Святитель Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический
После потопа Ноева на Руси из бездны первый вышел Алаун и, привыкнув дремать под водами, не думал спорить высотою с облаками, протянулся лениво не высоким, но зато длинным хребтом от Запада к Востоку. Кто посмотрел бы тогда с облаков (другого места для взора не было), тот подумал бы, что это плавает в океане огромный кит, коего усы и лапы увеличиваются и растут со дня на день.
Гонимые вихрями, быстро сбегали с лица земли волны потопа; в несколько дней уже во все стороны от Алауна показалась земля и суша. Все хотело, выходя из вод, принять какой-либо вид; но ничто не имело еще определенного образа и очертания: ныне вода, а завтра суша; ныне как будто суша, а завтра опять бездна.
Чреватый влагою внутри, палимый солнцем извне, Алаун полил из себя во все стороны реки и ручьи. И теперь их много, а тогда было вдесятеро больше.
Важнее всех прочих детей были две дочери и один сын. Старшая из дочерей называлась Волга, вторая за ней Двина; сыну дал отец имя Днепр.
Посмотрел на всех детей отец, посмотрел в другой и третий раз и, указывая на Волгу, Двину и Днепр, сказал:
– Вот это мои дети! Истые Алауновичи!
– Что же ты нам напророчишь, родитель? – спросили они все трое. – Как нам жить, куда течь и где кончаться?
– Живите, – отвечал Алаун, – как Бог повелит; теките, куда волна повлечет; не бойтесь бурь и ветров, гор и порогов; бойтесь одного – встретиться с морем: где оно, там всем вам конец!
Не долго думали юные! Волга, как старшая, посмотрела на все стороны и потекла на восток, к солнцу, которое тогда было еще светлее и красивее нынешнего.
Скоро сдружились она с озерами и болотами, забрала с собой всю их силу, обтекла колесом всю землю Русскую, пережила всех братьев и сестер, и скончалась от старости: не то море поглотило ее, не то она сама разлилась шириной в море; видно только, что Волга и Каспий – как начало и конец одного и того же.
Двина, не любившая старшей сестры, тотчас обратилась на Запад; подобно ей, всюду искала жениха, и подобно ей прихотливая, не нашла его; Неман ушел от нее влево, Эмбах – вправо; а тут скоро встретилось и море, и поглотило ее со всеми водами, не сказав «здравствуй»! Не течь было к Западу: там не только рекам, а и солнцу конец!
Днепру не из чего было выбирать – приходилось течь на север или на юг. С первого несло холодом, и Словутич понесся на юг. Тут – не то что у Волги и Двины: ни одного озера, ни одного болота; все горы да леса, лески да горки. Видно, что сухая сторона.
Днепр прыгает и играет, играет да поглатывает ручьи и речки. Уже он молодец-молодцом; напоил собой Смоленск, омыл Оршу, окаймил горы Могилевские. Пора бы и по невесту! Но где взять ее? Дубровка мала, Орша слаба; Днепр чуть посмотрел на них, велел течь при себе; а сам течет и думает об ином; уже скучно молодцу одному!
Вдруг, нежданно-нечаянно из песков и топей выходит справа тихая и скромная Березина, почти ровесница по летам и водам. Днепр не видал доселе подобной; Березина не встречалась доселе с равным; слились и потекли вместе. Днепр, как мужчина, клялся в верности до гроба; Березина, как женщина, верила Днепру; а опыт готовил, – и скоро – другое.
На беду Березины, откуда ни возьмись, с левой стороны Сож – полная водами, сильная ростом, землячка Днепру и схожая нравом; Славутич забыл клятву и соединился с Сожью. Вот уже текут теперь втроем. Пора, пора Днепру остепениться: иначе пройдет худая слава по всей земле Русской.
Но вот встречается Припеть – богатая водами не менее самого Днепра. Молодец наш трогается уже не одной любовью, рассчитывает и на выгоды: «Вся фамилия Припети, – думает, – будет принадлежать мне», – и берет ее себе в жены. «Теперь, – думает, – заживу на славу, обойдусь без чужих вод, буду носить на себе целые корабли, особенно весною».
Ан, – вот перед глазами Десна. Что тут делать? Невеста славная и ищет жениха. Днепр к ней; она от него. «Вижу я, – говорит она, – какой ты непостоянный! Но я не такая доверчивая, не обманешь; но чтобы с сих пор не было у тебя новой жены. Я буду последняя, или – не буду и потеку к Дону». Днепр дал обет и соединился с Десною; то было под горами Киевскими.
С тех пор Днепр остепенился; много еще набрал он речек, но все в прислужницы, а не в супруги. Десна смотрела за мужем строго, да и искушений уже не было; настало другое время и другая судьба.
Прежде, куда Днепр ни повернет, везде широко и свободно: пески рассыпаются, леса расступаются. Теперь что-то справа начинает твердеть и упорствовать. Днепр почуял под собой гранит. Вот он высунулся уже и на поверхность. Днепр уклонился влево и течет далее; а гранит за ним и врезывается упорнее. Днепр – все налево, и думает: «Не догнать же ему меня».
Вдруг видит врага не только справа, но и слева: с обеих сторон громады и утесы; выбирать не из чего. Выпрямил и склонил Днепр голову и бросился напролом: пробил скалы и утесы, но весь изломался сам. Не стало силы и крепости; тот же, да не тот. Берега понизились, быстрина исчезла, явились как у старца седины – камыши и плавни.
А зной?.. Что дальше, то сильнее, печет как в печи. Недолго питаться прежним запасом; нового сукурса нет. Местами появляются овраги и ложбины, но все сухие-сухие; воды ни капли.
Видит Днепр, что нехорошо, но продолжает течь, куда – сам не знает. Не воротиться же к Алауну. Слава Богу, что доселе еще нет моря!
Но что-то подозрительно: впереди что-то не дает идти. Днепр ширится и толстеет, но это недобрая толщина, как бывает у стариков перед смертью.
Гонимые вихрями, быстро сбегали с лица земли волны потопа; в несколько дней уже во все стороны от Алауна показалась земля и суша. Все хотело, выходя из вод, принять какой-либо вид; но ничто не имело еще определенного образа и очертания: ныне вода, а завтра суша; ныне как будто суша, а завтра опять бездна.
Чреватый влагою внутри, палимый солнцем извне, Алаун полил из себя во все стороны реки и ручьи. И теперь их много, а тогда было вдесятеро больше.
Важнее всех прочих детей были две дочери и один сын. Старшая из дочерей называлась Волга, вторая за ней Двина; сыну дал отец имя Днепр.
Посмотрел на всех детей отец, посмотрел в другой и третий раз и, указывая на Волгу, Двину и Днепр, сказал:
– Вот это мои дети! Истые Алауновичи!
– Что же ты нам напророчишь, родитель? – спросили они все трое. – Как нам жить, куда течь и где кончаться?
– Живите, – отвечал Алаун, – как Бог повелит; теките, куда волна повлечет; не бойтесь бурь и ветров, гор и порогов; бойтесь одного – встретиться с морем: где оно, там всем вам конец!
Не долго думали юные! Волга, как старшая, посмотрела на все стороны и потекла на восток, к солнцу, которое тогда было еще светлее и красивее нынешнего.
Скоро сдружились она с озерами и болотами, забрала с собой всю их силу, обтекла колесом всю землю Русскую, пережила всех братьев и сестер, и скончалась от старости: не то море поглотило ее, не то она сама разлилась шириной в море; видно только, что Волга и Каспий – как начало и конец одного и того же.
Двина, не любившая старшей сестры, тотчас обратилась на Запад; подобно ей, всюду искала жениха, и подобно ей прихотливая, не нашла его; Неман ушел от нее влево, Эмбах – вправо; а тут скоро встретилось и море, и поглотило ее со всеми водами, не сказав «здравствуй»! Не течь было к Западу: там не только рекам, а и солнцу конец!
Днепру не из чего было выбирать – приходилось течь на север или на юг. С первого несло холодом, и Словутич понесся на юг. Тут – не то что у Волги и Двины: ни одного озера, ни одного болота; все горы да леса, лески да горки. Видно, что сухая сторона.
Днепр прыгает и играет, играет да поглатывает ручьи и речки. Уже он молодец-молодцом; напоил собой Смоленск, омыл Оршу, окаймил горы Могилевские. Пора бы и по невесту! Но где взять ее? Дубровка мала, Орша слаба; Днепр чуть посмотрел на них, велел течь при себе; а сам течет и думает об ином; уже скучно молодцу одному!
Вдруг, нежданно-нечаянно из песков и топей выходит справа тихая и скромная Березина, почти ровесница по летам и водам. Днепр не видал доселе подобной; Березина не встречалась доселе с равным; слились и потекли вместе. Днепр, как мужчина, клялся в верности до гроба; Березина, как женщина, верила Днепру; а опыт готовил, – и скоро – другое.
На беду Березины, откуда ни возьмись, с левой стороны Сож – полная водами, сильная ростом, землячка Днепру и схожая нравом; Славутич забыл клятву и соединился с Сожью. Вот уже текут теперь втроем. Пора, пора Днепру остепениться: иначе пройдет худая слава по всей земле Русской.
Но вот встречается Припеть – богатая водами не менее самого Днепра. Молодец наш трогается уже не одной любовью, рассчитывает и на выгоды: «Вся фамилия Припети, – думает, – будет принадлежать мне», – и берет ее себе в жены. «Теперь, – думает, – заживу на славу, обойдусь без чужих вод, буду носить на себе целые корабли, особенно весною».
Ан, – вот перед глазами Десна. Что тут делать? Невеста славная и ищет жениха. Днепр к ней; она от него. «Вижу я, – говорит она, – какой ты непостоянный! Но я не такая доверчивая, не обманешь; но чтобы с сих пор не было у тебя новой жены. Я буду последняя, или – не буду и потеку к Дону». Днепр дал обет и соединился с Десною; то было под горами Киевскими.
С тех пор Днепр остепенился; много еще набрал он речек, но все в прислужницы, а не в супруги. Десна смотрела за мужем строго, да и искушений уже не было; настало другое время и другая судьба.
Прежде, куда Днепр ни повернет, везде широко и свободно: пески рассыпаются, леса расступаются. Теперь что-то справа начинает твердеть и упорствовать. Днепр почуял под собой гранит. Вот он высунулся уже и на поверхность. Днепр уклонился влево и течет далее; а гранит за ним и врезывается упорнее. Днепр – все налево, и думает: «Не догнать же ему меня».
Вдруг видит врага не только справа, но и слева: с обеих сторон громады и утесы; выбирать не из чего. Выпрямил и склонил Днепр голову и бросился напролом: пробил скалы и утесы, но весь изломался сам. Не стало силы и крепости; тот же, да не тот. Берега понизились, быстрина исчезла, явились как у старца седины – камыши и плавни.
А зной?.. Что дальше, то сильнее, печет как в печи. Недолго питаться прежним запасом; нового сукурса нет. Местами появляются овраги и ложбины, но все сухие-сухие; воды ни капли.
Видит Днепр, что нехорошо, но продолжает течь, куда – сам не знает. Не воротиться же к Алауну. Слава Богу, что доселе еще нет моря!
Но что-то подозрительно: впереди что-то не дает идти. Днепр ширится и толстеет, но это недобрая толщина, как бывает у стариков перед смертью.