представляете, что через 10 лет будет? Конец всему, что начинали. Бойтесь правды человеческой, радуйтесь, когда Вы неправы.
Вот знаете, бывает так, что споришь с кем-то, оказываешься неправым, твоя гордость болит, бунтует. Но стоит только расслабиться и сказать: «Господи, прости, я не прав», – и тут же, как в темной комнате свет включили: раз – и Бог вошёл. И твоя вот эта ломка, эта горесть превращается сразу в радость, потому что ты смирился. Да, ты неправый, но ты в радости, и это твоя правда. Ты оскорблённый, может, даже не по делу, но у тебя сохранилась молитва Иисусова, ты в радости.
Божия правда никому не нужна, кроме нас самих. Даже Богу не нужна она. Божия правда всегда работает для нас. Или это счастье, или несчастье. Лев Толстой какой умище был! Умирал с чувством правды. И куда он пошел? Сколько таких? Сколько таких «умных» монахов скитаются из монастыря в монастырь! Если послушаешь такого, то кажется, что говорит он всё так разумно, правильно. Но почему же он скитается тогда, места себе не найдет ни там, ни там? И мучается, и мучается, ходит туда-сюда…
Вы должны бояться правды человеческой. Если человечество всегда радуется своей правде, то монах должен бояться её, как огня, бежать от этой правды, даже близко не приближаться к ней. Чувство справедливости делает из монаха революционера, дурака делает.
Давайте вспомним грехопадение Адама и Евы. Бог с любовью спрашивает Адама: Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? (Быт. 3, 11). И тот начинает врать. В каком смысле врать? Как факт он правду говорит: Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел (Быт. 3, 12). И, как факт, это правда, но это большая неправда в отношении к Богу. Он оправдывается перед Ним, как бы валит на Него вину и предает любовь. Бог Еву спрашивает: «А ты что?» Она отвечает: «А мне змей дал, которого Ты создал». И опять она правду же говорит. Получается, по её правде – Бог виноват. Бог же создал? Бог же правит миром? Он создал эту ситуацию? Зачем Он её искусил? Опять она валит вину на Него. И она предает Его. В чём же беда? Они разделились с Богом, они потеряли Бога и остались одни со своей правдой. Адам со своей – что не он виноват, это Ева. И Ева со своей – что это не она, это змей. Но им стало не лучше, а только хуже, хуже и хуже.
Недавно я ночевал у отца Дионисия в Крестовоздвиженском монастыре. У них вечером была беседа, он книгу читал монахиням. Мне тоже захотелось послушать. Он читает, рассказывает, останавливается на том моменте, что в монастыре нехорошо ходить в кельи друг к другу. Сидят монахини, и вдруг одну из них как понесло! «А вот Катька ко мне в келью заходила и у меня украла…» Мне было так неловко, что стал свидетелем этого. И отцу Дионисию неловко передо мной. Все матушки тоже ёжатся. А её как понесло, она не может остановиться, кричать начала. Она воевала за правду, она поражена этой правдой, её мозг поражён этой правдой, и она, сумасшедшая, но она права…
Понимаете, насколько Евангелие не вписывается в рамки этого мира? Насколько оно не соответствует человеческому, мирскому мировоззрению. Поэтому оно для многих неудобоваримо вообще. А другие, вроде бы, понимают, что Евангелие – Божие, но оно жить мешает. И тогда его начинают трансформировать: какую-то часть брать и подстраивать под своё мировоззрение. Но это уже не Евангелие, это искажение Евангелия. Евангелие работает только в том ключе, как я вам сказал. Оно чуждо человеческой правде, потому что оно выше любой правды, потому что его правда – это мир, это любовь.
Всегда можно найти неправых – и у тебя будет миллион врагов. Но когда у человека есть враги, ведь это ад. И наоборот, когда у человека нет врагов, это – рай. Поэтому Господь и говорит о любви к врагам, что нужно оценивать не их поступки, не их злое сердце, а нужно оценивать результат. Именно результат всегда важен, а не правда.
Если я где-то вас поругал, и вы обиделись – это ваша большая беда. Расстроились и обиделись – это не одно и то же. Расстроились от того, что теряете отношения, – это нормально. Но обидеться – это значит ещё больше трещину расширить в отношениях. Не дай Бог. Не обижайтесь никогда. Если вы допускаете обиду, это ваша трагедия, это бес вам шепчет на ухо слова справедливости, которые убьют вас, вашу духовность.
Справедливость – это большая беда. Мой сын Серафим однажды нахулиганил, и я его так отчихвостил! А потом спать не смог. Справедливо наказал, а спать не могу – сердце так болит. Встал, пошёл, обнял его. Сердце-то болит… А что нам мешает мириться? Чувство справедливости. Понимаете? Чувство справедливости мешает, парализует всю нашу деятельность духовную. Чувство своей правоты и неправоты другого – это беда. Помните, я вам уже много раз говорил такие вещи, если ты поссорился с Богом, тебя старец с Ним примирит, а если ты поссорился со старцем, кто тебя с ним помирит? Ты останешься один.
мягкость
расслабленность
гибкость
нежность