10 мая 2019

О сути монашеской жизни

Протоиерей Сергий Баранов, основатель и духовник Иверского женского монастыря г. Орска

Обложка книги прот. Сергия Баранова «К свету» (издание Орского Иверского монастыря)
«...что Бог благословил – никто никогда не сможет нарушить. Ни враг, ни друг. Если Бог благословил твоё монашество, никто его не мог остановить. Ни враги, которые тебе говорили, что ты сошла с ума, и открыто злословили Церковь. Ни друзья, которые переживали и говорили: поживи еще в миру. Ни мама с папой. Никто не может остановить то дело, которое благословил Бог... И, дай Бог, чтобы тебе на твоём монашеском пути ни разу не остановиться, а только лететь, как легкая птица туда, в Царствие Небесное. И радовать всех тех, кто будет снизу на тебя смотреть туда – высоко-высоко...»

1 О монашестве: 
О сути монашеской жизни – Монашество это подвиг – Главное это наши отношения – Слово после монашеского пострига – О внешнем поведении монахини 

2. О трезвении и о борьбе с грехом:
Линия духовной жизни (О трезвении) – «Грех начинается в голове»: о нашем уме – «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят...» – О рассудительности – О борьбе с грехом – Об искушениях бесовских

3. О терпении и смирении: 
Совершенство любви приобретается через терпение боли – «Чтобы вам легче было терпеть…» – Преодолеть в себе чувство справедливости – Споры делают из нас бесноватых – За терпение Господь все вернет – Смирение это начало рая 

4. О послушании: 
Таинство послушания - Послушание выше поста и молитвы  К смирению нужно и доверие – «Не ставьте высокие планки духовнику, игуменье, благочинному, священнику» – «Свое мнение это змея, которая сидит у тебя в сердце» – Об отношениях с духовником – О доверии к воле духовного отца

1. О МОНАШЕСТВЕ

О сути монашеской жизни

Никто не приходит в монашество за пряниками. По большому счету, все понимают куда идут, зачем идут. Может быть, какие-то отдельные сумасшедшие не понимают, но по большому счету, наверное, к монашеству подходят те христиане, которые почитали о жизни преподобных, уже что-то знают, и поэтому их сердце возревновало, чтобы подражать. В монашество все приходят с желанием так жить, никто не приходит за привилегиями, за почестями, за какими-то приобретениями земными. Все прекрасно на постриге, наверное, слышат, какие обеты дают, какие клятвы произносят, почти все понимают, что монашество – это смерть для мира, тот человек умер со всем, что его окружало в этом мире, с привычками, привязанностями, весь этот хвост обрубается. Не случайно дается новое имя – это очень символично, тот человек умер, его нет, сейчас уже живет другой.

Одного из преподобных ангелы понесли на небо, а бесы вокруг летели толпой и кричали: «У него были такие-то грехи, такие-то грехи», ангелы их спросили: «Это было до пострига или после?» – «До». Тогда они говорят: «А здесь этого человека нет, мы поднимаем другого, тот человек умер давно, этому вы ничего не можете предъявить». Почему же все мы, зная прекрасно, к чему идем и на что соглашаемся, почему у нас потом все-таки ничего не останавливается в плане наших грехов, почему они происходят; наши страсти, наши желания продолжают жить, почему Господь все это в таинстве пострига не уничтожает сразу? Я вам хочу сказать, Господь – самая деликатная личность, нет другой такой личности, как Господь, по деликатности, по скромности. Он человеку, в связи со своим этим качеством, дал свободу. И эта свобода – наша проблема. Может быть наше главное достоинство, потом наша главная проблема, но затем она может стать великим нашим достоинством, если мы переживем эти проблемы, победим их. Это уже будет другое достоинство – какое достоинство имел Адам в раю, но оно было дано ему даром, оно не было выстрадано, не было доказано подвигом, потом и кровью и даже самой смертью. Адам жил естественно, вложенной добродетелью от Бога, а вот уже новый Адам – после грехопадения, каждый из нас, наверное, это можно отнести к преподобным, к святым, а к нам – очень осторожно, новый Адам – это уже другая тварь, он отличается от того Адама тем, что этот Адам уже выстрадал свою святость. Он ее доказал, не словом, а самим делом, ему можно уже ничего не говорить, он может показать свою жизнь, свои труды, свои слезы, свои пот и кровь, и это гораздо выше первого состояния до грехопадения. Как можно доказать любовь? Умри за меня – и я поверю, что ты меня любишь, но это слишком категорично, хотя иногда и Господь употреблял категоричные слова, чтобы ярко показать свою мысль. Если мы готовы за Него умереть (но, конечно, мы не готовы), – это и будет настоящая любовь.

Почему в нас все-таки действуют эти страсти, привязанности, почему наше таинство монашества не убирает их от нас, не умаляет, не сокращает? Свобода. Господь нам все время говорит: «Как хочешь». Он сначала говорит: «Чадо, надо сделать вот так». Мы не слышим. Потом второй раз громче говорит: «Дорогой мой, если ты так не сделаешь – будет плохо», мы опять не слышим и не хотим слышать; третий раз он говорит: «Как хочешь».

Сестры, услышьте, пожалуйста, что я вам скажу. Если вы подходите и просите, – есть различие между тем, просите ли вы совета или вы просите благословения на уже решенный вами вопрос. Вы сейчас понимаете, что это разные вещи? Когда вы подходите и спрашиваете: «Батюшка, возникла такая тема… я, как у духовника, вас спрашиваю: правильно это или нет, полезно или нет, вредно или нет, опасно или нет». Духовник вам говорит. А когда вы подходите уже с решенным для вас вопросом и говорите: «Благословите», – тогда духовник видит, что вы уже сами все решили, духовник может сказать: «Как хочешь». Но потом, через время ты ко мне подойдешь и скажешь: «У меня внутренняя трагедия, у меня остановилась молитва; в связи с тем, что остановилась молитва, меня посетило уныние, которое я не могу победить». В связи с тем, что остановится молитва, кого-то может посетить даже блуд, и вы не поймете – что и откуда. У меня один друг на Афоне говорит: «Странная взаимосвязь, казалось бы, разных вещей. Вот я если кого-то поосуждаю днем, у меня ночью блудные мысли приходят. Казалось бы, как это связано?» Очень просто связано – благодать отошла, открылся вход всему скверному, плохому, грязному, бесовскому. Если ваша внутренность наполнена Духом Святым – бес туда не может войти, потому что там занято.

Помните, я приводил пример Порфирия Кавсокаливита, когда на Афон пришел к нему один молодой человек и очень много спрашивал об антихристе, ему очень интересна была эта тема, а Порфирий Кавсокаливит все о молитве говорит, о святых. Он опять эту тему вклинивает: «Батюшка, я бы хотел про антихриста с вами поговорить», а Порфирий Кавсокаливит на скамеечке сидел для Иисусовой молитвы, маленькая, низкая, узкая скамеечка, и он этому молодому человеку говорит: «Ну, присаживайся рядом со мной, я сейчас тебе расскажу». Он с этой стороны подошел, с той обошел, и говорит: «Батюшка, а тут места нет», «Конечно, нет, поэтому ты и не можешь сесть, так вот, что я скажу тебе об антихристе: у тебя все должно быть заполнено Христом, и для антихриста не должно быть места, тебя эта тема не должна тревожить». Суть этой темы – чтобы антихристу не было места, а если в вашем уме, в вашем сердце слишком много пространства, чтобы вы могли полдня о нем говорить, думать, носить в себе, значит, это место не занято Христом.

Почему нам бывает плохо? Потому что мы не соответствуем нашей сути монашеской, нашей жизни монашеской. Иногда обманываемся и думаем: сегодня был тяжелый день, я устал, весь день за рулем провел, а, может, мне сегодня пропустить поклоны, Иисусову, чтобы отдохнуть, набраться сил, а завтра подвизаться. А завтра просыпаешься в разбитом состоянии, и ночью был не крепкий сон, а какой-то полубред, и на сердце – тягота и камень. Оказывается, лучше понести малый труд и потом освободиться от великой тяготы, которая последует за тем, что ты пропустишь, надо уже опыт приобретать нам, опыт жития, вот сделаю так – будет хорошо, сделаю иначе – будет плохо. Пойду на исповедь, буду плакать, буду говорить, как мне плохо, что-то Бог не со мной, а мне хочется просто иногда в ухо крикнуть: «Да не Бог не с тобой, а ты не с Ним, Бог всегда с тобой, Бог не может быть не с тобой, если ОН – любовь, это ты не с Ним». Слава Богу, я практически приобрел такой опыт, когда у меня в сердце вдруг почему-то перестает молитва, раньше внутри какое-то отчаяние появлялось, какая-то тревога, беспокойство, а теперь я сам себя утешаю: даже если она там остановилась, Бог все равно там, Он никуда не денется, это просто от меня зависящее что-то произошло, я провел невнимательно день, погрешил, и моя часть молитвы остановилась. Но меня согревает то, что Бог все равно там остается, и это меня понуждает не унывать и скорбеть: «Ах, какой я несчастный, что-то потерял», а быстрей возвращать, только, конечно, нужно потерпеть, понести труд.

В связи с тем, что Он один и тот же – Он не изменяем, а если Он любовь – так Он всегда любовь, что бы ни произошло с моей стороны, всего мира, Бог никогда не изменится в своей любви к нам.

Но только очень грустно бывает по-хамски пользоваться Божьей любовью, Его верностью, Его преданностью человечеству и говорить: «Он все равно меня любит, буду грешить». Так не получится. Ваше сердце сразу кольнет, оно заболит, потому что вы совершаете предательство, а предательство очень сильно болит, нельзя Бога предавать. Мы все равно будем предавать, конечно, по невнимательности, по несовершенству своему, но это еще в какой-то мере извинительно. Нельзя сознательно предавать, когда ты понимаешь, что сейчас творишь беззаконие против Бога и сознательно соглашаешься, это самое плохое предательство.

Почему бывают недоразумения? Потому что монахи не учатся послушанию. Через послушание мы учимся слышать волю Божию. Не научаясь послушанию, не понимая послушание, не пользуясь послушанием, мы живем на своей воле, падшей, греховной, страстной и получаем результат тот, который сами себе творим, а потом для некоторых еще Бог виноват, опять что-то нам плохо. Тебе плохо, потому что ты сам это сделал. Бог не может делать плохо, Бог может только оставить нас на своей воле, так же и духовники поступают иногда.

Макарий Сушкин – последний до революции игумен Пантелеймонова монастыря – как-то говорил одному монаху: «Слушай первое слово, которое тебе духовник сказал, иначе, когда ты его начинаешь убеждать, – духовник тоже на страшном суде, он боится погрешить, и если ты начинаешь напирать, как бы доказывать свою правоту, духовник может податься назад и подумать: «А, может, действительно я не прав, он так настаивает, наверное, действительно я ошибся». И духовник может уступить и благословить вашу волю, и вы получаете результат по вашей воле».

Живут одинаковые монахи, в одном и том же месте, в одном и том же монастыре, в одном и том же уставе, при одном и том же духовнике и игуменье, и один может быть счастливый, а другой несчастный. Что? Внешнее что-то виновато? Внешне все одинаково, дело в человеке. Как хочешь. Хочешь так – пожалуйста, потом придешь жаловаться, я промолчу, если ты не понимаешь – как хочешь.

*  *  * 
Мне на днях рассказали, как один монах приехал в русский монастырь и сказал: «У кого можно научиться Иисусовой молитве?» И ему ответили, что сейчас здесь этого нет, каждый спасается как может. Может, не правильно передали, но в некоторой степени это есть. Хочется сказать: неправда, все возможно, и в наше время можно стать Иоанном Кронштадтским. Просто нужно согласиться дать большую цену. Если у тебя нет этого согласия дать большую цену, значит, ты никогда не купишь драгоценность. Я вам говорю о духовной драгоценности. Нужно созреть до готовности все отдать, чтобы это купить. Как Господь в Евангелии говорит: «Продает имение и покупает жемчужину». Это безумие духовное, хорошее безумие. А кто может купить эту жемчужину? Тот, кто знает ей цену. Нельзя купить то, чего сам не знаешь, и отдать большую цену за это. Поэтому у нас нет решимости, мы не знаем часто цену, не правильно оцениваем духовность Христа.

Те люди, которые думают про монахов, что это чудаки, они не подозревают, что они как раз те люди, которые готовы все отдать ради этой жемчужины. Но зато эта жемчужина – такая радость. И можно сейчас ее покупать, до конца времени можно будет покупать. Можно жить духовно, только нужно отдавать большую цену. Если кто-то хочет за полцены купить, то вы купите китайскую бижутерию. Кто сколько платит – тот столько и покупает. Хочешь дрань купить, деньги потратить? Что это значит? Это значит – пришел в монашество наполовину, «немножко поподвизаюсь, а немножко оставлю для себя». Ну и купишь половину. А если хочешь полную цену заплатить – и получишь плату.

Я не говорю, что мы сейчас должны умереть в подвиге. Этого никто не требует, и Христос не ждет, Ему и не надо, чтобы мы умерли, заморив себя. Хотя бы то, что есть – исполнять с радостью, с любовью. Именно вот это важное слово «с любовью», потому что если в нас не будет любви, для нас все в три, четыре, десять раз станет тяжелее, элементарные вещи будет тяжело сделать. И наоборот, когда в тебе есть любовь – на крыльях летаешь, готов еще работать и еще что-то делать, без любви очень тяжело. Это самая главная энергия, которая дает нам жизнь. Любовь.

*  *   * 
У нас поначалу была идея — не брать никого из других монастырей. Почему? Чтобы человек не сравнивал: там так, здесь этак. Не бывает одинаковых монастырей. Не бывает одинаковых духовников. У каждого свой почерк, хотя цель у нас у всех одна. У меня есть своя особенность: я не монах. Но вы выбирали меня, когда постригались. Порой у девушек бывает: влюбляется, через неделю — в загс, через две недели — развод. Как это? Разлюбила. Но ты же еще и повенчалась с ним. Ты не только в загсе «люблю» говорила, но и пошла в церковь и перед Богом сказала, что будешь жить с мужем всю жизнь. Это не просто «я разлюбила», ты клятву дала, а если так — живи с мужем, иначе будешь клятвопреступницей. Так же и в духовной жизни. Не только нельзя изменять отношения, но даже оценивать их, тем более осуждать. Это грех. Будете, как воду в решете носить: вроде бы трудились, вроде бы и устали, и мокрые все, и разрумянились — а воды не наносили.

Вот вы читаете книжки о монахах, о монашеских уставах, о том, что монахам нельзя улыбаться, нельзя поднимать глаза. Примените это к себе, а других не осуждайте. Очень плохо, когда внешнее заслоняет внутреннее, когда послушник корчит из себя схимника. В душе он все равно младенец и выглядит очень глупо. Наш критерий — сдержанность. Не надо и слишком бесшабашно себя вести, но и не надо быть слишком серьезным. Когда вы пытаетесь быть слишком серьезными, мне хочется юродствовать перед вами. Людям плохо, когда мы такие. Немногословие — это красиво, а когда монахи много треплются, то — наоборот. Лучше больше слушать, меньше говорить. Я вас прошу, пожалуйста, улыбайтесь, — это не грех. Улыбнуться людям не грех, доброе слово сказать не грех. Отягощать его своим разговором — вот грех. Монахине учить кого-то — вот грех. Поэтому не учите никого. А когда учите, хочется спросить: «А кто вас спрашивает? Вы бы лучше делом пример показали, а не языком».

Монахиня должна жить тихо, скромно, со всеми обходиться по-доброму, не болтать по любому поводу и не торчать в иконной лавке во время службы. Болтовня — это грех. А если вас спросили — отвечайте вежливо и кратко. И еще, сестры, мне очень тяжело бывает говорить, когда вы мне отвечаете: «Ты сам такой». Конечно, я такой, я это и сам знаю. Но если я замолчу, кто вам будет говорить? Старайтесь, как монахини, никого ни напрячь, ни обидеть: ни нравоучением, ни ворчанием. Неважно, что и сколько вы знаете. Если людям от вас плохо, все, что вы знаете, можно выбросить в мусорную корзину. Самое главное, чтобы нам меж собой было хорошо, чтобы мы друг друга не обижали нравоучениями, подсказками, осуждениями. К евангелистам пойдите — они вам Евангелие наизусть прочитают, так что вы за ними не угонитесь. Но дело не в том, кто что знает. Дело в том, кто как живет. Нужно жить по-доброму, ну, и молитву держать. Когда молитву потеряете, вот будет у вас конфликт: не только молитву потеряете, сон потеряете, мир потеряете… Господи Иисусе Христе, помилуй мя…

*  *  * 
Я хочу вам рассказать один случай из Патерика. Послушник попросил старца принять его на жительство. Старец спросил: «Кого ты видишь перед собой?» Послушник сказал: «Ангела». Через год старец снова спросил послушника: «Кого ты видишь перед собой?» — «Беса», — на этот раз ответил послушник. Прошло всего несколько месяцев их совместного жития, и старец ни с того, ни с сего стал раздражать, сердить послушника. Дошло до того, что у него родилась ненависть к своему учителю. Он не мог его видеть и даже слышать, когда они встречались. Все это усугублялось тем, что они жили в афонской пустыне, потому что оттуда идти некуда. Единственная причина, по которой послушник не ушел от старца, это мысль о том, что если он уйдет, то все пойдет насмарку. Зачем он тогда приходил на Афон? Зачем принимал монашество, если не прошел послушания? И вообще в таком случае теряется смысл его спасения. Только эти мысли заставили его стиснуть зубы и остаться. И тогда, так же медленно, как приходила неприязнь, стала приходить любовь к старцу. Но это было уже не то чувство, с которым послушник пришел. Это было выстраданное чувство и возникло оно от Духа Святаго. Прежнее чувство было каким-то мимолетным, чем-то вроде влюбленности. А чем она отличается от любви? Апостол Павел сказал, что любовь не перестает. А вот влюбленность перестает. Но если человек правильно выстроил свою духовную жизнь, тогда вместо влюбленности приходит истинная любовь. Она приходит через крест, через самоунижение. И эта любовь становится такой крепкой, что затмевает собой все бывшее до этого.

Другой монах пришел в братство, а там у него случились разного рода искушения, и его выгнали из семьи. Он рассказывал: «Бес нашел убедительные причины для моего ухода. Но когда я ушел, надо мной стал гудеть ад. Я ходил из одного места в другое, искал житие поудобней, поуютней, чтобы выстроить тихую молитвенную жизнь, но куда бы я ни приходил, покоя мне не было. Это продолжалось три года. У меня не было ни радости, ни тишины, ни уюта. Когда до меня, наконец, дошло, что к чему, я пришел к старцу: «Отче, отпусти». И тот сказал: «Иди, чадо». И все прошло, потому что я получил благословение своего учителя».

Каждый проходит через такие искушения. Те, кто их не знает, не могут этого понять. Это охлаждение и даже ненависть — объективная реальность, и в таких случаях бесы нудят тебя уйти. Но это великая ошибка. Даже если кому-то надо было уйти, то, прежде всего, нужно было победить это искушение, чтобы уйти с миром, с любовью. Вы должны знать, что такое искушение будет у каждой из вас. И ни в коем случае вы не должны поддаться ему, но должны его преодолеть. Послушник допустил помыслы и дошел даже до ненависти к старцу. Но на самой крайней точке у него осталась возможность исправить ситуацию, потому что он все понял и стал преодолевать себя...

Монашество – это подвиг

Я вам как-то уже говорил о Киево-Печерском патерике, а сегодня еще раз хочу напомнить. Киево-Печерский патерик сначала составлял Нестор-летописец, описывая жития киевских преподобных отцов. А когда он умер, его дело продолжил другой писатель. Исследователи обратили внимание на то, что есть разница в описании Нестора и того, кто писал после него. В той части патерика, которую писал Нестор, его больше захватывают и пленяют моменты любви между братьями, жертвенности, добрых отношений, переживаний друг за друга. Нестор в основном пишет о том, как они с любовью друг к другу относились. А в другой части патерика акцент делается уже на подвиги: как преподобные подвизались, кто сколько молился, кто занимался сухоядением. Обратите внимание: один и тот же материал — и два разных автора, два разных отношения. Вот стоит блюдо с яблоками, и каждый из нас возьмет с него свое яблоко.

Я бы хотел, я бы мечтал, чтобы мы умилялись до слез подвигам любви, добрых отношений, чтобы это для нас было идеалом, чтобы это нас пленяло. Аскетические подвиги должны быть, но они — не главное. По большому счету некоторые язычники могут гораздо более сугубый подвиг нести. Возьмите буддийских монахов или индийских йогов. Их аскеза доходит просто до каких-то фантастических высот. Но дело-то не в подвиге, а в результате, ради которого подвиг совершается. А если результат отрицательный, что тогда? Человек столько трудов, столько неимоверных усилий приложил, а ничего не приобрел. Отработал месяц, пришел за зарплатой, а ему ничего не заплатили. Или всю жизнь отслужил военным, а ему военную пенсию не назначили.

Мы должны, конечно, проявлять уважение к подвигам святых, их ревности, стойкости. Но в житиях святых имеются случаи, когда великие постники падали из-за того, что уделяли слишком много времени своему деланию и забывали о результате, ради которого они этим деланием занимались. Монашество предполагает суровый образ жизни, иначе результата не будет. Но чем более суровый образ жизни ведет подвижник, тем более нужно ему сердечное утешение. Это утешение, в первую очередь, подается от Бога. Если монах не стяжал благодать, он своими силами не выстоит. Эти утешения мы получаем еще и друг от друга. Игумен Дохиара старец Григорий как-то сказал: «Я бы сам ничего не смог, если бы не был в своей семье дохиарской». И семья может двояко влиять. Семья может довести до того, что все разбегутся из монастыря. А может так сплотиться в духе любви, что вся целиком в Царство Небесное войдет.

Как это сделать? Есть много духовных книг, но не всякую книгу дают новоначальному, потому что духовные книги читаются не умом, а Духом. Новоначальный не приобрел еще Духа, он живет логикой и может один и тот же текст неправильно понять. Иногда, даже после моих бесед вы выходите, и одна говорит: «Он сказал «а»», — а другая говорит: «Нет, он сказал «я»». Одно и то же слушали и по-разному поняли. Никогда не дадут новоначальному монаху или послушнику читать «Добротолюбие». Во-первых, он неправильно поймет те вещи, которые понимают только Духом, а во-вторых, еще и в обратную сторону истолкует. Однажды мне сказал один человек: «Как тяжело, когда не знаешь пути!» Я говорю: «Знаешь, бывает и хуже ситуация, когда ты знаешь путь, а он ведет не туда».

Чтобы выстроить правильные отношения между собой, займитесь исправлением себя и перестаньте заниматься исправлением ближнего. Будьте строги, беспощадны к самим себе и будьте до бесконечности снисходительны к ближнему своему. Тогда у вас все получится и все будет хорошо, будет хорошая атмосфера. Но почему-то эта перевернутость постоянно побеждает: вы очень недовольны ближним и очень снисходительны к себе. Поэтому у вас ничего не получается. Я буду уважать ваше внешнее монашество, очень строгое, сдержанное, когда у вас внутри будет так же, как и снаружи. Если внешне вы будете пытаться изображать из себя монахинь, особенно перед людьми, а внутри будете совершенно не соответствовать своему образу, тогда лучше быть юродивыми. Все внешнее должно быть, но мы должны принимать, ради чего мы все это делаем.

Я часто вспоминаю эссекский монастырь Софрония Сахарова. Софроний Сахаров порой поступал наперекор всем монашеским правилам. У него нарушение было уже в том, что женский и мужской монастыри стояли рядом. А почему он позволял такое? Потому что все собрались вокруг него и всем он нужен был каждый день. Он не мог быть или в мужском монастыре, или в женском. Он должен был быть каждый день с ними, и они все были его чада, и он был их старец. Женский монастырь и мужской через дорогу, и в течение дня монахи и монахини как-то пересекаются. Нет, они соблюдают правила целомудрия, не ходят друг к другу в кельи, не позволяют себе какой-то флирт, какие-то вольные обращения. Но это не мешает им быть каждый день в одной трапезе, на одной службе, на которой они или литургию служат, или Иисусову молитву читают. В среду и пятницу вместо литургии все читают по очереди Иисусову молитву. Может читать женщина, потом может читать мужчина. Если ты блудник, то ты и в пустыне найдешь, как блудить.

Я приехал туда, меня посадили в трапезе за священнический стол вместе с монахами-священниками. И меня очень умилило, что мне стали все подавать: кто салат, кто первое, кто хлебушка предложит. Такое братское, с любовью отношение. А еще больше меня умилило то, что они не мне только подают, а оказывается, они и друг к другу так же относятся за столом. Это не было их отношение к гостю. Это было их естественное каждодневное состояние. А утром после литургии у них на трапезе, если можно так сказать, «монашеский раскардаш» начинается: все разговаривают, общаются, сидя за столом. У них там постоянно паломники, потому что в Англии очень мало православия, и они все тянутся к этому месту. И это не тяготит монахов.

Если ты плохой монах, если ты не молишься, не ищи оправдания в том, что тебе кто-то мешает. Если ты хочешь молиться, ты всегда найдешь для этого время. Почему-то мы всегда находим возможность поболтать и очень редко находим возможность помолчать. В Эссексе на утренних трапезах не читаются жития святых, а все сидят и разговаривают. Для меня сначала это было непривычно. Конечно, это особенность европейского монастыря. Я не о том говорю, что это норма. Я хочу вам сказать, что эта «не норма» позволяет им держать молитву и иметь хороший результат. Оказывается, не правила дают в первую очередь результат, а искренность человека. И наоборот. Иногда где-то очень много правил, но так мало результата. А какой результат? Если плохо в монастыре, значит, результата нет.

Если сестрам в монастыре хорошо, как в семье, значит, есть результат. Не в такой семье, когда папа с мамой с вечера запили, а дети всю ночь гуляли. Пока родители пьяные с утра спят, дети залезли в холодильник и банку варенья съели. У них сыпь высыпала, «Скорую» вызвали. Это не любовь, это не семья. Семья — это где соблюдаются правила, но регулируется все это любовью. Дети слушаются родителей, потому что они их любят. Родители следят за детьми, потому что они их любят. Они неравнодушны. Они где-то даже на них могут прикрикнуть строго, но не от того, что дети доставляют дискомфорт родителям. А чтобы они услышали, потому что может быть опасность. У строгих родителей, сочетающих строгость с любовью, детям очень хорошо. И наоборот. Иногда бывают равнодушные родители, которые вообще детьми не занимаются. И дети бродят по улицам, потому что их домой не тянет, потому что им дома нехорошо.

— Батюшка, почему иногда уходят из монастыря?

— Я очень не люблю однозначность, очень не люблю черно-белого. На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Каждый случай индивидуален. И каждый монастырь индивидуален. И судьба каждой сестры индивидуальна. Бывает, уходит сестра по своей вине. Бывает, уходит по вине монастыря. Иногда бывают, наверное, даже такие крайние случаи, когда нельзя не уйти. Но я могу однозначно сказать, что каждый будет отвечать за свое. Иногда человек уходит из монастыря, потому что он в него и не приходил. Он пришел в него ногами, но не вошел в него по духу и поэтому начинает ощущать дискомфорт. Этот дискомфорт усиливается, усиливается, усиливается и доходит до той точки, когда терпения больше нет. Это, конечно, страшно.

— Раньше не говорили об этом. А сейчас это беда монастырей. Очень много бедных монахов, которые уходят, приходят…

— Я еще одну причину сейчас назову, может быть то, с чего я начинал: это когда игумен начинает требовать от послушников монашества первых веков. И может быть, они даже его бы понесли, потому что благодать Христова всегда одна и та же. Но сам он не соответствуют тому уровню. Опять же, к себе относится со снисхождением, а к другим монахам — до миллиметра требует исполнения. И человек надрывается просто. В первую очередь, это, конечно, печаль духовника, игуменьи: печаль перед Богом, ответственность перед Богом, страх перед Богом, что кто-то ушел. Я говорю о монашествующих, о тех, которые в постриге. Для тех, которые не в постриге, это как бы естественный процесс: люди пришли примериться. Они же еще не дали обетов, не определились, даже живя в монастыре. Они могут жить в нем и год, и два, и десять лет, но если они не дают обетов монашеских, не приходят к постригу, значит, у них есть еще свобода. Другое дело, что даже если пожив в монастыре послушником, человек уйдет из него в мир, я думаю, у него не будет хорошей судьбы. Это будет всю жизнь его преследовать.

— Человек имеет право выбрать свой монастырь. Но для того чтобы выбрать, он должен увидеть его. Пришел человек в монастырь, а его по самым разным причинам быстро постригают. А потом выясняется, что это не его монастырь, и уже уйти нельзя. И примириться нельзя.

— Опять же все индивидуально. У нас тоже все быстро пострижены, но никто не собирается убегать. Я всегда говорю, что можно сменить монастырь, но как-нибудь найдите контакт с игуменьей, от которой уходите, возьмите у нее благословение. Да, ей тяжело вас отпускать: тут и ревность, и обида какая-то есть. Ищите средства через любовь, через уговор все-таки как-то ее убедить, что вы уходите не в мир. Но опять же, нужно очень хорошо все взвесить. Действительно ли это ситуация такая, или дело в вас самих? Когда человек духовно настроен, он почти везде может жить. Апостол Павел сказал: «Вы меня хоть в ад отправьте — лишь бы со Христом». Просто некоторые неправильно представляют себе монашество, думая, что это что-то вроде европейского лирического фильма. Герои сидят на газончике среди маленьких белых овечек, вышивают крестиком, поют Богу «Аллилуйя». Монашество — это подвиг, и только в этом подвиге обретается результат. А все остальное — это неискренность пред Богом. Он на Кресте, а мы говорим: «Дай нам все даром». Ну, хоть пальцем-то сам пошевели.

Если бы такая ситуация возникла у нас, я бы не стал скандалить. Если бы какая-то сестра подошла ко мне и сказала: «Простите, что-то в этом монастыре у меня не получается. Разрешите посмотреть другой. Может быть, мне там лучше будет». Зачем удерживать, когда она уже не твоя по сердцу? Ну, разреши ты ей. Да пусть она пойдет, посмотрит. Вдруг у нее действительно там что-то сложится. Ведь твоя цель не количество монахов. Твоя цель — спасение их душ. Другое дело — если она просится в мир. Конечно, я буду до конца ее уговаривать: «Ты что, обезумела? Там трагедия у тебя будет, вся жизнь наперекосяк пойдет». Но когда она просится посмотреть другой монастырь, другую общину, то мне кажется, нужно дать благословение, чтобы не было греха ухода без благословения. Пусть она попробует. Может быть, она через месяц вернется и скажет: «Мне тут так хорошо было!» А может быть, наоборот, она приедет через месяц и в ноги упадет: «Я благодарна вам за ваше благословение, я нашла свой монастырь». И, слава Богу, — пусть спасается!

Надо благословение. А без благословения все кувырком пойдет. И тот монах сказал, что у него началась другая жизнь. Даже чтобы уйти, нужно взять благословение. Это же нас касается, нашего счастья или несчастья. Нам же плохо от этого, это над нами ад жужжит. Очень опасно легкомысленно относиться к жизни. Это иногда стоит целой жизни, ведь она не вечна.

У нас тут в келье Семена с неделю жил Саша, молодой парень. Он пришел к нам потому, что у него случились такие-то катаклизмы. Он даже пытался уйти из жизни. Пришел к нам, говорил со мной. «Знаете, — сказал он, — со мной что-то происходит, как будто это уже не я, а какой-то другой человек. И меня несет куда-то». Он прожил несколько дней и уехал. Мне только что позвонили и сказали, что он закончил жизнь самоубийством. Его теперь нет. То есть он вроде бы к нам пришел, но уже был, наверное, за точкой невозврата. Он еще что-то пытался сделать, но его воля уже была не его волей. Его мысли были не его мыслями. Человек как сосуд, всегда чем-то наполнен, даже пустотой. В эту пустоту влетают мухи, грязь, пауки. Если этот сосуд не наполнен Богом, то он обязательно будет наполнен чем-то другим.

Но это с ним не сейчас случилось, это с ним случилось уже давно. А сейчас это просто свершившийся факт. Потому что он уже не принадлежал себе. Но это мирской человек. Раньше говорили, что за мирским человеком ходит один бес, а за монахом — десять. Действительно, у духовных людей другие искушения. А почему? А потому что мирских людей не надо искушать, они и так искушены и живут по сценарию дьявола. Их, наоборот, не надо трогать. Пусть он идет и идет. Не подходи к нему, а то он еще обратит внимание, что бес идет за ним и начнет об этом думать. А монах уже пошел в сторону Бога и бойко пошел, и клятву дал. И тут начинается война. Бойтесь этой войны, если вы окажетесь в какой-то момент без Бога.

Помните, я вам рассказывал, как я в тюрьме крестил. Заключенные стоят передо мной расписанные, как картинные галереи. У кого на теле Христос, у кого дьявол. Тут начались запретительные молитвы, в которых священник запрещает дьявола, а потом начался момент отречения от дьявола. Я им говорю поочередно: «Отрекаешься?» Они: «Отрекаюсь, отрекаюсь, отрекаюсь…» Говорю каждому: «Дунь и плюнь». Они дунули, плюнули, ко мне лицом поворачиваются. Я им говорю: «Ребята, а вы поняли, на кого вы сейчас плюнули?» — «На кого?» — «На самого сатану вы сейчас плюнули публично, и все видели. Вы не только отреклись от него, но еще и плюнули в его сторону. Вот он теперь вам отомстит». И вдруг эти рецидивисты, которые якобы ничего не боятся, затоптались на месте. Им вдруг стало неуютно, они испугались, а я говорю: «Не бойтесь, вы сейчас Христу присягаете. Неужели сатана сильнее Христа? Но, если Вы теперь будете не со Христом, сатана вам этот плевок ой как вспомнит». И это таинство крещения. А таинство монашества — это двойной плевок в сторону сатаны. И помните всегда, что он вас ненавидит. Если бы благодать вас не покрывала, он бы вас на мелкие кусочки разорвал и разметал бы по Вселенной. Помните, кто вас ненавидит и кому вы войну объявили.

Если вы не будете под покровом Христа, если Христос не будет вас защищать, сатана вас уничтожит. А как быть под покровом Христа? Это значит быть в Духе Христовом. Я не верю такому монаху, который говорит: «Я под покровом Христа. Я творю молитвы, аскезой занимаюсь», — если я не вижу в нем Христа. В его сердце нет Христа, поэтому я не верю в то, что он со Христом. Ты можешь хоть с утра до вечера говорить «Иисусе, Иисусе», но если ты качеством своей жизни не показываешь, что Иисус Христос вошел в твое сердце, значит, это либо ложь, либо какие-то фантазии. Если вы надеетесь на свои келейные молитвы или поклоны, или еще на что-то, а между собой грызетесь, то у вас нет Христа. Если вы не слушаетесь игуменьи, у вас нет Христа. Иногда какая-то сестра подходит и говорит: «Ах, у нас в монастыре не так аскетично. Надо бы как-то посерьезней». И мне хочется уже по голове ее стукнуть и сказать: «Да ты сама стань аскетичной. Когда тебе игуменья что-то говорит, ты тысячу раз ей в противовес отвечаешь или хмыкнешь скептически. Да ты сама подвизайся правильно — и все вокруг станет свято».

А мы видим какие-то внешние моменты: кто что сказал, кто как посмотрел, а сами легкомысленно относимся к послушанию, к отношениям между собой. Комара отцеживаем, а верблюда поглощаем. И если вы непослушанием своим, строптивостью, упрямством изгоните из себя Христа, туда непременно войдет кто-то другой. Там пусто не останется. И этот другой вас уничтожит, выгонит из монастыря, внушив вам, что там не спасительно, плохо, неуютно, там нет любви; иди в мир, там все люди добрые, хорошие. А когда ты уйдешь, то столкнешься в миру с тем, что тебя вообще раздавит, доведет до такого отчаяния, что ты пустишься во все тяжкие, а потом и жизнь свою плохо кончишь. Мы иногда забываем, что мы на войне и что здесь стреляют. Иногда все это похоже на такую картину: поле большое, идет бомбардировка, снаряды взрываются, люди в клочья разлетаются, кровь льется, летят куски мяса, а в центре этого поля кто-то раскладывает белую скатерть, накрывает стол, виноград кладет, вишни. Рядом с ним все это взрывается, а он ведет себя так, словно это его не касается. Сколько людей сатана так погубил, сколько губит!

Вот Саша покончил с собой 20 минут назад — куда сейчас его душа пошла? Ребеночек совсем был, наивный ребеночек. Представляете, как ему сейчас жутко? Но он уже сам не свой был, он уже в плену был. Представляете, какая жуть сейчас с ним происходит? В чьих он сейчас руках? Но мы должны были бы содрогнуться, если бы осознали до мозга костей, что это может и с нами случиться, с каждым, никто не застрахован от этого. Наступает такой момент, когда ты еще живой, но уже в плену, уже в аду, уже не управляешь своей судьбой, тебя тащат в ад. В этот самый момент тебя туда на веревке тащит бес. Мы часто живем очень легкомысленно. «Ну ладно, сегодня я взбрыкнула, не послушалась духовника, но, может, завтра начну слушаться». А, может, завтра у тебя уже не будет? И каждое твое непослушание отдает тебя в плен сатане, открывает ему двери. Дверь закрыта на запор надежный. Сатана вокруг ходит, а внутрь войти не может. Но как только ты изгоняешь из себя благодать — ты чуточку открываешь дверь, и в эту щелку сразу заскакивает сатана.

Начало премудрости — страх Господень. Нужно иметь страх. Не страх злого Бога, а страх погибнуть по своей вине. Не потому что Бог жесток, а страх погибнуть по своему нерадению. Бог не злой. Это неправда. Бог на Кресте за нас висит — как Он может быть злым? Мы легкомысленные, невнимательные, для нас все просто. Но каждый день что-то происходит. Или ты приближаешься к Богу, наполняешься Духом Святым, или ты удаляешься от Бога на шаг или на десять шагов, или на километр. Это как нарыв: когда количество гноя станет критическим, тогда фурункул прорвется.

— Что значит строгое отношение к самому себе?

— Нужна строгость в отношении к себе, а не в самобичевании до уныния, до смерти. Нужно давать себе оценку, что ты есть на самом деле. Когда кто-то друг на друга жалуется, хочется сказать: «А ты сам-то что?» Критерий такой строгости — строг ты к самому себе или нет. Если у тебя нет снисходительности к другому, значит, ты к себе не строг. Значит, ты себя очень сильно любишь, жалеешь, снисходителен к себе и строг к другому. Поверяй отношение к себе отношением к другому. Каждый руководитель, в том числе и церковный, должен следить за порядком. Но он должен делать это без жестокости, чтобы не было хуже. Руководитель не наслаждается своим положением главного. А если ты не начальник, с какой стати ты говоришь сестре о чем-то? Кто тебе дал благословение делать ей замечания? Да сейчас подойдет старший и тебе при ней тоже сделает замечание, и тебе будет неловко. Нам никто не давал благословения делать замечания прихожанам или учить их чему-то. Чему мы можем научить, когда мы сами только учимся, когда сами без году неделя-то монахи? Священник или духовник имеет обязанность говорить. То есть должен говорить тот, кто имеет благословение. Игуменья имеет такое благословение, благочинный имеет такое благословение.

Когда определяют работу группе монахинь, то одну из них назначают старшей. Значит, она имеет благословение руководить работами. А младшие не имеют благословения говорить: «А может быть, мы лучше так сделаем?» А кто вас спрашивает? Иногда Господь попускает ощутить, что такое нападки сатаны. Он пропускает это, но Сам все-таки рядом стоит. В самый критический момент Он вмешается, чтобы ты содрогнулся и понял, как Он тебе нужен. И очень страшно, когда кто-то попадает в эту зависимость, не имея рядом Духа Христова.

Я вам уже много раз рассказывал, как я на Горе служил молодым священником. Из Гая в пятницу вечером приезжал на субботу-воскресенье и жил один в домике. Однажды сплю, и мне снится сон, что я умер. Сон настолько отчетливый, реальный — буквально до запаха и вкуса. Такое состояние, когда душа вышла из тела. И вдруг я ощутил такой дискомфорт, такую тревогу, такую опасность, такой страх — от неестественности своего нового состояния. Душа привыкла быть в теле, и вдруг она не может обратно в него войти и не знает, куда ей теперь идти и что делать. Я помню этот ужас, который я переживал. Вообще, человек всегда боится того, что он не понимает. Наверное, того, что не понимает, он еще больше боится, чем даже откровенное зло. Я помню, мне было во сне так жутко, так страшно, и вдруг подходит ко мне отец Серафим. Он тогда был мой духовник. Протягивает мне какую-то маленькую книжечку и говорит: «Читай, отец Сергий, тебе легче будет». Я у него из рук эту книжку беру, а она у меня вылетает, потому что меня просто трясет всего. И знаете, от чего я проснулся? От того, что диван скакал подо мной. Буквально. Меня так трясло, что он стучал.

Некоторые люди говорят: «Да ладно, придет время — умру, как все». А ты когда-нибудь умирал, чтобы так легко говорить? Ты знаешь, что там, куда ты пойдешь, что с тобой будет? Почему ты уверен, что пойдешь к Богу? А вдруг ты пойдешь к бесу?..

Главное – наши отношения

Все внешнее, что мы делаем в монастыре, второстепенно. Мы это должны делать, но это не наша цель. Не наша цель — стены, уют, чистота, даже исполнение устава — это не наша цель. Храм — это тоже не наша цель. Пение на богослужении — это не наша цель. Наша цель — победить себя через общежитие, через отношения между собой. Победить себя не только в плане откровенной греховности, но и в плане преодоления своей гордости, неуступчивости, спорливости. Если мы это не поймем и не сделаем, то, может быть, этот монастырь долго не будет стоять, а рассыплется и будет только считаться, что в Орске есть монастырь. А может, он и долго будет стоять, но будет пустым.

Сейчас в Петербурге идут споры по возвращению Исаакиевского собора: мирские люди не хотят отдавать его церкви. Там еще есть храм Спаса на Крови. Я однажды туда зашел — и разинул рот как художник: настолько красиво там и великолепно. И в то же время я пережил какое-то странное состояние. Я увидел красивого, ухоженного, зашпаклеванного покойника, из которого вынули душу. Это храм и напоминает красивого покойника, который с красивыми, утонченными чертами лица лежит в гробу. Я ходил по этому храму, где не ведется богослужение, где ходят туристы, экскурсии, и ощущал леденящий холод внутри.

Если мы не поймем нашу главную цель, наш монастырь может стать таким же. Здесь будут службы, будут ходить люди в черном, но он перестанет приносить радость, потому что внутренняя червоточинка будет находиться даже в атмосфере храма, и все ее будут чувствовать. Неважно, насколько чисты будут у нас полы, как у нас будут расставлены столы, в какой момент мы на службе зажжем паникадила, как мы расставим свечи, как мы будем двигаться в храме, как будем исполнять послушание. Все это важно только как приложение к главному. Если мы ради этого будем ссориться, то лучше жить в пустыне. Не нужны эти красивые стены, подсвечники, паникадила, цветы и иконы, если мы не будем понимать самого главного, что ради отношений между собой, ради отсутствия ссор (не дай Бог еще затяжных, долгих ссор!), если мы не будем этим жертвовать ради главного, то ничего не будет.

Святые отцы жили в пустыне, ходили в лохмотьях и были царственны и величественны своим внутренним содержанием. Никогда не спорьте на послушаниях, в быту, в повседневной жизни. И еще одно. Все люди имеют разные таланты. Один более талантлив в одном, другой — в другом. Когда человек не улавливает сути монашества, он может делать ошибки, и ему это простительно. Но совсем другая ситуация возникает, когда ему объяснили суть монашества, и он, уже зная об этом, сознательно грешит. Господь говорил ученикам своим, которые так же вокруг Него сидели, что вам дано знать тайну Царства Небесного. Внешним людям не дано, с них спрос другой. Но вы-то уже знаете обо всем, и с вас спрос значительно строже.

Поэтому я вам хочу, сестры, сказать, чтобы вы уловили мою мысль. Иногда мы, в самом деле, теряем главную нить и, подобно слепым, совершаем ошибки. Не теряйте эту самую главную ниточку. Самое главное в нашей жизни — наши отношения, поэтому общежитие и спасает нас от всего внешнего. Здесь проявляются все недоразумения, но в то же время есть возможность их исправить. Если вы исправляете их должным образом, по-Божьему, то честь и хвала вам — Господь радуется, духовник радуется, игуменья радуется, и ангелы на небесах радуются.

Один делает что-то хуже, другой — лучше, но лучше делать плохо, лишь бы мир был. Нам не нужны внешние достижения. Иногда мы можем сказать: «Я же говорил — и был прав». Но лучше бы ты был неправ. Это ужасная ситуация. Например, в отношениях наших с матушкой Ксенией — вдруг она скажет: «Я ведь говорила и оказалась права». И эта ее правота очень страшна. Почему? Потому что она лишает ее доверия к моему слову. Она десять раз окажется права, а на одиннадцатый раз ее сатана поймает. Во-первых, она потеряет доверие, а во-вторых, она начнет доверять только самой себе. Пусть она сто раз будет права, одного раза будет достаточно, чтобы скатиться в пропасть. Как святые отцы говорят: 60 лет в пустыне прожил — и за один совершенный грех потерял 60 лет.

Или кто-то из вас скажет: вчера матушка Ксения была неправа, а месяц назад она тоже в каком-то случае была неправа. Если по-человечески судить, может быть, она и была неправа, но вас сгубит ваша правота. Вам лучше быть, даже будучи правыми, — неправыми. Бойтесь своей правоты. Это вас убьет, отправит в ад. Избави Бог нас от этой правоты. В таком случае последуют две беды: мы потеряем отношения между собой, и у нас возникнет мнение о себе. Святые отцы говорят, что прелесть бывает двух видов. Первый — примитивный, когда к тебе начинают ангелы являться, в ухо тебе шептать. Второй — более тонкий и опасный, когда у нас возникает мнение о себе, мнение о своей правоте, мнение о своем духовном видении. И когда это мнение станет железобетонным, тогда вы уже его рабы.

Это будет развиваться примерно так. Сначала монах скажет: «А что мне отец Серафим?» Потом скажет: «А что мне игумен?» Потом скажет: «А что мне епископ?» Потом: «А что мне патриарх — он тоже человек!» Потом: «А что мне апостол Павел — и он был человеком». А кончится тем, что он скажет: «А что мне Христос?» Смотрите, как безобидно начинается эта цепочка и как страшно кончается. Например, с отцом N мы потеряли отношения. Мы не перестали быть друзьями, встречаемся, обнимаемся, вместе служим, но он потерял отношения со мной как с духовником. И это началось довольно объективно: он, как умный человек, видел мои земные ошибки. Сначала он начал бурчать, потом он начал рычать, потом все кончилось. Прошло время, и мы с ним помирились, но прежних отношений уже нет. Мне кажется, он это понимает, но ему уже очень тяжело все вернуть обратно.

Вот и вы, сестры, можете потерять эти отношения. Тогда вас ничто не спасет, вы останетесь при своей воле, то есть сами с собой. Однажды отец N сказал мне, что Игнатий Брянчанинов наставляет: в наше время невозможно послушание ввиду отсутствия духоносных отцов. Это был конец девятнадцатого — начало двадцатого веков. Я говорю: «Отец N, так ведь это самый расцвет Оптиной пустыни, старчества, глинского старчества, валаамского. Как же не было духоносных старцев? Как же невозможно послушание? Был Иоанн Кронштадтский». Отец N отвечает: «Иоанн Кронштадтский не достиг меры бесстрастия, он в своих дневниках писал, что им владеют еще некоторые страсти». Я сказал: «Отец N, я не знаю, какая мера бесстрастия была у него, но все-таки это канонизированный святой, и при любой мере бесстрастия ему отдаться в послушание безопаснее, чем остаться на послушании у самого себя».

До чего может дойти искаженное духовное видение? Доктор бывает не только терапевтом, но и хирургом. Когда опухоль лекарствами и примочками не вылечить. Тогда приходится порой резать по живому. Не только монашество, но и вообще христианство — это война, война лютая, страшная, на которой убивают, отрывают руки-ноги, головы режут. Если мы не поймем, что это война, мы проиграем ее. Начало премудрости — страх Божий. Если в нас этого страха не будет, мы согрешим и останемся без Христа. Мы будем очень несохранны. Мы можем погибнуть. Погибали и не такие монахи, как вы. Погибали отцы-пустынники, святые отцы, которые на Афоне по 40 лет жили. Это война с очень страшным зверем, который — если бы только Бог попустил, — косточки от вас не оставил бы, все бы разметал. Господь его с цепи не спускает, разрешает только лаять, чтобы мы слышали этот лай, содрогались и понимали: не дай Бог ближе подойти — сожрет.

Бойтесь правоты своей, бойтесь своей гениальности, бойтесь своей особенности, индивидуальности. Сто раз будете правы, и достаточно одного раза неправоты, чтобы все те сто раз перечеркнуть. И тогда все заново придется начинать, если Бог даст еще возможность заново начать. А то люди порой в отчаяние впадают, видя, что труды ста раз потеряли в один миг. Как часто мы думаем: я лучше умею это, чем другая сестра, и я лучше понимаю этот вопрос, чем другая сестра. Так начинается ваша беда. Вы уже лучше. Да лучше было бы, если бы вы были хуже. Мы сейчас беседовали с отцом N, и он, молодой священник, говорит: «Я уважаю сильных мужчин, мужчина должен быть сильным, мужественным». А я говорю: «Знаешь, а я больше люблю добрых. Мужественные иногда бывают гордые и жестокие. А добрый, может быть, даже и трус, зато добрый. Он даже может понимать, что он трус, и даже, может быть, он тебя предаст, но предаст именно по трусости. Но он добрый, с ним лучше.

Поэтому не надо вам быть правыми, гениальными, умными — будьте добрыми. Лучше быть дураками, но добрыми. Порой мы о сущих глупостях спорим. А теряем самое главное — радость. А у нас другого пути нет — только к радости. Людей, страдающих депрессией и тоской, иногда бес дурит: «Вот помру — и все кончится». Напротив, тогда только и начнется все. Что мы с собой перенесем через черту смерти, то у нас и продолжится в вечности. Через черту смерти нужно пройти, улыбаясь.

Вы должны радоваться труду, тому, что вас кто-то оскорбил, не понял. Это все репетиция жизни вечной. Вы должны радоваться тому, что кто-то умнее вас, — и слава Богу! Умным очень трудно справиться со своим умом. Они не знают, куда его девать. Он вечно лезет, куда его не просят, этот ум. Иногда думаешь: лучше бы я был дураком, зато добрым и кротким, чем умным, но выскочкой, гордым, спорливым, непослушным. По-мирски вы будете правы, а духовное будете терять. Ко мне недавно приходила одна матушка и сказала мне страшные слова: «Я анализирую свою жизнь и всегда, когда у нас с батюшкой были споры, я в конечном счете была права». Я стою на нее смотрю и думаю: «Бедная… Как ты из этого выйдешь? Какое это для тебя искушение, что ты всегда права! Как ты теперь с этим справишься? Лучше бы ты всю жизнь была неправа и уступала бы батюшке, советовалась бы с ним». По-мирски — какое счастье видеть, что она всегда права. А по-духовному — какое горе, Господи, что она всегда права. Господи помилуй, как ты такая, правая, войдешь в рай, когда туда неправых берут?

Сестры, то, что я вам сказал, не достигается сразу, но нам нужно иметь правильное направление. И согласиться с этим направлением. Согласиться с тем, что батюшка правильно сказал. Когда вы согласитесь, то начнете себя в этих рамках корректировать. И тогда у вас постепенно начнет получаться. Но если мы не имеем правильного направления мысли, то куда мы вообще пойдем?

*  *  * 
Я вас прошу, пожалуйста, не ослабевайте в своем движении ко Христу. Монах с каждым днём, с каждым годом должен ещё упорнее идти вперёд. Нельзя сдавать. Наше движение прямолинейное: либо ко Христу, либо в обратном направлении. И шаг назад – это очень страшно. Шаг назад – это значит шаг от Христа, в сторону сатаны. Если мы сегодня не делаем шаг ко Христу, значит, мы делаем шаг в другую сторону, и нужно этого бояться. А другая сторона очень ждёт. Сатана очень хочет погубить всех нас, все наши души, потому что он понимает, что ему наследован ад. И он в своей злости, в своей ненависти, в отчаянии от того, что уже ничего не может поправить, старается всех нас затянуть с собой туда.

Иногда человек снисходительно относится к своим грехам, которые считает малыми. Но ведь нет разницы – большой грех или малый. Можно ли, например, Родину предать по-малому или по-большому? Или какая разница, когда супруг изменил супруге по-малому или по-большому? Предательство не взвешивается на весах. Предательство – оно и есть предательство. Поэтому никогда не думайте, что малые грехи мало значат. Бойтесь, остерегайтесь даже малого греха.

Каждый из нас знает: сегодня не прочитал правило – завтра в два раза будет тяжелее вставать на правило. А если мы неделю не почитаем правило? Нас это откинет уже ого-го-го куда. Поэтому будьте щепетильны в этих малых делах, будьте очень внимательны и строги к себе, будьте занудами не в отношении других, а в отношении себя. Не берите без благословения даже конфетку со стола, если её нельзя взять сейчас. Но если складываются какие-то крайние ситуации, всегда всё можно решить. Обратитесь к старшему, объяснитесь. Мы же все-таки любим друг друга и всегда услышим и пойдем навстречу, но только нужно брать благословение.

Если у кого-то появилось ослабление в духовной жизни, не затягивайте, сразу идите исповедоваться, исправляйтесь. Потому что, чем дольше вы будете тянуть с покаянием, тем вам сложнее будет из этого выбраться. Как из болота – чем глубже засасывает, тем меньше шансов на спасение.

Это касается не только монашества, а христианства вообще. Некоторые очень легкомысленно относятся в своей жизни. Им кажется, что они пришли в этот мир, чтобы насладиться им, пожить всласть, а вопросы спасения встанут потом, ближе к смерти. Да нет. Весь период жизни – это или ты идешь ко спасению, или нет. Или ты лепишь каждый день своё спасение, или у тебя это всё рассыпается. Духовная жизнь не сиюминутна. Это процесс, который должен длиться всю жизнь. Или ты христианин, или ты не христианин, и тогда впереди – ад, погибель. Не ослабевайте, не нарушайте устав, в осуждения, в непослушание не впадайте. Сразу всё это исправляйте.

Слово после монашеского пострига

Постриг послушницы Марины Воронцовой с наречением имени Мария в честь св. прп. Марии Египетской

Кто-нибудь из вас видел на земле что-нибудь более величественное, что-то более умилительное, трогательное, чем то событие, которое видели и переживали многие здесь стоящие первый раз в жизни? Нет ничего более трогательного и высокого на земле, чем монашеский постриг. На уровне человеческого жития мы можем совершать разные поступки – красивые и великие, но мы никогда не выйдем за уровень земного человеческого жития. А монахи ступают выше – в надмирное существование, в ангельский образ они вступают. Неслучайно они называются ангелами на земле. Потому что те люди, кто решился на монашеский постриг, на вступление в Царствие Небесное, шагают за пределы человеческого жития и входят в ангельский мир, духовный мир. Неслучайно монахи уже не имеют ни мужского, ни женского рода, они уже ангельского чина. Поэтому монах или монахиня не могут ни жениться, ни замуж выходить, они уже вышли из законов человеческого жития и вышли настолько высоко, что нам на них нужно смотреть лишь снизу вверх.

Мать Мария, запомни на всю жизнь свою то, что Бог благословил – никто никогда не сможет нарушить. Ни враг, ни друг. Если Бог благословил твоё монашество, никто его не мог остановить. Ни враги, которые тебе говорили, что ты сошла с ума, и открыто злословили Церковь. Ни друзья, которые переживали и говорили: поживи еще в миру. Ни мама с папой. Никто не может остановить то дело, которое благословил Бог. Ни я, ни она, ни кто-то другой. Когда человек благословляет, тогда могут быть ошибки, тогда могут быть недоразумения. Но ты так широко шагала с Богом в ногу, что, думаю, это воля Божия, и тебя никто не мог остановить. И, дай Бог, чтобы тебе на твоём монашеском пути ни разу не остановиться, а только лететь, как легкая птица туда, в Царствие Небесное. И радовать всех тех, кто будет снизу на тебя смотреть туда – высоко-высоко. Я хочу, чтобы твоё житие было радостным. Я всем нашим сестрам говорил, чтобы ваше иноческое житие было радостным. Не скорбным, не унылым, не печальным, а радостным. Это кредо нашего монастыря. Радуйте всех, кто будет приходить на вас смотреть: в городе, в храме, на службе, кто будет пересекаться с вами взглядами. Радуйте всех своими улыбками, не бесстыжими, бессовестными, бесшабашными, а скромными, смиренными монашескими улыбками. Я думаю, у тебя получится. 

О внешнем поведении монахини

Поймите сами, что вы хотите: донести свою точку зрения, например, старшему, брату или сестре, или вы просто хотите поболтать. Монах должен быть немногословным, скромным и ни в коем случае не должен спорить. Когда он мешает другим людям, то должен это чувствовать. Это правила приличия монаха: либо на цыпочках войти в помещение, либо обойти кругом, либо вообще подождать и не входить. Если одеть монахиню в мирскую одежду и поставить рядом с мирской женщиной, все равно первую можно будет отличить от второй: по скромному взгляду; по глазам, которые смотрят вниз; по поведению. Монахиня молчалива, немногословна, скромна, не спорлива. Когда монахиня начинает спорить, то становится похожей на базарную бабу, которая ссорится с другой бабой за торговое место.

У монахов нет привилегий, а если и есть, то они заключаются в еще большем смирении, в еще большей скромности, застенчивости, иначе мы просто позорим образ ангельский. Учитесь деликатности, воспитанности. Некоторые светские люди начитаются жития святых о преподобных, которые могли не мыться или не соблюдать какие-то внешние атрибуты, — и тоже начинают юродствовать, грубо себя вести. Им кажется, что эти внешние моменты — для мирской жизни, а духовный человек, дескать, должен быть от них свободен. Внешнее, однако, показывает ваш внутренний мир. Если вы кого-то перебиваете, значит, вы внутренне такие. Очень нехорошо бывает, когда начинаешь что-то объяснять, а тебя, не дослушав, перебивают, доказывают свою правоту. Это неприлично.

Неприлично, когда двое о чем-то говорят, а к ним подходит третий и влезает в их разговор. Постой в сторонке — тебя заметят и обратятся к тебе. Деликатность должна быть во всем, не только в храме, но и за столом, на послушании. Некоторые полагают, что уступить кому-то место, кого-то пропустить вперед, — это светские манеры. Это не светские манеры, это правила приличия. По большому счету, даже смотреть в упор в глаза — неприлично.


О ТРЕЗВЕНИИ И О БОРЬБЕ С ГРЕХОМ

Линия духовной жизни (О трезвении) 

Сестры, представьте себе линию, по обе стороны: вот там – рай, вот там – ад. Как, вы думаете, проходит линия нашей жизни христианской? Некоторые думают, что они идут от ада в рай, и они в прелесть впадают. Наша жизнь до последнего нашего дыхания будет проходить так: чуть-чуть невнимательности – ад, чуть-чуть труд – рай. И так до самой смерти. Святые отцы так жили, поэтому они не ошибались и не расслаблялись. Никогда не наступит такого момента до смерти, когда вам кажется, что вы пошли туда, в рай. Это ошибка, это неосторожность. Всегда чувствуйте, что вы идете по краю, как бы у вас хорошо ни получалось, сколько бы вы ни сделали, как бы у вас молитва ни пошла – всегда ощущайте себя на этой линии. Вы всегда идете по краю, чуть-чуть невнимательности – сколько бы вы ни заработали, один шаг – и в ад. Так оценивайте свою жизнь, пока двери райские за вами, дай Бог, закроются, всегда ощущайте себя на этой границе. Чуть-чуть невнимательности – и ад.

«Грех начинается в голове»: о нашем уме

В Скитском патерике есть наставление старца своему ученику, в котором духовник говорит следующее: когда идет неприятель сильный, жестокий, один монах облачается в латы, берёт оружие и встает навстречу врагу – это глупый монах. А мудрый – лезет на дерево. 

Глупость первого в переоценке своих сил. Он, бедный, не понимает, не дает себе отчета в том, что силы неравны. Неравны настолько, что он не только не выстоит, он даже не задержит неприятеля ни на секунду. Его якобы красивая смерть не нужна никому, кроме его собственного тщеславия. Тот, кто надеется выстоять своими собственными силами, искусством, мужеством, уже побежден духом гордости и самомнения, который не позволяет ему трезво думать без эмоций. 

Мудрый монах лезет на дерево, то есть, во-первых, бежит, а во-вторых, не в никуда, а туда, где помощь. Лезет на дерево, вверх – туда, где его Христос. На дерево – это аллегория, т. е. вверх. 

Мудрый монах имеет природную скромность в оценке своих возможностей и опытность. Опытность, которая приобретена от исповеди к исповеди, от падения к вставанию и опять падению. В нём родился внутренний плач. Печаль о том, что он не просто великий грешник, а уже более о том, что он не в своей власти, что печалясь о своих грехах, он опять их повторяет. Плачет, встает и опять падает. Он подходит к грани отчаяния и там, на краю погибели, на краю ада, наконец, начинает вопить, кричать: «Господи! Я не могу, я ничего не могу сделать, я сломлен, я в отчаянии. Очень хочу, но не могу сделать. Только Ты можешь мне помочь, сам я ничего – ноль! Господи, спаси, я погибаю!» 

Наконец-то он становится мудрым монахом. Тем, кто лезет на дерево, т.е. бежит ко Христу – его мудрость опытная, выстраданная – это духовный иммунитет, который будет работать не только на уровне рассудка, он будет действовать уже и в интуиции.

Я не случайно начинаю именно с этого примера. Мы в ходе беседы будем постоянно возвращаться к этой теме потому, что она для нас является главной. Мы не боремся с грехом, мы избегаем греха. 

Может, у совершенных происходит иначе, но для нас, новоначальных, слабых, глупых, всё именно так, и на этом я заостряю наше внимание. Мы бежим, но не просто бежим, мы спешим ко Христу, Христу Спасителю. 

Грех начинается в голове. Он приходит в наши мысли со вне или из глубины нашей греховной памяти. Стоит в голове, раздражая наше сердце, ожидая сочувствия. Глупый монах берется за оружие и воюет против помыслов, а мудрый бежит, он боится медлить. Он уже хорошо знает, что после грехопадения наших прародителей Адама и Евы человечество получило в наследство разбитый, расколовшийся внутренний мир. Ум, сердце и воля, которые были раньше соработниками, разлетелись в разные стороны. Ум подвижника может трезво понимать, что грех – нехорошо, так нельзя поступать, а сердце вдруг сочувствует греху наперекор уму. Сердце пытается бороться, воли нет, вот нет и всё. Мудрый монах понимает это, принимает как данность вследствие грехопадения, испорченности. Поэтому он боится медлить, сразу бежит, бежит умом от этих мыслей, ощущений. Он старается увести свой ум в сторону. Именно – в сторону Христа. «Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго» – вот именно сюда. 

Иначе, если просто от греховной мысли в сторону другой нейтральной или даже доброй мысли ум в движении от мысли к мысли, от впечатления к впечатлению опять придет к греху. 

Наш грешный ум похож на непривязанного пса, который бродит где попало. Может найти и здоровую пищу, но может забрести и на помойку, что чаще всего и бывает. 

Здесь я хочу особо отметить, что беда наша не только в греховных мыслях, проблема – в непривязанности ума, в том, что он болтается, где попало: в пустых мечтаниях даже о добром, в иллюзиях, в якобы нейтральных мыслях. Проблема не в том, что сейчас ты думаешь не о греховном, мечтаешь о добром; беда в том, что ум твой не привязан, он свободно бродит и когда-то обязательно дойдёт до «помойки». Мудрый родитель постарается занять своего ребенка (не говорю обязательно о работе, просто занять), оставив поменьше времени на пустые и бессмысленные болтания. Чтобы ему некогда было шалить. Так и с умом: оставляя его праздным, мы позволяем ему бродить в мечтаниях, в пустых мыслях, и он может забрести… 


«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят...» 

Многие расценивают чистоту сердца как чистоту от греховных помыслов, но сердце и ум можно завалить и кучей добрых помыслов, просто создать бардак из добрых вещей. Так вот, чистота сердца – это его простота, несложность, незаваленность всяким скарбом. Чистое сердце – оно чисто не только от греха, но от сложности нагромождения пустых мыслей, переживаний. Почему чистые сердцем Бога узрят? Потому, что между ними и Богом мало помех, они смотрят прямо на Него. Их ум не отвлекается ни на что постороннее, параллельное. Они смотрят прямо на Бога и только на Него. 

Мы же не можем думать только о Боге, нам нужно и земным делам уделять внимание. Конечно, не можем, но, если честно, как на исповеди, – у нас в сутках очень много минут, даже часов, когда возможно именно так: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго». 

Если мы будем все же находить время на эти занятия, наш ум приобретет навык бегать от плохих мыслей, переживаний. Бегать ко Христу и стоять возле Него безвидно, безо бразно. Это очень важно. Мы должны стоять не в представлении себе Христа, не в иллюзии присутствия Бога, а перед Богом. Это разное: Бог, которого мы пытаемся себе нарисовать, представить, выдумать – это наш бог, выдуманный, а тот Бог, который и есть на самом деле, Он открывается человеку Сам, а не человек открывает Его себе. Поэтому в молитве мы должны остановить свое творчество, перестать рисовать, представлять, а позволить Богу самому говорить о Себе. Именно по этой причине безвидно, безо бразно мы просто держим ум сухим, простым, предельно простым, чтобы не заслонить своими впечатлениями образ Бога, который всегда смотрит на нас. Все дело в том, что часто между Ним и нами стоит наше творчество, которое рисует, творит, переживает, м е ш а е т. 


О рассудительности

Мне хочется немного сказать о рассудительности. Сейчас много об этом говорят, но немного расплывчато, неопределенно. Чаще я вижу, что под этим понимают действие интеллекта. Я думаю, рассудительность – как дар Божий, это состояние харизматическое. Рассудительность духовная – это когда ты знаешь ответ не сам по себе, не свой собственный ответ на возникший вопрос, а когда ты говоришь от Духа Святого. Вон куда он полез... 

Именно так, ведь дар рассудительности всегда считался очень высоким даром в церкви. Обратите внимание, я опять говорю, что этим даром обладают не академики и профессора, а люди, ведущие правильную духовную жизнь. Жизнь внимательную, молитвенную, сосредоточенную. Они обладают этим даром в сугубой степени. Мы отчасти тоже прикасаемся к этому дару Духа Святого в очень меньшей степени. 

Наша рассудительность должна подсказывать нам, что мы далеко в несовершенном состоянии, что наша жизнь полна ошибок. Вследствие чего мы должны быть осторожны в своих рассуждениях, больше советоваться, не принимать скоропалительных решений. Это тоже рассудительность, и для нашего уровня неплохая. 

Вообще, часто мы знаем, как поступить, но наш сложный ум усложняет проблему чрезмерными рассуждениями, запутывает нас, приводит в растерянность, панику – лучше бы мы молились. Молились правильно, то есть на молитве думали не о проблеме, а о Христе. Цель молитвы – не объяснять Господу, что у тебя случилось и почему. Разве Бог не знает? Цель молитвы – сам Христос, то есть нам нужно найти умом Христа и стоять пред Ним. Когда ты пред Ним, то уже можешь ничего не говорить, ничего ни объяснять. Ты понимаешь, что Он всё понимает, всё знает, поэтому говоришь Ему просто: «Господи, Господи Иисусе Христе, помилуй мя». И это должно быть просто, несложно. Иначе сложность уведет тебя от Господа.

О борьбе с грехом

Помните, я вам рассказывал о разговоре с Николаем Сахаровым? Когда он меня спросил: «Как, вы думаете, умирают святые?» Я ответил: «Наверное, тихо…» А он сказал: «А как умирал Христос?» И мы вспомнили, что, по Евангелию, Христос умирал в страшных, неимоверных муках, даже внутренне мучаясь, а не только внешне. Это внутреннее искушение началось у Него задолго до внешних скорбей. Когда Он в Гефсиманском саду молился, Его еще никто не пытал, не избивал, не унижал, но Он уже так тужил, что кровавый пот покрывал Его лицо. Старец Софроний тоже до конца нес свой крест, до последнего вздоха нес свою скорбь, тяготу.

Я вас всегда учил и в книжечках своих писал, что наш принцип таков: мы не боремся с грехом, а бегаем от греха. Это правильно, но это только полдела. Есть еще другая ступень, другое состояние, когда мы хотим совершенно избавиться от греха, а не просто всю жизнь бегать от него и рисковать, что грех нас догонит в неподходящий момент из-за нашей невнимательности, рассеянности, расслабленности, духовного уныния. Все святые начинали свой духовный путь, бегая от греха, а потом, по мере своего совершенства, приходили к такому состоянию, когда нужно было не просто бегать, а победить грех с помощью Божией совершенно.

У Симеона Нового Богослова сказано, что иногда святые добровольно выходят на битву со грехом. Это не для нас, конечно. Бог сам дает святым эту битву. Для чего? Какое-то время духовного подвига Господь нас покрывает Своею благодатью и позволяет бегать от греха, позволяет отгонять грех Иисусовой молитвой и держаться мыслью возле Христа. Но иногда Бог попускает нас быть искушенными грехом до крайней степени. Но это только тем, кто прошел первую стадию. А все потому, что человек в какой-то момент должен сразиться с грехом, победить его, иначе грех так и будет до конца жизни его терзать. Как-то на Афоне старец сказал своему ученику: «Если хочешь победить страх, ты должен встать самой страшной темной ночью и пойти в дальнюю пещеру, где происходят шабаши бесовские, и где никто не может жить из-за этого, и войти в нее. Если ты это сделаешь, не повернешь назад, дойдя до грани отчаяния, пережив крайнюю степень своего ничтожества без Бога, то в этой крайней точке отчаяния, которая является совершенным смирением, ненадеянием на себя самого, Бог пошлет тебе Свою благодать, которая и одержит победу. Не ты, а Бог. Если ты перетерпишь, то страхи от тебя отойдут и уже никогда не возвратятся. Но если ты на полпути испугаешься и повернешь назад, они всю жизнь будут тебя мучить».

То есть бегать от греха благочестиво, но это не самая суть совершенства. В какой-то момент нашего духовного подвига Господь оставляет нас и позволяет лукавому довести нас до крайности, как Иова Многострадального. Бог не делает этого с новоначальными, потому что те не знают, за что им держаться. Он делает это с тем, кто уже имеет опыт бегать от греха, держась за Христа. Бог вдруг понуждает человека сразиться с грехом. И если человек прошел первую часть пути правильно, то он уже знает, с Чьей помощью можно победить. В этой борьбе человек бывает доведен до самой последней грани отчаяния, когда у него все уже будет внутри кричать, что он не сможет, он побежден, но в нем будет звучать очень тихая, но отчетливая нотка, что Господь его не оставит до последней минуты. Если человек это сохранит в себе, то действительно в один момент Господь придет и поможет победить грех. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.

Может быть, не каждая из вас способна понять, что я говорю, но вы должны это знать. Я это говорю не для того, чтобы вы сейчас гордо вышли на борьбу со грехом. Пусть вам лучше это состояние даст Бог. Я говорю вам это для того, что, если кому-то из вас Бог даст это состояние, вы бы не растерялись, не испугались. Вы должны помнить, что это в руках Божиих. И когда вам кажется, что вы вот-вот все потеряете, но если вы не утратили веру в любящего Бога, Который не оставит вас на съедение бесам, в эту минуту вы можете все обрести. Святые в такую минуту обретали бесстрастие. Иосиф Исихаст одиннадцать лет провел, искушаемый бесом блуда. Но когда он его победил, а бес вошел в его келью — плешивый, зловонный, — то Иосиф Исихаст не стал от него скрываться и бегать, а кинулся в гневе на него, потому что не хотел оскорблять Господа своего нечистотой своею. И бес выбежал из его кельи и до самой его смерти туда не возвращался.

Ни в коем случае не принимайте мои слова как рекомендацию выйти на эту войну. Пока вы еще здесь не вызрели, делать это — безумие. Это состояние даст вам Сам Бог, увидев, что вы способны это понять, принять и пережить. Не пугайтесь. Вам покажется, что вас уже бесы потянули, и вы летите в ад, но даже в эту минуту не теряйте надежды на Бога. Скажите мягко, с любовью: «Господи, я верю, что Ты не оставишь меня; в самый последний момент Ты придешь и спасешь меня». Может быть, это нескромно, но я скажу, что Бог давал мне такое состояние — ради вас, а не ради меня самого. Я думал, что вот сейчас сойду с ума, поскольку во мне была огромная внутренняя скорбь. И в самой крайней точке я сказал себе: все, меня нет, я — ничто, я не существую, Господи — только Ты! И тут произошел перелом, и Голгофа превратилась в Христос Воскресе.

Что бы ни было, никогда не смущайтесь. Бог не оставит тех, кто до последней минуты надеется на Него. И чем больше будет таких моментов, чем больше вы будете побеждать грех не своею силою, не своим искусством, не своим мужеством, а силою Христа любящего, тем у вас будет больший опыт в следующих крайних искушениях, и вы будете знать, что Господь вас не оставит. В прошлый раз Господь не оставил и в позапрошлый раз не оставил — и сейчас не оставит. И чем больше будет ваше искушение, тем более вы будете становиться крепче и мудрее. Не бойтесь искушений, без них этого состояния нельзя приобрести. Никогда не впадайте в отчаяние. Подобные ситуации могут довести вас до слез, чуть ли не до ощущения смерти, но когда придет Бог, все станет на свои места. Даже искушения между вами Бог дает для того, чтобы вы, пережив это, научились их побеждать. Не пугайтесь их, переживайте их с любовью к Богу. «Искушен быв, может искушаемым помочь». Искушения укрепляют нашу веру, надежду на Бога. Но самое главное: человеку самому невозможно их победить. Потому что есть такие искушения, которые превышают человеческие силы. Кажется, уже нет сил превозмогать их, но стоит только воскликнуть «Господи!» — и словно свет в темной комнате включается.

*  *  * 
Правильная внутренняя жизнь приводит ум ко Христу. И во Христе внешний подвиг приобретает мудрое, рассудительное направление. Внешний подвиг несовершенен без умной жизни. 

Умная жизнь – это не внутренняя борьба, это бегание борьбы. Бегание ко Христу. Говоря о борьбе, я имею в виду борьбу с помыслами. Не нужна она нам. Все наши усилия должны быть в удержании ума возле Христа. Не отдавайте внимания ничему греховному. Даже в противоречии с грехом вы все же уделяете ему внимание, отдаете силы души. Лучше отдайте все это Христу. Даже в борьбе, в несогласии с грехом он, грех, всё равно пачкает вашу душу, оставляет в ней память греха, и когда-то на эту память сердце может ответить сочувствием.  

Пусть в вашем сердце всегда будет только Христос. 

Вы можете сказать, что, не думая о грехах, мы можем перестать переживать своё несовершенство, свою испорченность. Если вы будете, ведя внутреннюю духовную жизнь, действительно приближаться ко Христу, вы начнете видеть Христом, слышать Христом, понимать от Духа Святого. И это видение позволит смотреть чисто, неискаженно и на себя, и на Христа. На себя, как на бедного грешника, бесконечно малого в контрасте с величиной совершенства Христа, который по любви к нам нарушает эту дистанцию, шагая к нам навстречу. 

Чистое сердце очень чутко видит и переживает грех. Поэтому все святые, чем чище становились, тем больше плакали о себе. 

Можно изучать свои грехи, копаться в них, как в навозе, и так приобретать смирение. А можно искать Христа как свет, как чистоту, как духовное зрение и так начинать видеть чутко, остро, неискаженно. То есть сначала – Христос, и во Христе покаяние. 

Покаяние не то, которое ты из себя выдавил, изобразил, а то, которое родилось от Духа Святого. Так во всём: сначала Христос, потом покаяние (нелицемерное). Сначала Христос, потом любовь (а Он и есть любовь). 

Почему Господь оставил нам таинство Исповеди? Для того, чтобы мы могли, покаявшись искренне, услышав от Христа «Прощаю и отпускаю», перестать носить в себе память о грехе, как о грязи, которая пачкает сердце, пребывая там хоть даже и в несогласии. Занози в своем сердце память о том, что ты очень большой грешник, но не перебирай как драгоценные жемчужины детали грехов. 

Держи свой ум там, где чисто. Пусть твое сердце переживает только светлое, доброе. 

Не позволяй входить внутрь тебя ничему плохому, не отдавай своего внимания, переживания. Пусть там, в тебе, будет только Христос. 

Не нужно пытаться изменить мир, переживая за него, ты себя потеряешь и мир не спасёшь. Вместо пустых добрых переживаний подари миру что-то реальное. Подари святость, если слишком высоко, то пусть это будет стремление к святости, искреннее, не иллюзорное. Но только, ни в коем случае, не собственную святость – это неправда. Святость – это отражение света Христова через себя. А чтобы отражать, нужно быть в Его лучах. 

Будь всегда со Христом. Твои мысли, чувства, эмоции, переживания – пусть всё это будешь не ты, пусть это будет Христос. 

Об искушениях бесовских

Словоблудие, когда человек говорит: «Я ничего не боюсь». Тот человек в жизни мало видел. Кто не боится темной силы, дай Бог вам не встречаться с ней. Иногда мы думаем, что можем себе объяснить происходящее и в связи с этим не бояться. В минуты, когда ты встретишься с этой силой, ты даже не будешь способен что-то думать, что-то себе объяснить, настолько тебя парализует страх и ужас, даже челюсть не будет слушаться сказать: «Господь Иисусе Христе, помилуй мя», и те люди – болтуны, просто не знают ничего. Все боятся, каждый по-своему, и это невозможно человеку вынести, если бы не Христос.

Помните, батюшка Серафим Саровский нам говорил: «Сатана настолько нас ненавидит, что если бы ему Бог только позволил, он бы нас разорвал на мелкие кусочки и разметал бы по всей вселенной, Бог ему не позволяет». Он нас ненавидит лютой ненавистью, и поэтому нам нужно держаться постоянно Бога. С Богом не страшно, как маленький человечек не отходит от родителей – он сохранный; если в этой маленькой пустой голове нет сохранности – он побрел куда-то, все его могут утащить и разорвать на куски. Нельзя отходить от родителей, нельзя отходить от Христа, иначе страшно будет. Некоторые говорят: да ты не думай. В такие минуты не думается ничего.

Я же вам рассказывал, как на Афоне в одной пещере монахи поставили специально большое распятие, потому что темные силы издеваются над теми, кто там живет, пугают. Посреди пещеры стоит большой крест, а она уходит вглубь горы, и я такой смелый, пошел почитать туда правило Иисусовой молитвы на часок. Если закрыть дверь в пещеру, то там делается полная темнота. У меня на лбу фонарик, закрыл за собой дверь, поднялся к кресту, обнял его, выключил фонарик и стал читать Иисусову молитву. И у меня от пяток доверху пошел холод, смелый я, несмелый, я не могу его остановить, этот холод. Я час не выстоял, минут 15 всего, потому что дискомфортно. Это сильное искушение для отшельников. Мой знакомый монах, который живет на скале, знает, что я люблю один оставаться, и специально – я приеду, а он найдет повод, чтобы уехать дня на три по делам, – меня одного оставляет; я живу один, пишу росписи, ночью молюсь. И самое сильное искушение для отшельников, когда ночью приходит страх даже не в какой-то форме, а без всякой формы, просто вдруг леденит душу, а бежать некуда, даже тропинок нет, чтобы выбраться, надо по цепям по скале карабкаться, а куда ты побежишь? И кричать куда, и в милицию не позвонишь, и «мама» не крикнешь. Господи Иисусе Христе, Иисусе Христе – только. В следующий раз приехали наши монахи с Андреевки, пришли ко мне туда в гости, я предложил пойти в ту пещеру почитать правило, всем вместе же не страшно. Я опять поднялся к кресту, а они возле входа сели на скамеечку. Я потушил свет, начали молиться, и минут через 40 вдруг где-то в глубине этой пещеры, в скале начинается шум. Потом этот шум становится сильнее и сильнее и приближается по пещере к нам, и такое ощущение, что по этой пещере, по стенам разлетаются доски, и все это к нам приближается. В какой-то момент я перестал молиться, и они молчат, и я молчу, включил фонарик – раз, все затихло, никого нет, тишина. Я поднялся чуть выше, там разбросаны по полу иконки, я их собрал. Вернулся, говорю: «Ну что, отцы, 15 минут осталось, достоим уже, вместе же». Опять выключают фонарик, и опять это начинается, бам-трам, разлетается все. Интересно, у каждого по-своему. В этой пещере жил духовный отец Паисия Афонского русский схимник Тихон, русский старец. Сейчас там живет монах, его не трогают. Отец N, у которого я расписывал храм, говорит: «Я там тоже зимовал одну зиму, но ушел, они просто физически меня с кровати стаскивали и на пол бросали». Он, музыкант по образованию, рассказывает: «Один раз я сижу в этой пещере, четку тяну – и вдруг начинает играть классическая музыка, по всем сводам пещеры разливается, и она настолько явная, что я хотел взять и записать ноты произведения, и потом вдруг у меня мысль: Господи, а откуда тут музыка? И только сказал – раз, и музыки нет».

Обычно тех хвастунов, которые говорят «я ничего не боюсь», когда-нибудь посетит. Нужно быть осторожным, не нужно придавать много значения, и вообще на эту тему много не думать, чтобы не носить в себе эту тему, но и не нужно хвалиться, что ты мужественный и ничего не боишься. У каждого своя мера и свой случай. Может так испугать, что за одну ночь седым станешь, но, слава Богу, у нас есть Христос. Скажешь: «Господи Иисусе Христе», – и сразу хорошо. Если Он для тебя есть, а не просто слова.

3. О ТЕРПЕНИИ И СМИРЕНИИ

Совершенство любви приобретается через терпение боли

Бог есть любовь, и пребывающий в любви – пребывает в Боге, и пребывающий в Боге – пребывает в любви. Настоящая любовь может быть только совершенной, несовершенная любовь – это полулюбовь, а полулюбовь – это не любовь. Наша задача – выстроить в своем сердце правильное понятие: что есть любовь. Правильное понятие, потому что сейчас что только не называют любовью, до самого срама, и у каждого свое мнение, свое понятие. Но то, что называет Бог любовью, это непреложное, только это и есть любовь. И так как Бог совершенен, и любовь может быть только совершенной. Не может быть полулюбви, не может быть пол Бога. Мирские люди строят свои отношения в области этикета, в науке, отношения между собой, чтобы научиться обходить острые углы, то есть у мирских людей тоже есть желание достигнуть любви, добрых отношений, мира, личного и внешнего, они так выстраивают свое приобретение, искание любви, выстраивают отношения, чтобы обходить острые углы, уклоняться. И это благо, но это не совершенно. Как я уже говорил, постоянно бегать греха – это хорошо, но это не совершенно в том плане, что ты постоянно находишься в состоянии убегания, в любой момент грех может тебя догнать. В том смысле любви, как светские люди понимают, — деликатность, воспитанность, выстраивание отношений, — они не могут достигнуть совершенства своей любви, поэтому у них постоянно бывают такие непредвидимые ситуации, которые не позволяют быть в совершенной любви. А в церкви – тут уже немножко все глубже, не случайно, когда Господь говорит о любви, Он говорит именно о крайней степени любви, о любви к врагам, то есть он берет самую сложную, самую крайнюю степень любви, которая для мирских людей, научившихся выстраивать отношения, совсем неудобоварима.

В мирском понятии благородство до чего может доходить? До того, чтобы просто уклониться от врага, уйти от конфликта, уйти от ситуации. А Христос говорит о любви к врагам, и, к сожалению, многие даже церковные люди принимают это как заранее неисполнимую высокую цель. Некоторые церковные люди принимают это, как заповедь Христа настолько высокую, с которой можно согласиться, хотя даже внутри мы часто и согласиться не можем, но заранее она для нас невыполнима, потому что мы строим конструкции наших отношений, как мирские люди, мы можем уклониться, деликатно промолчать, где-то понудиться, но не более того. Если мы в этом мирском разрезе строим отношения, у нас получаются, как и у мирян, где-то сбои. Заповедь Господа христианам была: будьте святы, как Отец Небесный свят, то есть Он не призвал их к праведности, которая несовершенная, Он призвал их к святости.

К чему я пытаюсь подвести вашу мысль? Нельзя приобрести любовь только беганием. Настоящее совершенство можно приобрести только победой. То есть, если мы не сразимся с грехом, мы будем постоянно в состоянии этого бегания и этого риска, что он нас догоняет. Он нас догоняет, мы убегаем, он опять догоняет. Если вы хотите приобрести настоящую любовь, совершенную, как и все остальное в духовной жизни, вам нужно согласиться на сражение с грехом и, с помощью Христа, на победу. Если мы в нашем коллективе, в нашей семье, как и в любой другой семье, будем строить отношения в разрезе деликатности, уступок, гибкости, мы сможем их создать, но это будет не совершенно. Можно привести пример, как девушка с парнем поженились, но на самой идеальной волне, для него она самая красивая, самый приятный голос, самая красивая походка; для нее он самый мужественный, самый хороший. И вдруг они начинают жить в быту, и проявляются их недостатки, которые в момент влюбленности они не видели. Например, оказывается, он ночью храпит, а для нее это не просто дискомфортно, а даже неприятно. Он ее привык видеть ухоженной и накрашенной, а утром видит заспанной, отекшей. Это внешние моменты, а внутренние – Господь в их жизни посылает какие-то ситуации, когда они и внутренне проявляются некрасиво. Мы все несовершенны, и когда мы знакомились – у нас создавался идеальный образ. Он самый мужественный казался, и вдруг она увидела в нем моменты трусости, даже предательства, она была для него самая целомудренная, самая честная, вдруг он увидел у нее легкое проявление флирта, то есть это уже не совершенная чистота. И такого накапливается, накапливается очень много. Так вот, настоящая любовь у них может родиться, только если они преодолеют эти негативные вещи, которые будут проявляться в их совместной жизни. То, что было сначала – свадьба, медовый месяц – это была несовершенная любовь, она была основана только на красивом и приятном. В процессе своей совместной жизни нужно стараться преодолевать слабые стороны друг друга. Могут быть даже такие периоды, когда кажется, что любовь прошла, может, даже в какой-то момент смотреть не хочется, слышать не хочется, тут почти все взрослые люди знают, что такое бывает. Бывает, у человека нет мудрости, особенно у молодежи нет мудрости и опыта, что это преодолевается, им кажется, что, если первая влюбленность прошла, – все, нужно сразу разводиться; они не понимают, что, оказывается, за этим периодом претерпевания, преодоления будет другой период, когда отношения любви начинают быть совершенными, когда любовь происходит даже со всеми негативными сторонами человеческих отношений, со всеми некрасивыми деталями друг друга, это уже бывает другая любовь. Эта любовь более совершенная. Я вам говорю это на примере мужчины и женщины, но и мы не сможем родить в себе совершенную любовь в нашем монастыре в отношении друг к другу, если мы не поймем эту вещь. Если мы не будем готовы выстрадать эту любовь, перетерпеть какой-то период ради Христа, ради конечной цели, которую мы себе ставим. Это очень важный момент. На примере духовника: приходит, и сначала идеализируют его, он сначала идеальный, это Бог на земле; им кажется, что они полюбили, но это не любовь, это первый период. Они его полюбят, когда они его примут со всем раскрывшимся его комплексом недостатков.

Матушки, то, что я говорю, это относится к каждому из нас. И я скажу одну очень важную вещь. Это должен понимать и послушник, и духовник, и игуменья. Каждый рождает свою любовь в сторону другого, и каждый преодолевает свою неприязнь. Иначе в одну сторону это может быть преодолено, а другой не хочет. Сколько нас здесь сидит, – чтобы было совершенство, каждый должен это принять, понять и, самое главное, согласиться на этот крест. Кто-то ходил за Господом, слушал Его святые слова, проникался участием, но когда Он им стал говорить о кресте, многие сразу расстроились, спасовались и ушли. Но без этого не было бы приобретения. Я вам говорю это как понятие, чтобы вы знали, что нас ждет впереди. Когда ты знаешь, что ты бежишь, бежишь, но там есть финиш, хороший, добрый, там есть награда, там гимн сыграет в честь твоей победы. Когда есть цель, когда ты понимаешь, что там есть цель, стоит бежать. Другое дело, когда ты бежишь и не знаешь, добежишь ты или не добежишь, а вообще там есть кто-нибудь или нет.

Так вот я вам говорю, что это преодолевается, и не просто преодолевается, другого пути нет для приобретения. Вообще в духовной жизни без крестоношения ничего не приобретается, здесь халявы нет. Это бесы только могут вам дать какие-то настроения психологические. Если мы хотим, чтобы здесь у нас был рай на земле, – каждый из нас должен согласиться на это преодоление. Пусть даже ради самого себя, оно так и есть, ты хочешь в рай, не кого-то же спасаешь, а сам себя? Хочу, хочу в рай, хочу со Христом быть, люблю Христа, с Божией Матерью хочу быть. И это закон.

У меня было всегда такое нехорошее, обостренное чувство правды, и оно мне в духовной жизни очень сильно мешает, я задаюсь вопросом: а почему так, почему нельзя поступить по любви, поделикатнее, но по факту, я постоянно отлетаю от любви. В конце концов, нужно принять эту истину и согласиться с ней, что нельзя, только обходив острые углы, стать совершенным. Нужно переломаться, перебиться, перетерпеть, и поэтому Господь дает в любую семью несовершенство. Несовершенство родителей Господь дает детям, чтобы они не стали хамами, а преодолели и полюбили уже родителей не эгоистично, а свято. Несовершенство детей Бог дает родителям, чтобы они полюбили их не как свои игрушки, красивые, добрые, послушные, а чтобы они полюбили их совершенно, в самой некрасоте их. Запомните, все это нам дается как средство, чтобы мы приобрели нечто совершенное, высокое, и тут не получится идеальных отношений, тут получится только терпение.

Нужно принять этот закон, будет больно, будет много терпения, но только через эту боль приобретается совершенство, нужно согласиться на эту боль, согласиться на эту жертву, и зато потом ты приобретешь очень многое. Мы иногда бываем в недоумении, когда нам представляется монастырь сразу в идеальном виде, все ходят: «Простите, извините, будьте любезны…», и вдруг в эту идеальную картину врывается Пантелеймона не в настроении, или Галюша, или моя любимая Макария, возьмет и на ногу мне наступит в алтаре, и у нас сразу разочарование, недоумение: как так? Я сразу хочу вам сказать: это должно быть, не пугайтесь, не злитесь, не паникуйте, это должно быть. Мы должны это пережить, чтобы приобрести совершенство, и только преодолев это, вы потом удивитесь, какая у нас будет любовь! Другая совершенно, будет совершенно другое качество любви, отношений, когда вы будете друг друга любить не за то, что она послушная, она добрая, у нее голос мягкий, вы будете любить всех: и красивую, и некрасивую, и умную, и дуру. И вот, если это мы родим, у нас будет рай уже здесь. А если мы к этому не подойдем здесь, то и там у нас рая тоже не будет, нас там тоже будет что-то раздражать, потому что у нас состояние сердца такое будет.

Поэтому не пугайтесь, например, когда вы во мне видите какие-то несовершенства, покрывайте их любовью, и у вас родится другая любовь. И сами себе говорите, что это должно быть, это происходит, потому что Господь ему оставляет какие-то несовершенные человеческие качества, черты характера, чтобы мы его полюбили совершенно, со всем его хорошим и нехорошим. Понимаете?

Хочу, чтобы вы поняли суть. Мы собрались на эмоциях пока еще, нам нужно приобрести фундаментальную устойчивость, несокрушимую уже. Но для этого нужно пройти искушения. Когда человек понимает смысл искушений, тогда они для него становятся не то что не страшными, а даже желанными. Он говорит: «Я хочу еще больше искушений, чтобы преодолев их, у меня была еще крепче любовь, еще надежнее». Не смущайтесь, когда видите неправильные поступки друг друга, неправильные поступки руководителя, неправильные поступки послушника, самое главное – не смущайтесь.

Я не говорю, что нам со всем этим нужно согласиться, нужно понять, что это все должно быть, мы должны это прожить, преодолеть. И тогда будет настоящая любовь. 

«Чтобы вам легче было терпеть…»

Почему у нас бывают срывы? Потому что в каких-то моментах нам духовник не объяснил смысл. Не понимая смысла, мы падаем. Вторая ситуация, когда мы знаем смысл, но не соглашаемся на жертву, опять у нас не получается, опять мы падаем. Просто доверьтесь мне, вот это терпение даст вам очень хороший результат, просто доверьтесь на слово. Если согласитесь на эту жертву – потом приобретете очень хороший результат.

...Я вам еще одно понятие скажу, очень важное: чтобы вам легче было терпеть, поймите, как только у вас все зажалось, когда нерв ваш спазмировался, – постарайтесь расслабиться и делать одно и то же дело мягко. Когда кажется, что все, ты сейчас просто взорвешься от нерва, тебе хочется чашку об пол стукнуть, значит, ты в спазме находишься. Постарайтесь в это время убедить себя, что ничего не происходит, все нормально. Это приобретается опытом, чем больше вы будете находить такие нотки, способность смягчиться, расслабиться, тем больше приобретете опыт. Вам в следующий раз будет это помогать, когда вы не зажметесь, не распсихуетесь, не разозлитесь, найдете способность смягчиться, расслабиться, то увидите, что у нас еще очень много резервов, сил. В состоянии спазма, сердитости – тупик, а когда нашли состояние расслабления, начали мягко и нежно говорить: «Господи Иисусе Христе», – только обязательно мягко, с любовью, только тогда начнет все происходить. Христос тот же самый сейчас передо мной, Он не изменяется. Но одно дело, когда я вам говорю, другое дело – в кризисах, в крайних точках научиться самим ловить это состояние мягкости.

Иногда бывает такая усталость под вечер, особенно когда я куда-то еду, в дорогах, на самолетах, кажется, сейчас поклоны вообще невозможно сделать. Мы последний раз поднимались на вершину Афона, до панагии дошли, очень сильно устали, сил не было и, казалось бы, такой подъем… сейчас надо упасть и все, какие там поклоны, 100 поклонов, 1200 Иисусовых… Я нашел это состояние мягкости, сказал сам себе: «Ничего критического не происходит, я сейчас пойду и сделаю, мягко, не спеша». Отошел к кресту и поклоны сделал, и откуда-то силы взялись, оказывается, у человека есть очень большие резервы. Второе дыхание открывается тогда, когда ты внутренне откроешься в сторону мягкости, гибкости, и поклоны сделал, и молитвы выполнил, легли и спали, наверное, часа четыре всего, чтобы на рассвете уже на вершину пойти. На вершину дошли, солнышко встает над Афоном – у нас не усталость, а радость, бодрость, потому что мы мягкие, гибкие, а если бы я допустил сердитость, я бы надломился, надорвался.

Нужно иметь практику находить состояние мягкости – это и есть смирение. Когда мы смягчаемся, из спазма переходим в мягкость, нежность, то оказывается, там очень много сил. Но все это хорошо удается, когда ложится на молитву, вернее расслабления через молитву происходят, когда начинаешь говорить: «Господи Иисусе Христе» – и все, все хорошо, все встало на свои места, и можно идти дальше и делать, и делать. Но опять же это все нужно приобрести, потрудившись.

*  *  * 
Высшая степень науки смирения – это встречать любую борьбу мягко, не напрягаясь. Что бы ни случилось – оставаться мягким. Мягкий человек очень многое может. Его гни, мочаль, размазывай, а он снова встаёт и встаёт. А жёсткий человек ломается. Но этот уровень долгим-долгим опытом приобретается.

Преодолеть в себе чувство «справедливости»

Мне сегодня нужно вам объяснить одну очень важную вещь. Дай Бог мне разум, чтобы донести её до вас. Объяснять её трудно, но в ней заключается главный смысл спасения, главный смысл Православия. Дай Бог, чтобы вы поняли, что я хочу сказать. Ведь это самое-самое главное в Евангелии, самое-самое главное во Христе. 

Когда Адам и Ева лишились Бога, их ум помрачился, они стали думать наоборот, перевёрнуто, они перестали понимать то, что надо, и стали понимать то, что не надо. Это вот смысл прелести. Что такое бесовская прелесть? Когда переворачиваются мозги. Страшное дело, когда человек имеет искреннее желание, искренние намерения, но в связи со своей перевернутостью всё время делает наоборот. Он говорит: «Я хочу Бога», а всё время становится противником Бога. Он говорит: «Я хочу любви», а всё время приходит к войне. Страшно, когда переворачивается идея Бога, мудрость Бога, Его заповедей, Его правды – Божией правды, и люди всё оценивают шиворот-навыворот.

Я вам уже несколько раз говорил, что правда Божия от правды человеческой отличается тем, что правда человеческая всегда звучит как факт, как событие. А правда Божия всегда – как результат. То есть, как факт правда человеческая часто не совпадает с правдой Божией, которая всегда имеет результат положительный. И вот между правдой Божией и правдой человеческой имеется кардинальное различие. Потому что часто они бывают совершенно противоположны.

Допустим, что я в отчаянии скажу человеку правду как факт: «Ты грешник». А он пойдет и удавится. И моя правда станет великой неправдой. Я убью его, и как результат, моя правда станет неправдой. Вражда как факт может довести до мировой войны, до ссоры любимых супругов, которые друг друга любят. У меня был такой случай. Исповедовалась одна женщина, которая когда-то изменила мужу. Она в этом давно раскаялась, так как любит его, и он её любит. И она говорит: «Меня совесть мучает, может, мне сказать ему?» Я говорю: «Нет, нет, нет. Не надо, потому что в результате того, что ты ему скажешь правду, эта правда может убить ваши отношения, и вы расстанетесь. Правда Божия в том, что ты хоть и грешница, хоть у тебя есть этот грех, о котором он не знает, но вы в любви, вы вместе».

Подобные примеры можно приводить бесконечно. Самое главное – надо понять, что часто, очень часто человеческая правда с правдой Божией совершенно разнятся. Потому что человеческая правда часто имеет в итоге отрицательный результат, что-то плохое: ссоры, раздоры, разъединение, даже убийства и войны. А правда Божия вообще не как мысль, не как идея. Она как бытие. И бытие всегда благое. И никак иначе не может быть.

Почему очень трудно принимают и понимают Христа? Когда Он пришел, Его не понимали и Его учеников не понимали. Когда апостол Павел пришел в Ареопаг – верховный суд в Древней Греции – ему сказали, ты, мол, безумный, мелешь какую-то ерунду, иди отсюда. И Христос говорил вещи, которые человечество не только не понимало, они даже на сердце не ложились. Но у тех, кто Христа понял, жизнь совершенно переворачивается. Они из мрака на свет выходят. Из какой-то тяготы в радость окунаются.

В чем идея Христа? Главная идея, которая была, есть и будет? Когда Он говорит: Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5, 39) – человеческая правда этого не понимает. Потому что по-человечески это несправедливо. И человеческая справедливость не только не понимает, она бунтует против этого. Если тебя ударили по щеке необоснованно, грубо, по-хамски, то ты должен ответить по человеческой правде. Ведь это правда. Мы даже кричим об этом. Почему? Это несправедливо! Заповедь Бога о любви к врагам – это вообще безумие для нас. Господь же говорит о любви к врагам, имея в виду тех, кто нам досаждает несправедливо. Он даже не говорит о тех врагах, которых мы обидели. Говорит о тех врагах, которые нас оскорбляют, унижают, воруют, ударяют, бьют в щеку… Это для нас вообще непостижимо.

Почему непостижимо? Потому что мы постоянно пытаемся всё оценивать с точки зрения человеческой правды, человеческой справедливости и постоянно заходим в тупик. Мы не понимаем Христа. Мы не только не понимаем Христа, мы воюем против Христа. Там, внутри. У нас постоянно с Ним противоречия. Мы никак не поймем, что Он нам говорит не о правде как факте, а о правде как результате. Он говорит о мире, о любви, о том, что этот результат должен быть достигнут каким угодно средством – правдой или неправдой. Иначе, если этого нет, то никакая идея нас не согреет, не утешит, не умилит, не исцелит. Никакая идея, никакая человеческая правда. Пока у нас не будет самого результата, мы будем всё время говорить: «Сахар, сахар, сахар», но нам слаще не станет, пока мы этот кусочек не возьмем в рот.

Божья правда, думаю, понимается и принимается больше не мозгами, а сердцем, какой-то интуицией. Если бы мы поняли Божию правду, мы бы возненавидели человеческую и искали бы только Божию правду, потому что человеческая постоянно приносит нам горе. Все катаклизмы, все революции, все ссоры – всё это имеет основой человеческую правду. Каждый считает себя правым. Наверное, очень редко человек сознательно творит зло. Чаще всего человек думает, что он отстаивает правду. Но это его правда, его понимание, его мировоззрение. И он борется за эту правду, он даже убивает за эту правду, но результат получает страшный.

Когда мы ищем справедливости, мы убегаем от Бога. Когда мы ищем правды, мы поворачиваемся к Нему спиной, и нам постоянно плохо, плохо, плохо. Мы добиваемся человеческой правды и, казалось бы, должны быть удовлетворенными, радостными, должны чувствовать себя победителями, а нам всё хуже, хуже и хуже… Потому что мы всё время уходим от Бога дальше, дальше и дальше. Мы не должны осуждать не только тогда, когда человек не прав, но даже тогда, когда прав. Мы не должны осуждать вообще, в принципе, по природе. Потому что это приносит разделение, отдаляет одного человека от другого. Апостол Павел говорил, что хочет быть униженным за имя Христово. То есть он говорил о результате. Хотел быть со Христом и ради этого тоже хотел быть унижен, оклеветан. Готов быть неправым.

Я хочу, чтобы вы поняли: когда у вас наступает моральное удовлетворение, и вы чувствуете себя правыми, надо одуматься. Я хочу, чтобы в этот момент вы начинали переживать тревогу, начинали переживать трагедию. Трагедию от того, что вы правы. Это большая беда, это нас делает дураками, когда мы постоянно правы, это даёт нам право осуждать, это даёт нам право разъединяться. Хотя на человеческом уровне, на уровне человеческой правды мы правы, но результат у нас отрицательный.

Из-за человеческой правды могут разойтись супруги, могут разорвать отношения родные брат с сестрой. Из-за человеческой правды монахиня может уйти от духовника, может уйти из монастыря… В вашей духовной жизни когда-либо может появиться такой момент, когда вы увидите, что я в чем-то неправ, а вы правы, и это будет действительно так. Что тогда? В тот момент вы должны опечалиться, это ваша беда, это ваша катастрофа. Потому что по человеческой правде вы оказались правы, но как результат – вы потеряли отношения с духовником и остались одни. Смотрите, какой страшный результат.

Если вы будете всё время в человеческом мировоззрении, тогда это должно вас удовлетворять. Допустим, вы убеждаетесь в своей правоте. Вы довольны, вы радуетесь. Но это начало вашей катастрофы. Надо взмолиться Богу и сказать: «Господи, не надо мне, не хочу быть правой, хочу быть всё время неправой, даже когда я права. Хочу даже быть побитой, униженной, только бы не быть правой в этих отношениях». Это страшно, потому что результатом будет разделение. Если вы когда-нибудь скажете мне: «А ты сам такой!», – я замолчу, но это будет не обида, это будет ваша катастрофа. Вы будете правы, что я действительно сам такой, но вы потеряете со мной отношения потому, что как человек, я вынужден буду замолчать, мне совесть не позволит говорить. Но в результате вы останетесь одни. Правые, но одни. То есть по человеческой правде вы будете правы, но у вас будет большое бедствие.

Я спасаюсь вместе с вами и не могу быть святым сейчас, но если вы станете это видеть, а более того, еще и озвучивать, ваша катастрофа неминуема. Молитесь Богу: «Господи, дай мне видеть мою неправду и не дай, Бог, не дай мне видеть мою правду». Если этого не поймете, то всё, конец. Это касается не только отношений со мной, но и отношений между вами. Если ты отошла от сестры с чувством удовлетворения, что она сегодня оказалась неправа, – это не её беда, а твоя беда. Потому что ты уже изменила к ней отношение. И это твоё несчастье. Ты потеряла любовь, доверие к ней. Сегодня к ней, завтра к другой, после завтра к третьей; а потом ты можешь потерять отношения вообще со всем монастырем, а далее и со всем миром. Итак, будучи правыми, мы можем потерять всё. Представляете, какая катастрофа? Так что бойтесь правды. Просто, как огня, бойтесь правды. Если вы на исповеди мне когда-то говорите, что вам несправедливо сделали замечание, наказали, оскорбили, то можно считать, что вы пришли на исповедь с помраченным умом. Вы пришли искать человеческой правды. И даже на исповеди продолжаете терять Бога, терять Божию правду как результат. Вы теряете любовь, вы теряете мир.

Можно переспорить, в чем-то убедить весь мир, но остаться просто мертвым, пустым. Это катастрофа. Это касается отношений и с духовником, и со старшей сестрой, и между собой, это касается отношений вообще между людьми, даже незнакомыми. Никогда не допускайте такой тонкой нотки радостного тщеславия, что вы правы. Это ваша беда. Лучше бы вообще в ту сторону этих весов не иметь, лучше всё время себя осуждать.

Мне, конечно, это тяжело говорить потому, что я сам этим болею, но представляете, если я замолчу, что с вами будет? Если духовник не скажет, то кто вам будет говорить? Если вы потеряете доверие, это будет катастрофа.

В конце прошлого года, как вы помните, наш монастырь посетила комиссия из Патриархии, в составе которой была настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия г. Москвы игуменья Елисавета. У неё сложились хорошие впечатления о монастыре и монашеской общине, однако она сказала мне следующее: «У вас ещё нет никакого результата. Но если то, что вы имеете сегодня, удержите через 10 лет, тогда мы можем говорить о результате. Сейчас, пока вы в начале пути, у вас есть подъём, вдохновение, и вы на этом вдохновении что-то лепите. Надо посмотреть, что будет через 10 лет. Если всё сохранится, это будет прекрасный показательный монастырь. Если же вы начнёте расслабляться и терять даже то, что сейчас имеете, то это будет очень печально. Ведь монахи каждый день должны идти выше и выше».

Дорогие сестры, вспомните, какой подъем, какой порыв был у каждой из вас после пострига. Сравните с сегодняшним днём. Уже нет того? Вас уже не так беспокоят пререкания со старшими, неисполнение устава в мелочах. Если в первый месяц или в сорокоуст после пострига мы каждую деталь исполняли в точности, то через год уже какие-то мелочи стали опускать, потому что это мелочи. А представляете, что через 10 лет будет? Конец всему, что начинали. Бойтесь правды человеческой, радуйтесь, когда Вы неправы.

Вот знаете, бывает так, что споришь с кем-то, оказываешься неправым, твоя гордость болит, бунтует. Но стоит только расслабиться и сказать: «Господи, прости, я не прав», – и тут же, как в темной комнате свет включили: раз – и Бог вошёл. И твоя вот эта ломка, эта горесть превращается сразу в радость, потому что ты смирился. Да, ты неправый, но ты в радости, и это твоя правда. Ты оскорблённый, может, даже не по делу, но у тебя сохранилась молитва Иисусова, ты в радости.

Божия правда никому не нужна, кроме нас самих. Даже Богу не нужна она. Божия правда всегда работает для нас. Или это счастье, или несчастье. Лев Толстой какой умище был! Умирал с чувством правды. И куда он пошел? Сколько таких? Сколько таких «умных» монахов скитаются из монастыря в монастырь! Если послушаешь такого, то кажется, что говорит он всё так разумно, правильно. Но почему же он скитается тогда, места себе не найдет ни там, ни там? И мучается, и мучается, ходит туда-сюда…

Вы должны бояться правды человеческой. Если человечество всегда радуется своей правде, то монах должен бояться её, как огня, бежать от этой правды, даже близко не приближаться к ней. Чувство справедливости делает из монаха революционера, дурака делает.

Давайте вспомним грехопадение Адама и Евы. Бог с любовью спрашивает Адама: Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? (Быт. 3, 11). И тот начинает врать. В каком смысле врать? Как факт он правду говорит: Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел (Быт. 3, 12). И, как факт, это правда, но это большая неправда в отношении к Богу. Он оправдывается перед Ним, как бы валит на Него вину и предает любовь. Бог Еву спрашивает: «А ты что?» Она отвечает: «А мне змей дал, которого Ты создал». И опять она правду же говорит. Получается, по её правде – Бог виноват. Бог же создал? Бог же правит миром? Он создал эту ситуацию? Зачем Он её искусил? Опять она валит вину на Него. И она предает Его. В чём же беда? Они разделились с Богом, они потеряли Бога и остались одни со своей правдой. Адам со своей – что не он виноват, это Ева. И Ева со своей – что это не она, это змей. Но им стало не лучше, а только хуже, хуже и хуже.

Недавно я ночевал у отца Дионисия в Крестовоздвиженском монастыре. У них вечером была беседа, он книгу читал монахиням. Мне тоже захотелось послушать. Он читает, рассказывает, останавливается на том моменте, что в монастыре нехорошо ходить в кельи друг к другу. Сидят монахини, и вдруг одну из них как понесло! «А вот Катька ко мне в келью заходила и у меня украла…» Мне было так неловко, что стал свидетелем этого. И отцу Дионисию неловко передо мной. Все матушки тоже ёжатся. А её как понесло, она не может остановиться, кричать начала. Она воевала за правду, она поражена этой правдой, её мозг поражён этой правдой, и она, сумасшедшая, но она права…

Понимаете, насколько Евангелие не вписывается в рамки этого мира? Насколько оно не соответствует человеческому, мирскому мировоззрению. Поэтому оно для многих неудобоваримо вообще. А другие, вроде бы, понимают, что Евангелие – Божие, но оно жить мешает. И тогда его начинают трансформировать: какую-то часть брать и подстраивать под своё мировоззрение. Но это уже не Евангелие, это искажение Евангелия. Евангелие работает только в том ключе, как я вам сказал. Оно чуждо человеческой правде, потому что оно выше любой правды, потому что его правда – это мир, это любовь.

Всегда можно найти неправых – и у тебя будет миллион врагов. Но когда у человека есть враги, ведь это ад. И наоборот, когда у человека нет врагов, это – рай. Поэтому Господь и говорит о любви к врагам, что нужно оценивать не их поступки, не их злое сердце, а нужно оценивать результат. Именно результат всегда важен, а не правда.

Если я где-то вас поругал, и вы обиделись – это ваша большая беда. Расстроились и обиделись – это не одно и то же. Расстроились от того, что теряете отношения, – это нормально. Но обидеться – это значит ещё больше трещину расширить в отношениях. Не дай Бог. Не обижайтесь никогда. Если вы допускаете обиду, это ваша трагедия, это бес вам шепчет на ухо слова справедливости, которые убьют вас, вашу духовность.


Споры делают из нас бесноватых…

Дорогие сестры, хочу вам напомнить, что таинство веры заключается в том, что человек выключает своё рассуждение. Вот в монашестве необходима такая ситуация. Но то, что в миру сложнее, в монашестве легче приблизить к тому, чтобы максимально отключить свою логику и больше отдать сил, внимания молитве. Вы знаете, что на Иисусовой молитве нас нередко что-то отвлекает. Какие-то заботы, впечатления, переживания ненужные. Надо помнить: когда встаешь на молитву, берешь четки – всё, в это время Бог за нас обо всем заботится. Конечно, человеку очень сложно, пока он ещё в духовной жизни не нашел Бога. Не нашел Бога очень близко, чутко, лицом к лицу. Тогда он ещё ходит впотьмах, хотя чувствует, что Бог где-то вот здесь, в этой темноте, в этой безвидности. Но он ещё не ухватился за Него, и это состояние – еще не крепкая вера, а только какое-то преддверие, предощущение.

А с чего начинается таинство веры в полной мере? С таинства послушания, когда вы без рассуждения доверяетесь своему духовнику. Рассуждение о том – доверять или нет – уже будет хулой, кощунством. Вы рассуждали до того, как постригались. Когда матушка Ксения готовилась первой из вас к постригу, я ей говорил: «Сегодня кончается время твоего испытания меня. Сегодня последний день, а завтра – всё, завтра ты не имеешь права больше меня испытывать: ни мои дела, ни мои поступки, ни мои мысли, ни мои поручения. Сегодня ещё подумай и можешь ещё отвернуться, отказаться, а завтра ты уже не имеешь права». Я ей тогда говорил: «Если ты перестанешь меня слушаться, я в какой-то день тихонечко ночью уйду из монастыря, и будешь тут сама мучиться. Спорить не буду».

Эти отношения не в области обид, недоразумений, разочарований. Это просто: или есть духовная жизнь, или её нет. Если нет духовной жизни, значит, ад уже здесь. Если есть духовная жизнь, то в полной мере, по всем законам. Нельзя наполовину жить духовной жизнью. И это касается подражания святым не количеством поклонов, не серьезностью поста и сложностью аскезы, а внутренним, духовным подвигом.

У нас нет устава «наубой», у нас нет устава «насмерть», у нас нет такой работы, как в Дохиарском монастыре на Афоне. Слава Богу, у нас более-менее такой щадящий устав. Но в духовном плане, в отношениях у нас должно быть по максимуму, иначе ничего не получится. Если вы поссорились с духовником, а потом подходите мириться и говорите: «Простите меня, что я вас расстроила, но всё-таки у меня осталось несогласие», то в этом случае покаяние не состоялось. Вы должны не просить прощения, вы даже можете и не просить прощения. Но вы должны выкинуть свое несогласие, а иначе хоть миллион раз просите прощения, но если у вас остается несогласие, недоверие, то у вас не происходит таинства примирения.

Это так во всём. Вот, например, пришла ко мне на исповедь женщина и говорит: «Простите, я нахожусь в грехе, но не хочу его оставлять. Разрешите мне причаститься?» Говорю ей: «Нельзя». Не потому, что осуждаю её, но просто нельзя – духовный закон. Христос не войдет в неё. Другое дело, если бы она плакала и говорила: «Меня этот грех поработил, и я, стиснув зубы, буду пробовать от него избавиться. Не могу на сто процентов обещать, что смогу победить его, но буду всеми силами стараться». Это другая ситуация. Так и прощение. Человек размышляет: «Попрошу прощения, потому что Бог мне так велел, но я всё равно, конечно, прав». Это не прощение, это бесовское примирение: «Я всё равно права. Он же человек, и я человек, и ему свойственно ошибаться».

Да, относительно моих дел с Богом – у меня очень много ошибок, но относительно вас ко мне, дорогие сестры, не должно быть ошибок и рассуждения: «Он ошибается». Если вы допустили это (пусть даже духовник трижды неправильно сказал), то всё равно для вас он должен быть прав. Иначе вы не победите предосуждения, рассуждения, и в вас не будет совершенства. А самое главное – это не остаётся на месте, это начинает расти, расти, расти, умножаться, расширяться. И маленькая искорка может потом так растлеться! Если у вас вдруг появится недоверие или осуждение, рассуждение о делах духовной практики, значит, в нашем монастыре завелась плесень, которая когда-то разовьётся так, что все сожрет.

В Германии, если в доме появилась черная плесень, люди покидают этот дом, потому что черную плесень уже ничем не выведешь. Так что бойтесь «плесени», которая может в монастыре развиться. И это станет трагедией всей нашей духовной семьи. Монастырь должен радовать и насельниц, и тех, кто приезжает в монастырь. Но когда люди увидят отношения среди нас нехорошие, это будет их очень смущать и огорчать.

Если монах не преодолеет в себе чувство справедливости, он не сможет стать хорошим монахом. Если у вас после ссоры, после замечания, после каких-то недоразумений остается вот это: «Но я же была права, почему меня поругали?» – все, это конец вашему покаянию. Выкиньте из своего лексикона вообще слова «Я же была права». Они не монашеские. В монастыре это сатанинские слова, и от них только горе будет. Выкиньте вообще эти весы, которые взвешивают: «прав – неправ». Отключите ту часть мозга, которая за это ответственна. Если вы размышляете о том, кто был прав, вы находитесь в состоянии одержимости. И я тоже. И это беда страшная.

На Афоне действует следующий принцип. В кельи старшего монаха всегда зовут «геронда», то есть старец. И не важно – высокой он духовной жизни или невысокой, престарелого он возраста или среднего. Если он старший – всё, он старец, через него действует Бог. Правда, бывали крайние случаи, когда, например, этот старший искушал монахов уйти в раскол или в блуд, или ересь какую-то. Тогда по рассуждению или по совету они могли, например, оставить это место и уйти в другое, но только не оставаться в этом осуждении. Пока же ты не ушёл и у тебя нет благословения уходить, – не оценивай старшего никогда. Ни в коем случае не рассуждай. Это не деликатность, это не правила приличия, это закон духовный, который даёт ощущение или радости, или скорби. Или рай, или ад.

Был такой случай, когда паства изгнала своего епископа благочестивого. Но вместо него прислали такого деспота, что паства просто взвыла и стала молиться Богу, чтобы Он им опять поменял епископа. Тогда явился Бог и говорит: «Я бы прислал другого, но хуже не нашёл. Вы достойны именно такого. Вы хорошего изгнали, вот Я вам хуже не смог найти».

На Афоне послушание – основной монашеский закон. Там, конечно, может кто-то честно сказать: «Мы не всегда исполняем в силу нашей немощи». Но другого закона нет. Насколько ты не исполняешь – настолько в тебе беда развивается. Вы не смотрите на моё несовершенство. Закон послушания совершается не от совершенства духовника, а от смирения послушника, потому что Святой Дух там, где смирение и послушание. И Святой Дух врачует несовершенство духовника за смирение послушника.

Вообще Бог любую ситуацию может в корне изменить. Нередко нам кажется что-то неправильным. В духовной жизни случаются такие моменты, когда споришь с Богом и кажется, что неправильно что-то идет, не так надо. А потом смиряешься, и через время оказывается, что это и был единственный правильный вариант решения проблемы. Но в тот момент думаешь: почему Бог со мной так поступает? А Бог может все переменить: минус на плюс и наоборот. Это в Его власти.

Однажды на Афоне мы плыли на корабле с отцом Иосифом, доктором, который в Дохиаре келью получил. Он сетовал, что в наше время сложно, потому как нет старцев. Я ему тогда задал вопрос: «А зачем старцы, если нет послушников? Для кого они нужны, старцы, если послушников нет?» И он со мной согласился. Проблема в послушниках, а не в старцах. Старцы есть до сих пор, просто они молчат. В Древнем патерике описывается, как братья обратились к авве Пимену: «Отче, скажи нам слово на пользу». Он им отвечает: «Сейчас Бог отнял слово у старцев, потому что нет исполняющих это слово, поэтому нет и слова. Бог отнял у нас слово, поэтому мы молчим». Обращаюсь ко всем, кто несёт послушание: бойтесь малого, бойтесь мелочей. Вот чуть-чуть допустите трещинку, эта трещинка в пропасть превратится потом.

У меня бывали случаи, когда я чувствовал, что начальника не переспорить. Не в силу духовных каких-то там переживаний. Просто он начальник и всё. В армии так было, где-то на производстве… Он говорит на тебя несправедливо, а ты ему: «Простите». Но это всё равно не совершенное состояние, когда ты говоришь «Простите» от того, что не переспоришь. Нужно говорить «Простите», чтобы не заводить искушения в отношениях. Это совсем другое. Поэтому сделали вам замечание и, хотя кажется, что несправедливо, ответьте: «Простите» и делайте, как вам сказали. Но только не считайте, что вы правы и просто делаете одолжение. Это не от одолжения, а от закона духовной жизни. Нам нельзя спорить, споры делают из нас бесноватых.


За терпение Господь все вернет

Иногда, читая Евангелие, мы остаемся совершенно равнодушными к этой книге, иногда она вызывает у нас интерес, а иногда бывают такие случаи, когда ты не можешь сдержать слез, потому что она настолько трогает тебя своей глубиной. Одно и то же Евангелие, и один и тот же человек, и такие разные ситуации. Я думаю, чтобы уметь сочувствовать, нужно самому прожить много горя и боли. Человека, который знает много боли, не надо даже склонять к сочувствию, стимулировать, у него сочувствие проявляется сразу, он чувствует ситуацию без слов, не изучая ее. Сердце, которое много болело, становится чутким, и наоборот, сердце, которое не болело, ничего не чувствует, и с этим ничего не поделаешь. 

Если мы хотим, чтобы наше сердце ожило и стало чувствовать духовно, нам придется согласиться на скорбь, нет другого пути, все остальное – фантазии, философия, пустая болтовня. Не случайно, в Священном Писании философия еще другим словом заменяется – буесловие, по-современному – пустословие. Речей умных много, а толку никакого нет. Зерна нет, не рождает. Поэтому соглашайтесь понемножку терпеть, если хотите приобрести Христа, Христа распятого, чтобы у вас не вырвалось потом «распни, распни», когда он вас разочарует, чего-то вам не дав. Христос не должен обслуживать наши хотения, мы должны постоянно за Ним стремиться, постоянно угождать Ему, Он и так все это делает. Почему мы всегда обязаны своим родителям? Потому что они не спали, не доедали, нам отдавали, все время от себя отделяли, переживали, даже тогда, когда мы уже ушли от них и стали на ноги, они все равно переживали. Так же и Христу мы обязаны. Старайтесь оживлять сердце скорбями, не бегите от них, вот весь смысл общежития, есть такое выражение в Священном Писании «всяк человек ложь», нет на земле человека, который был бы не ложь. Каждый человек ложь, и поэтому, когда люди собираются совершенствоваться ради Христа в одну общину, в одну семью, ложь каждого из нас хоть немножко, но колет другого. Не нужно сердиться, не нужно паниковать, не нужно разводить руками, что для нас это что-то неожиданное, так должно быть. Мы должны терпеть друг друга, через это становимся терпеливыми, искусными, через это мы становимся монахами, христианами, не через чтение книжек. 

...Все будет хорошо, потому что Христос победит. А иначе зачем жить, если Христос не победит? Почему Он нам дает скорби? Потому что Христу одному нечестно страдать. Если мы говорим, что Его любим, мы должны хоть немножко поддержать Его крест. Ведь для нас это должно стать не просто не страшным, а даже желанным, понемножку, понемножку нужно страдать вместе с Христом. У тех людей, которые никогда не страдали, сердце покрывается жиром и становится органом, который просто качает кровь, оно перестает что-то чувствовать.

*  *  * 
В семейной жизни, а я это знаю, я тоже семейный, приходят такие минуты, когда вы рассорились, когда кажется все, это окончательно, вы не понимаете друг друга. На самом деле, взрослые люди, которые прожили жизнь, могут вам сказать: нет, это совершенно не конец, если вы потерпите и постараетесь все вернуть, любовь вернется, и отношения вернутся. Так же и в монашестве, параллели одинаковые, в монашестве бывают такие периоды, особенно после первых годов вдохновения, когда приходят бесы и начинают смущать: может, ты не свой путь выбрала, детей бы нарожала и жила бы… Никогда не нужно думать, что это все действительно. Переживите, перетерпите, и все вернется, как семейным, так и духовным людям, можно сказать одно и то же. Перетерпи, все уляжется. Хорошо, когда есть опыт, тогда человек понимает, что просто нужно потерпеть. И тогда за терпение Господь все вернет.

Бывают даже в отношениях такие периоды, когда другая сторона благодарна, что ты потерпел некрасивые моменты, покрыл любовью, еще больше и крепче отношения становятся. Конечно, бывают крайние ситуации, когда даже Церковь разрешает разъединить брак, но это крайность. Бывают ситуации, когда могут сказать, что тебе нужно покинуть этот монастырь и перейти в другой, да, это бывает, но это не норма, это крайняя ситуация, нужно до конца стараться терпеть.

Смирение – это начало рая

Смирение – это начало рая, когда у человека ничто не крадет мира души, в мире души есть молитва, а в молитве есть Бог. Смирение – это состояние, в котором ни обстоятельства, ни враги, ни друзья, никто не крадет вашего мира. В полной мере это есть только у совершенных, а в нашем случае есть шествие к смирению. Если мы в ту сторону идем, мы как бы пользуемся всеми этими средствами, которые дает смирение. И наоборот, если не хотим, то ничего и не получаем. Смиренным нельзя человека заставить быть, заставить можно быть забитым, хитрым, чтобы выживать в забитости, строгости, а смирение рождается доброй волей, может родиться, когда человек сам этого очень хочет. А хочет – когда понимает в чем смысл. Человек не может хотеть того, чего не понимает. Когда он понял, что такое смирение, – он хочет его практиковать, учиться ему, приобретать. Смирение дает радость, мир, покой, любовь. И наоборот, где нет смирения, там одни горести и беды, ссоры, обиды, разочарования. Не бывает монашества без смирения, но и никто не может заставить практиковать смирение. Если человек говорит, что хочет стать монахом и не хочет практиковать смирение, то он желает какого-то другого монашества, которое сам себе выдумал. Как фарисеи ветхозаветные: они хотели быть с Богом, но как-нибудь без Бога. У них получилась уродливая религиозность.

*  *  * 
Настоящее, духовное понятие смирения – это не из области этикета «простите-извините», это невозмутимость духа на любую ситуацию, на самую страшную, на самую плохую остаться мягким, мирным духом. Вот это смирение, и это смирение дает счастье, это смирение дает молитву. Если нет у молитвы фундамента терпения и смирения, то вас от молитвы постоянно будет что-то отвлекать, даже тикающие часы. А того, кто сделал себе такой фундамент смирения, – его даже громкоговоритель не отвлечет от молитвы, а кто-то реагирует даже на капающий кран.

*  *  * 
После грехопадения мы очень сильно заболели гордостью, тщеславием, мнением о себе. Человек постоянно хочет вернуться в рай и при этом ищет каких-то посторонних средств примирения с Богом. Очень долго этим болело язычество: стремлением вернуться в рай без помощи Бога, своими собственными средствами, да еще и подстрекаемое бесами. В Ветхом Завете безумные люди даже решили построить Вавилонскую башню, чтобы влезть на небо. Это яркий пример того, что люди хотят вернуться к Богу, не понимая того, что возвращение к Богу без помощи Бога невозможно. Гордость — это корень всех грехов. Через этот грех сатана, некогда великий ангел, стоявший у престола Божия, в один миг пал с Небес на Землю. И пока он летел, менялась его природа: ангельская и светлая превращалась в ужасную и мрачную. Смотрите, что делает один миг гордости.

Мы часто расстраиваемся, доходя до слез, почему, Господи, мы подвизаемся, а у нас ничего не получается? Потому что Бог вмешивается. Пока сердце человека через страдания, через аскезу не научится смирению, очень опасно, чтобы у него сразу все получилось. Это страшное дело, когда у человека сразу получается духовная жизнь. Величайший святой нашего времени Силуан Афонский, будучи молодым монахом, имел непрестанную молитву, происходящую в сердце. И духовник Пантелеймонова монастыря по неопытности допустил ошибку, искусив его одной только фразой: «Силуан, если ты в молодости такой, каким же ты будешь в старости, в конце своего подвига?» Этот помысел вошел как змея в сердце Силуана, и у него на много лет наступил ад в душе. Он дошел до грани отчаяния, взывая к Богу: «Господи, никто из живых не в силах вытерпеть то, что я сейчас терплю».

Поэтому не нужно печалиться из-за того, что у вас не получается сугубая духовная жизнь. Нужно печалиться, если вы опускаете руки из-за того, что у вас она не получается. Если у вас 50 лет ничего не выходит, а вы все равно не отчаиваетесь и потихоньку молитесь, ваш труд небесполезен. Господь дает благодать в то время, когда человек находится в таком духовном состоянии, что не повредится. Господь хоть сейчас готов каждому из нас дать умную молитву, смирение, тишину, благость, но Он знает, что мы тут же сойдем с ума от гордости. Царство Божие нудится. Это очень долгий процесс. И ни в коем случае нельзя падать духом. Бог смотрит не на ваш результат, а на ваше усердие, на ваше постоянство. Результат должен идти в ногу с ростом смирения. Святые отцы говорили: если ты видишь, что кто-то летит на небо, дерни его за ногу. В одном русском монастыре монах начал подвизаться без благословения. Через пару месяцев стал небрежно относиться к братьям, невежливо отвечать игумену, спустя рукава исполнять послушание. Братья пытались его вразумить, но он посчитал, что они завидуют его подвигу. Кончилось тем, что во время литургии этот монах вошел голым в храм. Все были ошарашены, стояли в оцепенении, а он прошел в алтарь и залез голый на престол. С ума сошел от гордости. В житиях святых это не единственный случай.

Подвиг никоим образом не должен обгонять смирение. Главный признак такого дисбаланса — это когда монах перестает слушать. Это начало его духовной болезни. Новоначальных монахов, чтобы избежать таких случаев, нагружают работой. Когда старец Ефрем Аризонский еще жил на Афоне, он однажды с братией Филофея собрались пить чай. Был пост, а кто-то им принес шоколадку. В ту пору у Ефрема жил монах, ревнитель благочестия и строгий подвижник. И вот он говорит Ефрему: «Отче, меня мучает помысел: может быть, в шоколадке есть молоко. А ведь сейчас пост». Старец отвечает: «Если мучают помыслы, надо делать земные поклоны. Иди, чадо, 500 поклонов сделай». Вернулся тот после 500 поклонов, усталый, вспотевший, растрепанный, а братья уже чай с шоколадкой попили. Ефрем спрашивает: «Ну что, отошел помысел?» — «Отошел, отче», — вздыхая, отвечает монах.

Общежитие — великое благо, здесь мы все друг у друга на виду. Держитесь семьи, не выделяйтесь, будьте, как все. И благодать получите быстрей, чем те, кто подвизается без благословения. На Афоне говорят: тщеславие делает из дряхлого старца молодого человека. Оно его окрыляет, и он может совершать подвиги, невозможные для старика. Но отними у него тщеславие — и он сразу сдуется.

Никогда не надо расстраиваться. Расстройство — это конец вашего подвига. И никогда не говорите: «Нет, у меня ничего не получится». Нельзя сдаваться. Подумайте, кому вы сдаетесь, в какой ужасный плен попадаете. Сегодня вам кажется: все, тупик. Но вы не сдавайтесь, откройте помыслы духовнику, игуменье и живите дальше. Оказывается, в этом тупике есть дверь. Она открылась — и вы снова пошли вперед. Если вам покажется, что вы меня ненавидите, то, на самом деле, это начало большой любви. Здесь, в монастыре, в общежитии, если у вас возникает сомнение, недоверие, если вы замыкаетесь от духовника, это уже очень плохой результат. Это беда не только монастыря, но, в первую очередь, ваша собственная беда. Бывает неприязнь не только к старшим, но и между сестрами. Если сразу не решили этого конфликта, он может затянуться и очень плохо кончиться. Как нам исполнять заповедь о любви к врагам, если мы друг друга не любим?

Есть у сатаны такая уловка: он вдохновляет на подвиг. Человек может всю ночь не спать, а утром быть бодрым — это сатана дает вдохновение. Для чего? Для того, чтобы истощить нас физически. И некоторое время спустя мы не сможем делать того, что делали раньше.

*  *  * 
Смирение предполагает смирность, тихость, уравновешенность. Только такой ум может уловить очень тонкую нить Духа Святого... Самым главным навыком смирения назову искусство оставаться всегда мягким, не напряженным, не зажиматься, не входить в конфликт. Категорически неправильно, начиная борьбу, зажиматься, становиться твердым. Твердое ломается, гибкое гнется и снова встает. Навыкните, что бы ни случилось, не напрягаться, не давайте лукавому вывести вас из себя. Что бы ни случилось – мягко и невозмутимо произносите: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». 

Конечно, это требует долгого труда преодоления себя, упражнения в терпении, но когда начнет получаться, вас несказанно обрадует результат. С вашего сердца как будто упадет камень внутреннего конфликта, сердце вздохнет полной грудью, оживет. 

Тогда вы увидите, что те моменты противоречий в послушании, которые раньше вам доставляли только дискомфорт, сейчас являются для вас средством к приобретению навыка смирения. Смирения, которое дает смирность, мир. Мир, о котором говорил Господь: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает,  Я даю вам (Ин. 14, 27).

4. О ПОСЛУШАНИИ


Таинство послушания

Когда только зарождалась наша монашеская община при СвятоГеоргиевском храме, мы собрались в церковное братство, название которому дали «Фиваида». В нашем обществе были не только люди одинокие, свободные от семейных уз и обязанностей, но и прихожане, которые в силу семейных обстоятельств не могли принять монашеские обеты в полной мере. Тогда мы начали с малого. Каждый день все у себя дома заводили будильник на 2 часа ночи и в течение часа совершали Иисусову молитву.  

Кроме этого, после каждой воскресной литургии, собравшись в трапезной, мы немного говорили о молитве и духовной жизни. Тогда я написал небольшой устав нашего братства, где были обозначены цели и средства к духовной жизни. Случилось так, что я показал устав нашим прихожанкам, благочестивым девам – родным сестрам. Хотелось заразить их духом подвижничества в надежде, что они примкнут к нашей духовной семье. Но, прочитав мои листки, они неожиданно для меня ответили: «А для чего это нужно, зачем общество? Разве мы не можем молиться сами по себе, что, кстати, мы и делаем. Трудиться, делать добрые дела, сохранять себя в девстве, посещать богослужения, исповедоваться, причащаться?» 

Тогда вопрос повис в воздухе. Наверное, от неожиданности я просто смутился и ничего не ответил. Прошло несколько лет, наша община переросла в женский Иверский монастырь. Хороший монастырь с добрыми, скромными, послушными сестрами, которые радуют меня и всех, кто соприкасается с нашим монастырем. Радуют духом любви, простоты и скромности. Виден результат, о котором мы мечтали в самом начале.  

И вот сегодня возвращаюсь к тому вопросу: «А для чего нужно собираться в монастырь?» Что в нём есть того, чего мы не можем исполнить дома сами по себе? Безусловно, всё можно и вне монастыря: молиться, посещать богослужения, делать добрые дела, исповедоваться, причащаться... Всё, кроме одного: монастырь даёт уникальную возможность делать это не по своей воле. И это самое драгоценное в монастыре. Через таинство послушания всё начинает переходить в совершенно другое качество: и молитва, и доброделание, и вся аскеза. 

Находясь в паломнической поездке в Аризоне у старца Ефрема, я познакомился с русской паломницей Н., которая поведала мне грустную историю своей духовной судьбы. Она прожила в России в женском монастыре 8 лет! И оставила его из-за того, что надорвала своё физическое, а, главное, духовное здоровье. Мне было очень жаль этого молодого инвалида.  

Виновата ли она? Не знаю. Но точно знаю, что суть этого подвига послушания нужно, во-первых, разъяснить так, чтобы послушник загорался желанием творить послушание, понимая, какие сокровища оно даёт. И вовторых, нужно дать средства к этому деланию. Нельзя, категорически нельзя лишь говорить послушнику: «Смиряйся», – и всё. Он сломается, надорвётся, и вы будете за это в ответе. 

Сейчас я снова в Аризоне, и у меня возникло желание поделиться своими мыслями с моими дорогими сестрами – монахинями Иверского монастыря и со всеми теми, кому интересна эта драгоценная тема послушания. 

Чтобы понять, насколько серьёзна эта тема, обращаю внимание на то, что нас в лице прародителей Адама и Евы поссорило с Богом. Преслушание. Преслушание, через которое в нашу жизнь вошло столько скорби и боли. Мы потеряли дружбу с Богом. Потеряли тогда, и делаем это до сих пор. Ведь Он попросил: «Не делай так». А мы делаем по-своему, и между нами возникло противоречие. 

Всю жизнь нас преследуют противоречия: в отношениях с Богом, с родными и близкими, с посторонними, которые проходят через нашу жизнь. Противоречия, противоречия, противоречия – бесконечной чередой! Это нас угнетает, надрывает, ломает. Наша жизнь становится невыносимой. Иногда кажется, что лучше бы и не жил. Представляете, как обесценивается драгоценный дар жизни. Дар, который может стать сокровищем, радостью, счастьем, а он наполняется сплошным мраком, тяготой, невыносимостью.   

Очень хочу снова стать счастливым, вернуть радость жизни. И именно поэтому буду делать всё, что в моих силах, чтобы остановить противоречия. 

Сначала хотя бы сократить их. Для этого начну утеснять свою самость, своё мнение, которое постоянно конфликтует с мнением других, доставляя мне духовный дискомфорт, внутреннюю войну.    

В этой войне не бывает победителей – это очень важный момент, который нам нужно понять. Даже если мы окажемся правы, всё равно нам придётся, доказывая свою правоту, пережить конфликт, драму, которая лишит внутреннего мира. Не случайно говорят, что самое лучшее сражение то, которое не начиналось. 

Высочайшим рецептом счастья Господь называет любовь к врагам. Это и есть рай не в географическом, пространственном понимании, а в фактическом. Это когда мы переживаем райское состояние счастья из-за отсутствия внутреннего конфликта, вместо которого нас наполняют мир и любовь ко всем, даже врагам. И пусть они по своему качеству остались врагами, это их проблема, нам это зачем? Надо беречь своё, то, что у нас внутри. И беречь любой ценой, ведь слишком оно дорого и драгоценно, чтобы вот так просто потерять.  

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся (Мф. 5, 6), – говорит Слово Божие. Каждый насытится той правдой, которую ищет. Правда Божия отличается от правды человеческой тем, что земная правда существует как факт, а небесная – всегда как результат. То есть если мы говорим правду как факт и через это имеем ссору, конфликт, наша правда имеет плохой результат, она становится неправдой, бедой, скорбью. 

По земным меркам распятие Господа было большой неправдой. Он был невиновен. Он был Свят. Он был Бог, за что Его на крест? Это несправедливо, противозаконно по нашим человеческим  меркам. А каков был результат? Эта страшная неправда, несправедливость оказалась самым святым результатом. Господь взял на Себя нашу человеческую плоть, плоть пораженную, и совершил с ней действие, кардинально противоположное эгоизму. Он позволил несправедливо распять Себя и, более того, он возлюбил распинателей, воскликнув в предсмертной молитве: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23, 34). Он не прекратил внешнего конфликта, он остановил его внутри Себя. 

Он совершил преображение внутри Своего человечества, остановил конфликт, войну, скорбь, которую несло человеческое психофизическое тело пять с половиной тысяч лет. Господь наполнил Своё человечество раем. И предложил то же самое нам, грешным. 

Но путь туда идёт через крест. Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16, 24). Преодоление своего Я – это крест тяжелейший, это пот и кровь, и никак иначе, но зато каков результат – рай! 

Когда Господь сказал Своим ученикам: Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе (Мк. 9, 1). Тогда апостолы думали, что пришествие Господа совершится уже в 1 веке. Но Христос говорил о личном переживании Царствия Небесного в Духе Святом уже в этой жизни. То есть Царствие Небесное можно предвкушать уже здесь, на земле. Так же и состояние ада можно переживать еще в теле. 

Заповедь о любви к врагам, о прощении,  смирении – это не заповеди запрещения, это рецепты твоего счастья. Насколько более счастлив на земле человек с добрым, мирным нравом, не помнящим долго зла! И, напротив, как тяжело жить человеку скандальному, противоречивому, злому! Он и другим портит жизнь, но и сам глубоко несчастлив. 

Есть такое выражение «праведный гнев». Хочу сказать: праведный он или нет, гнев не может доставлять человеку радость, он приносит дискомфорт душе. Дискомфорт даже мягко сказано. Поэтому повторяю ещё раз очень важную вещь: мы творим послушание не ради порядка в монастыре, а ради личного счастья. Мы уходим от конфликта, противоречия, даже когда мы теоретически правы. Мир дороже, мир – как результат. 

Сейчас очень грустно слышать иронию на место из Древнего патерика, где отцы заставляли сажать вверх корешками саженцы. Ирония происходит из-за непонимания сути дела. Отцы учили, что главная суть монашеского делания – это не постройка келий и даже храмов, не сады и огороды, не всё остальное внешнее и даже не устав. Главным является преодоление противоречий в общежитии между братией, с самим собой и, главное, с духовником. Если мы не преодолеем конфликтов, которые рождаются от недоверия, рассуждения о братиях и духовнике, у нас ничего не получится. Мы можем построить многое, вырастить урожай, украсить монастырь, но в духовном ничего не получится, если мы внешнее будем предпочитать внутреннему. Оценка внутреннего состояния очень простая – будете ли вы радостны или наоборот. 

Я оцениваю духовное состояние сестёр именно так: в добром ли они состоянии духа, не унылы ли, не сконфужены? Если сестра не научилась отсекать свою волю, её воля будет постоянно конфликтовать с другими, даже с духовником, которого она может любить как отца, но иногда сердиться на него, и если вовремя это не лечить, может и возненавидеть. 

Такой результат может происходить, если сестра начнёт оценивать духовника, его действия, распоряжения. Он, как человек, может быть и неправ. Это естественно. Но, рассуждая о нём и (что ещё хуже) осуждая, ты входишь с ним в противоречие. Возникает конфликт, и начинается ад. 

Сейчас стали часто говорить, что ввиду отсутствия духоносных старцев полное послушание невозможно, вследствие чего нужно жить по рассуждению. Сразу хочу остановиться на двух моментах. Если полное послушание невозможно, то в какой мере оно всё-таки возможно? Тут мы или стремимся к идеалу хоть в какой-то мере, или отвергаем его совершенно. 

И, второе (что очень важно): если ты никому не можешь довериться в послушании, тебе все-таки придется быть в таковом у самого себя. А как иначе? Духовник может ошибаться, и ты можешь ошибаться, вы оба люди. Но, оставаясь на своей воле, ты лишаешься таинства послушания, которое может исцелить твой первородный эгоизм. Эгоизм, следствием которого и являются все конфликты и несчастья человека. Через это –  ссора с Богом, духовником, братьями и сестрами... Поверьте мне, причины всегда найдутся. Очень объективные, правильные, но результат будет грустным. 

Я не рассматриваю крайние случаи из ряда вон, когда духовник может провоцировать ересь, раскол, блуд. Эти ситуации понятны, но даже в таком случае лучше, посоветовавшись с кем-то, тихо уйти, чем продолжать постоянно осуждать его. 

Очень важный вопрос: послушание возможно только совершенному старцу или же эти отношения могут быть и с человеком, не достигшим меры совершенства, но искренне верующим, скромным, порядочным христианином? Ещё раз напоминаю: ведь и ты не совершенен. Ты скажешь: «Но ведь это моё личное спасение…» А в чём твоё спасение, чего ты хочешь достичь? От чего избавиться? 

От самости. В том-то и смысл. Чтобы избавиться от самости, её нужно преодолеть, утеснив, смирив, подчинив. Это нужно сделать, потому что это как раз та змея, которая грызёт твоё сердце, делая ему больно. Убей её, наступи ей на главу. 

Земное дает мир внешний, который очень зыбок, ненадежен. А Бог даст мир внутренний, дорога к которому идёт через крест преодоления, смирения себя. Это драгоценная наука послушания, которая в первую очередь нужна тебе самому, это путь в рай твоего сердца. 

Силуан Афонский, вкусив сладких плодов послушания, искал средства к оному не только в отношениях с игуменом, духовником монастыря, он старался оказывать послушание любому, потому что видел опытно, реально, что он этим приобретает. Не случайно конечным итогом его духовной жизни была любовь ко всему человечеству. 

Каждый из нас переживал любовь к отдельным людям: родителям, детям, друзьям. Мы знаем, какое это сладкое чувство. Представляете, какую сладость переживал святой в любви ко всему миру?! И сладость, и боль, потому что любовь предполагает переживание за любимого. 

Не бойтесь боли, не паникуйте перед искушениями, оставайтесь мягкими, смиренными, не вставайте жесткой стеной на их пути, пропускайте их мимо себя, делая свое дело: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Может быть, это самое главное в нашей скоропреходящей жизни.

Послушание выше поста и молитвы


Мне хочется поговорить о послушании. О, какое это чудо, какое таинство, но хочется говорить об этом более глубоко, чем просто об исполнении поручений начальствующих. Дело не только в том, сделал ты или не сделал, а в том, как сделал, как внутренне об этом говоришь. 

Несут два послушника бревно. Один включает добрый помысел: конечно, это бревно там не нужно, но я несу потому, что это послушание, так велел игумен, я должен подчиняться, иначе – грех. Другой послушник несет и не позволяет себе говорить ничего, только «Господи Иисусе Христе помилуй мя» и все. Так вот, тот первый, хоть и с добрым помыслом, но всё же в опасном положении, вследствие того, что ум и сердце не всегда заодно. Ум говорит: нужно слушаться, а сердце трогает неприязнь к игумену, и ничего не поделаешь, сердцу не прикажешь. 

Послушник добрым помыслом спровоцировал неприязнь к игумену потому, что неопытный. Опытный вообще не позволял помыслов в сторону игумена, ни добрых, ни плохих. Он держал свой ум привязанным, привязанным ко Христу, а там где Христос, там чисто. 

Многие святые отцы ставили послушание выше поста и молитвы. Так оно и есть, потому что молитва без послушания невозможна. Настоящее послушание, духовное, глубокое, делает ум несложным, непротиворечивым, неспорливым. Такой ум может чисто стоять перед Богом. 

К смирению нужно и доверие (О послушании) 

Почему не получается послушание у вас? Почему все время на исповеди каемся и то же самое делаем? Послушание возможно только тогда, когда есть доверие, а не только смирение. Одного смирения не достаточно для послушания. В чем смысл, что я хочу вам объяснить, пожалуйста, попытайтесь уловить. Почему для послушания нужно и смирение, и доверие? Одного смирения недостаточно. Потому что, если вы слушаетесь только через смирение, вы говорите: «Да, духовник, не прав, но я смиряюсь, и поэтому творю послушание». Это послушание не приносит вам плода, вы все равно будете кувыркаться, у вас все равно будет одно и то же от исповеди к исповеди, от ссоры к ссоре, от скандала к скандалу. Будет одно и то же, если вы считаете себя правыми, а слушаетесь только из смирения, потому что Бог велел вам смиряться. Не получится, постоянно будете соскакивать. К смирению нужно еще иметь доверие. Если ты доверяешь, то ты доверяешь, если нет – то все это пустое, у вас не получится. Если вы слушаетесь: «Ну да, игуменья сейчас чудит, но я смирюсь…» – это уже бесовское смирение, это не духовное смирение. «Духовник сейчас не прав, я же лучше понимаю, он не прав, но я смиряюсь, иду на исповедь и говорю: «Простите, я согрешила против вас», – а сама я ухожу с тем, что смириться – смирилась, а правоту свою уношу с собой», и поэтому ничего не получается, как воду в решете – туда-сюда, туда-сюда.

Эта правота – бесовская правота, избави Бог нас от нее, потому что потуги будут, а результата не будет, будут старания, а результата не будет, будут исповеди, а результата не будет. Каждая исповедь – одно и то же, одно и то же. Если вы на исповедь еще подходите, чтобы меня в чем-то убедить, – не надо меня убеждать. Пожалуйста, как хотите. Вот сейчас сестра N ко мне подошла и убедила меня, что ей надо ехать в Москву, потому что она два года не видела свою внучку, детей. Она убедила меня. Она не подошла и не спросила меня, а как я считаю. Ей мнение мое не нужно было, ей нужно было благословение. «Я соскучилась по родным». Ты, когда постригалась в монашество, понимала, куда ты идешь? Ладно, пожалуйста, езжайте… Сколько? Три дня, десять дней? А можно больше? Пожалуйста, езжайте. Хотите на полгода. Это ваша беда, не моя. Одна небольшая деталь потянула за собой другую сестру: «А я тоже не видела свою семью…» Цепная реакция пошла к другим: «Они двое не видели, а я тоже не видела». Если бы сестра подошла и спросила: «Батюшка, а как вы считаете, полезно мне было бы тоже съездить?», но она не спросила, она сказала: «А что, эта едет, а я тоже хочу, я тоже поеду, я старая, мне нужно умирать, мне нужно поехать и примириться». А вот, как духовник, я вам скажу, что сразу увидел ситуацию наперед. Как вы приезжаете примиряться к своей неверующей снохе, к своему сыну? Вы начинаете говорить на какие-то духовные темы, на темы примирения; эти темы зацепляют за собой все темы, за что вы просите примирения, что между вами было, и вы приезжаете, не примирившись, а разбившись вдребезги через эту поездку, через это примирение. Это бес вам про примирение говорит. Примиряться нужно было перед постригом. Собралась в монашество? Пошла, раздала имущество, попросила у всех прощения и пошла на постриг, как на смерть. Сейчас говорит: «Я могу со дня на день умереть, сейчас же отпустите меня в Москву». Ты хочешь в поезде помереть или в Москве на вокзале где-нибудь? Если ты собираешься помирать – помирай по-монашески, в монастыре помирай. А дети и внуки – молитву твори за них, это все, что ты можешь, ты уже умерла давно для них.

Каждый день: «А можно мне позвонить? А можно мне позвонить?» Иногда даже еще не знают причины позвонить, просто очень захотелось, начинаешь спрашивать – и тут только начинают придумывать причину. Причина начинает подкладываться под то, что хочется. Вам не человек нужен, которому вы звоните, вам общение нужно, поговорить, пообщаться. А можно туда позвонить? А можно туда съездить? А можно внуков понянчить? Да пусть приедут сюда, мы же не против, пусть приезжают. Самое главное, что цепная реакция начинается. Даже не относительно этого, одному разреши в связи с болезнью в келью носить суп – сразу другая закашляла: «Батюшка, что-то плохо себя чувствую, можно мне суп в келью?» Сразу бесы в горле запершат. Вы не подходите и не спрашиваете мое мнение, вы подходите и спрашиваете по факту благословения на ваши вопросы, которые вы уже решили. Зачем? Иди, пожалуйста. Можно я выйду с монастыря? У нас не такой монастырь, в котором мы будем держать. А как мы можем удержать? Если человек хочет уйти, – он все равно уйдет.

На все, о чем вы упрашиваете меня, в конце концов, конечно, я скажу: пожалуйста, как хотите, но это не благословение, это ваша воля, которую просто вы выпросили. На исповедь пришли каяться, и начинают убеждать меня, что я не понял, что не правильно понял, что все по-другому, и надо благословить, как она говорит. Не я же пришел к тебе исповедоваться? Ты же ко мне пришла исповедоваться. Исповедоваться или убеждать меня в своей правоте? Я, в конце концов, тоже скажу: «Ну ладно, пусть будет так, хочешь так – пусть будет так». – «Да нет, вы не поняли, вы послушайте, понимаете…» А зачем духовник, которому вы не доверяете? Перед которым вы смиряетесь, но которому вы не доверяете? Я смиряюсь, потому что нужно смиряться, потому что он духовник, а доверять… Я же понимаю, что он тоже человек, он тоже что-то не понимает, грешит, часто тут не бывает, не знает наших дел, а мы-то знаем… Живите сами тогда.

Я раньше не понимал, молодой был, как прп. Сергий Радонежский мог допустить такую слабость – ночью уйти из монастыря. Это не слабость была, а просто констатация факта – он там перестал быть нужным, он собрался и ушел в другое место и основал другой монастырь, потом братья пришли за ним. Если духовник нужен только как обслуживатель ваш, то не нужен такой духовник. А если духовник нужен как духовник, то вы слушайте тогда, а не просто смиряйтесь, это не хорошее духовничество, не хорошее послушание, когда вы приходите на исповедь и мужественно смиряетесь: «Я смиряюсь, я согрешила против вас, роптала», а суть-то не изменилась ни в чем, ты как считала себя правой, ты так и ушла со своей правотой. Ты просто попросила прощения фактически, юридически, потому что нужно. А потом удивляются, что же ничего не происходит, все как было, так и есть, от исповеди к исповеди, одно и то же. Потому что ты ушла со своей правотой, и опять придешь со своей правотой. «Простите меня, я согрешила». Ты согрешила не тем, что исполнила, а тем, что согласилась, за этим идет действие. Ты согласилась, что «он не прав, а я, конечно, права, но я же смиренная, я приду и поисповедуюсь, но все-таки он не прав». Это я говорю не с обидой, я мог бы промолчать и все. Это я говорю, чтобы вы увидели – в чем камешек, через который вы спотыкаетесь все время. Один и тот же камень. Лежат посреди монастыря грабли, ходят все в шишках, и будут ходить через эти грабли, и ни у кого ума не хватает убрать эти грабли с дороги. Нет, будем биться, биться, биться и все равно на эти грабли наступать.

Вы поняли суть, о чем я вам говорил? Не смирение, а доверие. С доверия начинается. Нельзя перед Богом даже смириться, не доверив Ему. Почему у нас с Богом возникают конфликты? Конечно, мы понимаем, кто мы и кто Он, мы должны смиряться. Но мы не доверяем Ему, мы думаем, что опять Он ошибся. Даже Богу говорим: «Ну вот, я же знала, что так, Господи, а Ты ошибся». Ты знаешь на этот отрезок времени, ты не видишь, куда Бог смотрит, гораздо дальше. И сегодня тебе показалось, что Бог ошибся, а ты была права, но проходит время, двадцать лет, и думаешь: «Господи, помилуй, зачем мне эта правота нужна была».

«Не ставьте высокие планки духовнику, игуменье, благочинному, священнику»

Есть еще один важный момент. Не ставьте высокие планки духовнику, игуменье, благочинному, священнику. Ставя им высокие планки, вы заранее предполагаете, что человек не выполнит ваших идеальных требований. Вы должны понимать, что у вас будет конфликт со священником, потому что он вас разочарует. Иногда люди чуть ли не в обморок падают перед батюшкой: он для них либо Амвросий Оптинский, либо Иоанн Кронштадтский. А если он не потянул… У меня была анекдотическая ситуация в храме на Васнецова. Ко мне одна прихожанка подбегает и говорит: «Отец Сергий, представляете, я к отцу N три года ходила, а он оказался непрозорливым». Но тут не отец N виноват. Виновата эта женщина, которая хотела от него слишком многого. Ну и, конечно, разочаровалась. Мы ставим завышенные планки, хотим, чтобы священник был как Василий Великий, никак не меньше. Но сейчас таких нет, да и во времена Василия Великого таких были единицы. Послушание возможно не только святому, послушание возможно и не святому. И можно выстроить с ним отношения, и через это самому стать святым. Ефрем Катунакский имел духовником не святого старца. Иосиф Исихаст сказал ему: «Терпи до конца. Он умрет — ты станешь святым». Так и случилось. В таинстве послушания важно твое отношение к духовному отцу, и ты через послушание обыкновенному, не святому старцу можешь стать святым. И наоборот, если вы ставите цель найти идеального духовника, вы заранее свое послушание хороните. Не будет такого, это фантазии. Не он должен соответствовать вам, а вы должны соответствовать ему. Иначе вы постоянно будете разочарованы им, находиться в конфликте с ним. Из-за этого у вас не будет молитвы.

«Свое мнение это змея, которая сидит у тебя в сердце»

И еще одна важная деталь: если у тебя есть свое мнение, то духовник никак не может тебя спасти, потому что у тебя все время твое мнение противоречит тому, что говорит духовник. Свое мнение – это очень грустная ситуация, когда человек употребляет усилия, но не достигает результата. Иногда даже употребляет огромные усилия и имеет отрицательный результат. Жалко, впустую все. Почему духовнику трудно скорректировать? Потому что его не слышат. Спрашивают, духовник начинает говорить, а его не слышат, ему пытаются объяснить, он пытается что-то сказать, а спрашивающий начинает спорить и доказывать свое. Тогда в какой-то момент духовник замолкает и говорит: «Ну, как хотите». Каждому стоит задать вопрос самому себе: а как вы хотите? Хотите в духовной теме жить как светские люди? Так у вас и результат будет светский. Жалко, что вы потратите время впустую, все-таки все равно каждый несет труд, но этот труд пустой будет. Жалко впустую трудиться, без результата или, наоборот, – с отрицательным результатом. 

Пусть твое послушание будет каждый день сметать пыль с Гроба Господня – это тебя не спасет, а может быть, наоборот, это станет твоим осуждением, что ты был каждый день при такой святыне и имел такой результат. В один и тот же день можно иметь пасху, а можно иметь и ад, к чему ты сам идешь, к чему предрасположен. Свое мнение – это змея, которая сидит у тебя в сердце. Не нужно быть в иллюзиях. Фантазеры, которые живут в каких-то сказках, сильно ушибаются, и наоборот, когда человек прошел огонь и воду, и медные трубы – его спасение, его отношения со Христом бывают очень твердые. 

Проповедь об отношениях с духовником

Вот сейчас мы читали акафист «Слава Богу за все» и, по большому счету, благодарили Бога не только за минуты радости, но за все. Как и в произведении Серафима Вырицкого «От меня это было». То есть мы должны понимать, что всё посылается Богом. Не только счастье, не только радость, не только комфорт, не только уют. Вот это очень важный момент духовной жизни, необходимо, чтобы вы уловили его, почувствовали. Если бы люди были благодарны Богу только за минуты радости, то не было бы бескорыстия, доверия в наших отношениях.

Бог посылает не только радости, но и скорби, как любящий отец. Бог-Любовь часто как бы по-земному сердится на нас. Потому что Он любит нас и печалится о нас.

Но сколько людей на свете любят Бога Таким, Какой Он есть в наших отношениях с Ним: когда мы Его не понимаем, когда Он, как нам кажется, доставляет дискомфорт, даже раздражение? Это не значит, что Бог сердитый или злой. Он вообще совершенный, и Ему не присущи в Его совершенстве ни радость, ни сердитость, потому что Он всегда выше состояния довольства. Но Он входит в эти отношения именно ради нас, потому что мы находимся во времени. И Он к нам сходит в эти отношения, чтобы нас вырастить до Своего совершенства.

Вот эти отношения с Богом очень сильно напоминают отношения духовника с пасомым. Если чадо любит духовника только, допустим, за его доброту и не любит в минуты замечаний, укоров, встряски, то, значит, это чадо не любит духовника, а любит самого себя. Духовника же любит только потому, что тот ему доставляет покой и комфорт. Это очень важные отношения, если вы их не поймете, ничего не получится.

Недавно я так расстроился: одна сестра мне сказала, что ей в минуты скорби нужно найти кого-то, с кем бы поделиться, душу свою кому-то раскрыть. Я в тот момент подумал, что у нас не состоялись отношения, потому что она не пытается открыть душу мне, а ищет кого-то. А если отношения не состоятся, то ничего не совершится. Как Господь говорит, что если вы не любите даже того, кого видите, то как будете любить Меня, когда не видите? Правильно Он говорит: если мы не можем отношения между собой выстроить здесь, в земном разрезе, то как мы их с Богом будем выстраивать? Потому что, по большому счету, и Он же с нами часто бывает в тех отношениях, когда мы на Него сердимся даже, говорим: «Господи, я Тебя не понимаю. Господи, а за что? А почему?» Такие слова мы часто Богу задаем в своем несовершенстве.

Очень похожи наши отношения с духовником и со Христом. Они строятся даже не через слово. Вот сейчас, когда мы пели на молебне, я в какой-то момент перестал рукой махать. Почему? Вспоминаю монахиню Тамару из Оренбурга. Она переехала из украинского монастыря, была регентом с довоенного времени. Мне довелось наблюдать, как она регентовала: никогда не дирижировала рукой, но все пели слаженно. В монастырском хоре регент вообще не машет руками, он поёт ведущим голосом, а все остальные под него голоса выстраивают. В приходском же хоре иногда возникает проблема с появлением профессиональных музыкантов. Хоровики всегда лучше встраиваются в церковный хор, потому что у них есть навык коллективного пения. А другие всегда солируют, и с ними очень трудно. Монастырский хор может петь под ведущий голос, но нужно хорошее чутьё, чтобы не вылезти где-то, а идти всегда вторым.

Почему я сейчас на примере клироса вам объясняю? Точно так же происходит в духовной жизни. Духовника нужно не слышать, а чувствовать. И это происходит даже не через слова. Многие духовники могли даже почти не разговаривать со своим учеником. К преподобному Пимену Великому пришел ученик, спрашивает: «Что мне делать?». Старец ему отвечает: «Ничего не делай. То, что я делаю, то и ты делай». Когда, живя вместе, занимаешь второй номер (старец первый, а ты второй), начинаешь лучше слышать ведущий голос. Пока ты не на втором месте, не сможешь услышать, потому что твоё равенство будет мешать. А когда ты второй, – постоянно прислушиваешься. Нужно слышать духовника даже без слов.

Некоторые иногда возмущаются: почему мало говорите? Да если на уровне духа мы друг друга не чувствуем, то бесполезно даже говорить, вы и слова моего не услышите. Тут духовное чутьё нужно, духовная деликатность требуется. Духовное чутьё мне иногда помогает: служу в храме, и когда служба затягивается или нестройно идет, спиной чувствую, как людям тяжело. Это ощущается. Духовной деликатности у меня, наверное, нет, а вот у праведных людей, когда они чувствуют, что обижают человека не то что словом, а даже без слов, они чётко воспринимают.

Духовная деликатность, воспитанность нам с вами просто необходимы. Вот, к примеру, вы, матушка, сейчас постоянно с телефоном бегали. Нужно чувствовать, что молебен идёт, должно быть неудобно, понимаете? Вот я сейчас на трапезе, мне позвонили из Оренбурга, я мог ответить, но мне неловко было перед матушкой, что она читает, а я буду по телефону разговаривать. Я решил после трапезы перезвонить и отключил. А вы ходите по храму и говорите по телефону. Конечно, вы это не сознательно делаете, просто не чувствуете этого. Нужно чувствовать. И если вы не почувствуете, не поймете, на чём строятся отношения, у вас никогда не будет духовника, нигде. Вы перейдёте в другой монастырь, найдёте даже святого, а у вас всё равно будут претензии даже к нему. И с Богом не будет отношений, потому что Бог не только конфетки раздаёт. Он где-то шлёпнет, иногда нам кажется, что Он повернулся к нам спиной, вообще отвернулся от нас. Мы молимся, а Он нас не слышит, и мы думаем, что Он равнодушен к нам, что Он черствый, нелюбящий. И в эти минуты мы тоже можем на Бога обидеться.

Надо учиться выстраивать отношения не из-за чего-то, а просто так, не из-за комфорта, не из-за добрых слов, а просто потому, что эти отношения нужны. По большому счету, если бы духовники где-то по-человечески не ворчали на своих чад, где-то бы не наказывали, то их духовные чада находились бы в иллюзии. Они просто были бы в облаке их любви, но не получали бы необходимого. Есть такое выражение: «Свят, но не искусен». Кто не прошел искушение, тот не искусен. Кому-то Бог дал состояние духовное, может быть, от рождения, от свойств характера, от обстоятельств, и вот он как бы находится в этой области святости. И нрав у него тихий, кроткий, спокойный с детства, и сердце доброе и послушное. Это действительно святые люди, но святые отцы говорят, что советоваться лучше не с ними, потому что у них нет опыта преодоления препятствий, преодоления искушений.

И вот, коль по поводу мобильника завели речь, давайте, матушка, отказывайтесь от него. Если нужно позвонить, подойдите на вахту. А вот так, чтобы каждый день на телефон деньги класть, – это неправильно. Наверное, надо вырастать из этого. Не нужно, чтобы у каждого был телефон. Это не по-монашески. Кстати, когда Патриарх Кирилл на Афон приехал и увидел у некоторых монахов сотовые телефоны, он был очень смущён. Ведь, казалось бы, Афон должен быть примером, а там монахи с телефонами.

Отец Рафаил рассказывал, что на Афоне этих телефонов в море, наверное, тысяча лежит. Потому что они как змеи заползают в кельи, монахи их принимают, а через месяц они понимают, что попали в рабство и выбрасывают телефоны в море. А затем какой-нибудь добрый паломник опять привозит мобильник. Вроде бы, добрый паломник, но через него «змея» заползает, через доброго. И опять монаху искушение, и вновь в море летит этот телефон. Понимаю, что иногда необходимо позвонить. И у вас есть вариант: подойдите на вахту. Это поможет не зависать на телефонах, а уже взвешивать, действительно ли вам нужно позвонить или просто вас помыслы искушают, что нужно кому-то позвонить. Иногда лучше, если ты кого-то не найдешь, с телефоном больше беды.

Иногда я так смущаюсь: священники мирские на исповеди говорят, как их искушает Интернет, на какие сайты они попадают и что не могут сразу отказаться от этого. Просто срам бывает. Что делать? Нужно отказаться и никогда не заходить туда.

В общем, надо понимать: если вы надеетесь, что в монастыре будут какие-то идеальные отношения и все друг друга целуют, любят, это значит – вы уже в прелести. Вы планируете так идти, но у вас не получится, вы споткнетесь, и у вас будет большая беда. Искушения нужно предполагать, но в то же время запомните слова Господа: Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят (Лк. 17, 1). То есть надо быть готовым к искушениям от близких, но сам не оправдывай себя и этим не искушай никого, потому что ты будешь судим за это. В монастыре Господь помогает смирить свою гордыню, а смирить её можно, только пройдя науку. Нельзя по книжке научиться смирению. Это неправда, фантастика какая-то. Смирению можно научиться только опытным путём, претерпевая, переживая искушения. 

О доверии к воле духовного отца

Дорогие мои, любимые сёстры, нынешние и будущие.

Я всем сердцем желаю блага и духовного процветания нашему родному монастырю и счастья во Христе каждой из вас.

Монашество должно быть большой радостью — и никак иначе. Если вы будете несчастны в стенах родной обители, это значит, что у вас что-то неблагополучно в духовной жизни. Скорби могут и должны быть, они могут приносить боль, переутомление, но ни в коем случае не несчастье.

Христиане и в искушениях должны быть счастливы, поскольку ничто не может разлучить их с Христом, то есть ничто внешнее, кроме их сознательных грехов, которые они творят по своей свободной воле. Вот здесь и несчастье, и скорбь.

Чтобы быть счастливыми и радостными в монастыре, нужно соблюдать правила духовной жизни, нарушая которые, вы теряете Христа как источник радости и всякого блага.

И никто, кроме вас самих, в этом не виноват.

Если вы говорите, что любите Христа, если это искренне, тогда слушайтесь Его, не огорчайте Его, не обманывайте. Если вы говорите, что любите меня как духовного отца, тогда, пожалуйста, слушайтесь меня, проявляйте уважение к тому, что я говорю и о чем прошу. Вы ведь уже испытали меня, что я не лукавлю перед вами, не обманываю вас. И не только испытали, но и сделали земной поклон перед постригом в знак отсечения своей воли и доверия к моей воле, воле вашего духовного отца. Тогда принимайте мою волю искренне, в простоте сердца, уже без испытаний и роптаний.

Воля Бога, согласующаяся с опытом святых отцов, говорит о том, что в женском монастыре над всеми стоит игуменья, геронтисса монастыря, а сестры берут у нее благословение и ей открывают свои помыслы.

Так со временем должно быть и у нас. Я говорю «со временем», потому что матушке Ксении нужно ещё возрасти в эту меру, да и вам тоже. Но чтобы возрасти, нужно, наконец, вступить на этот путь, не откладывая на завтра, иначе вы потеряете драгоценное время. Если вы однажды доверились мне, как своему духовному отцу, то должны принять искренне, без лукавства мою волю относительно матушки Ксении.

Когда-то моя воля совпала с волей архиерея, и мы определили ей быть старшей в нашем монастыре. Вам нужно это понять и принять раз и навсегда — как духовный закон, обсуждать который грешно и непорядочно перед нами.

Чем быстрее и искреннее вы примете это благословение, тем меньше скорбей будете иметь. Меньше скорбей и больше счастья и радости. Если кто-то не принимает матушку, то тем самым не принимает и меня, и моего благословения.

Если лукавый вам будет шептать, что она не совершенна, — ну, так и я не совершенен, и архиерей. Но ведь и вы не совершенны. Так лучше быть в послушании у несовершенного, но поставленного Богом, чем у себя самого, гордого и непослушного.

Своеволие — это самое страшное в монастыре. Я не разделяю понятия «худоволие» (творение плохого) и «доброволие» (творение якобы доброго). Если вы это делаете без благословения, то всё это — своеволие. И это очень и очень плохо.

Пожалуйста, будьте послушными до мелочей, не обсуждайте данные вам благословения, а тем более, избави Бог, не осуждайте их. Делайте всё по любви, без роптания и рассуждения — и это будет вашим счастьем.

Строптивому народу Господь даёт строгого руководителя, доброму — доброго.

Если вам покажется, что матушка с вами строга, подумайте, может быть, вы сами это заслужили. Смиритесь — и вам станет значительно легче.

Никто не приходит в монашество за худым, но все приходят с желанием хорошего. Худое бывает от неправильного поведения, от нарушения духовных законов, основой основ которых является послушание по любви. Если вы не воспитаете в себе послушания, то будете глубоко несчастны, и каждый день будет давать вам для этого повод.

И ещё. Своим непослушанием вы будете постоянно огорчать меня — и здесь, и за гробом. А самое главное, вы тем самым будете огорчать и Бога, нашего любимого Христа, и Богородицу.

Я искренне, по-отцовски, желаю вам совершенства. Будьте скромными, послушными, скорыми в послушании, немногословными, не спорливыми, не ворчливыми, нежными, скромными и добрыми, как овечки.

Любите и слушайтесь матушку Ксению больше, чем родную мать. Слушайтесь так, как будто за ней стоит Христос, — и будьте счастливы.

Другого пути для вас нет.