Собрано и записано митрополитом Навпактским и Свято-Власиевским Иерофеем (Влахосом) во время поездок в монастырь Святого Иоанна Предтечи в Эссексе, в Англии
«...Чрез жизнь и подвиг в монастыре стяжавается опыт, который позволит затем монаху жить в пустыне. Без сего жизнь в пустыне невозможна. Если монах уйдет в пустыню, мучимый еще помыслом против брата, то сей помысл никогда не оставит его».
«...С начала устроения Церкви и до сего дня так же, как передается священство, передается и монашеская жизнь как жизнь апостольская. Этим даром облагодетельствован и я, хотя и недостоин его. Монашеская жизнь есть жертва, истощание, но поэтому она есть и слава. Когда мы чувствуем, что отрекаемся от мира ради Христа, мы приобщаемся нетварному свету триединого Бога».
«...Молитва монахов поддерживает весь мир. Так происходит потому, что человек создан по образу Божию, проявляется же образ прежде всего в чистой молитве. Такая реализация образа Божия является доказательством успешного сотворения мира. Если человек не молится, он живет потерю смысла своего творения и своего существования как провал».
«...В монашеской жизни боль неизбежна. Опасным было все, что я прошел в своей жизни, ибо, если кто верит, что ему дана благодать Божия, может впасть в прелесть. И со многими так и случилось. Когда же кто живет монашеской жизнью с болью, он может дойти до того, что скажет: «Лучше бы мне было не родиться». Настолько велика его боль. Но боль есть великий дар. Это – привилегия».
«...Один человек спросил у меня совета, стать ли ему монахом. Я ответил ему, что не могу советовать. Он спросил: «Почему Вы мне не советуете? Разве Вы сожалеете о том, что стали монахом?» Я ответил: «Я не сожалею. Но когда к человеку приходит благодать Божия, он сразу уходит из мира в монастырь, и ему не нужны советы».
«...Телесные недуги у монахов отличаются от телесных недугов мирян. Обычно их даже не могут определить врачи. Иногда болезни бывают во благо, ибо помогают духовно».
«...Некоторые люди спрашивали отца Порфирия об образе жизни нашего монастыря. Он ответил: «Он труднее, а значит, и совершеннее». И это действительно так. Мы не желаем нарушать канонов святых отцов, но здесь, в Англии, не может быть иначе. К этому нас обязывают обстоятельства и воля Божия. В других автокефальных Церквах такое невозможно, но нам здесь нельзя жить иначе».
«...На мирском уровне считается остроумием, когда ученик исправляет учителя и спорит с ним. Но на духовном уровне, если послушник противоречит старцу, то это глупость и духовная смерть».
«...В наше время монастыри перестают быть очагами богословия. В них могут жить благочестивые люди, но не богословы. Одно дело – благочестие, другое – богословие».
«...Обычно люди, которые приходят в монастырь, чтобы стать монахами, страдают от многих страстей, и пройдет много лет борьбы, прежде чем они от них исцелятся. Для исцеления недостаточно одной молитвы, необходимо также послушание монаха и терпение духовника. Некоторые монахи обладают сильным телом, и, когда они проявляют непослушание, в них говорят тело и страсти».
«...Обычно игумены, обретя мирскую известность и принимая мирские почести, бывают очень строги и бездушны к монахам. Они совсем не заботятся о них».
«...Когда человека презирают, он становится свободным. Так случается и в монастыре. Когда монаха презирают, он может жить как исихаст. Если же кого-то считают выдающимся, тогда другие монахи осуждают его, и он сам старается, чтобы хорошее мнение о нем не пропало. Таким образом, он сам становится несвободным».
«...Когда я жил на Святой Горе и молодые монахи творили бесчинство, старые монахи говорили: «Хорошо, что не хуже». А мы сейчас говорим: «Хорошо, что хоть так».
«...Настоящее монашество проявляется двояко. С одной стороны – через слезы покаяния и благодатного отчаяния от себя самого, с другой – через самоосуждение. Это две стороны одной монеты. Монах должен плакать и приходить в отчаяние от себя – от того, какой он есть. Так возникает в сердце боль. Сердце уязвляется, и рана порождает память о Боге. По ночам оно ощущает себя как бы пронзенным остриями, а днем оживленно вожделеет Бога. Это состояние естественно подлинным монахам. Так рождается непрестанная молитва. Бывает достаточным всего четверти часа сильной молитвы со слезами и самоосуждением, чтобы ум пребывал с Богом весь день ... Этот принцип отражают слова: «Держи ум свой во аде, и не отчаивайся». Сие делание – претрудное, но в нем – истинное монашество. Это содержание всех гимнов Церкви. В церковных службах мы выражаем наше ничтожество («держи ум свой во аде») и просим милости Божией («и не отчаивайся»). Всякий иной подход к Богу – вне «духа» Православной Церкви и ее аскетической традиции. Обобщение всей нашей жизни выражено в молитве: «Тебе единому согрешихом, но Тебе единому и покланяемся».
«...У того, кого посещает благодать Христова, молитва начинает твориться сама, сердце говорит ее. Он чувствует ее и днем, и ночью. Это особая благодать. Тогда ему нужно оставить мир и уйти в монастырь. А если останется, то скоро потеряет эту благодать. Обычно человек откладывает уход в монастырь, полагая, что и в миру сможет сохранить самодвижущуюся молитву. Но очень скоро она оставит его.
«...В миру легко совершаются многие грехи, ибо там многое побуждает и двигает к греху. Хвала от людей питает гордость, дает некое утешение. В монастыре нет похвал, как нет и утешений, поэтому действенную молитву монаху дает только послушание. У кого нет послушания – тот пропадает, угасает, не имеет молитвы, не имеет жизни.
«...Когда наступает время ухода из монастыря в пустыню, монах получает от Бога великую энергию благодати и ничто не сможет его удержать. Он готов уйти даже через окна монастыря».
«...Молитва монахов поддерживает весь мир. Так происходит потому, что человек создан по образу Божию, проявляется же образ прежде всего в чистой молитве. Такая реализация образа Божия является доказательством успешного сотворения мира. Если человек не молится, он живет потерю смысла своего творения и своего существования как провал».
«...В монашеской жизни боль неизбежна. Опасным было все, что я прошел в своей жизни, ибо, если кто верит, что ему дана благодать Божия, может впасть в прелесть. И со многими так и случилось. Когда же кто живет монашеской жизнью с болью, он может дойти до того, что скажет: «Лучше бы мне было не родиться». Настолько велика его боль. Но боль есть великий дар. Это – привилегия».
«...Один человек спросил у меня совета, стать ли ему монахом. Я ответил ему, что не могу советовать. Он спросил: «Почему Вы мне не советуете? Разве Вы сожалеете о том, что стали монахом?» Я ответил: «Я не сожалею. Но когда к человеку приходит благодать Божия, он сразу уходит из мира в монастырь, и ему не нужны советы».
«...Телесные недуги у монахов отличаются от телесных недугов мирян. Обычно их даже не могут определить врачи. Иногда болезни бывают во благо, ибо помогают духовно».
«...Некоторые люди спрашивали отца Порфирия об образе жизни нашего монастыря. Он ответил: «Он труднее, а значит, и совершеннее». И это действительно так. Мы не желаем нарушать канонов святых отцов, но здесь, в Англии, не может быть иначе. К этому нас обязывают обстоятельства и воля Божия. В других автокефальных Церквах такое невозможно, но нам здесь нельзя жить иначе».
«...На мирском уровне считается остроумием, когда ученик исправляет учителя и спорит с ним. Но на духовном уровне, если послушник противоречит старцу, то это глупость и духовная смерть».
«...В наше время монастыри перестают быть очагами богословия. В них могут жить благочестивые люди, но не богословы. Одно дело – благочестие, другое – богословие».
«...Обычно люди, которые приходят в монастырь, чтобы стать монахами, страдают от многих страстей, и пройдет много лет борьбы, прежде чем они от них исцелятся. Для исцеления недостаточно одной молитвы, необходимо также послушание монаха и терпение духовника. Некоторые монахи обладают сильным телом, и, когда они проявляют непослушание, в них говорят тело и страсти».
«...Обычно игумены, обретя мирскую известность и принимая мирские почести, бывают очень строги и бездушны к монахам. Они совсем не заботятся о них».
«...Когда человека презирают, он становится свободным. Так случается и в монастыре. Когда монаха презирают, он может жить как исихаст. Если же кого-то считают выдающимся, тогда другие монахи осуждают его, и он сам старается, чтобы хорошее мнение о нем не пропало. Таким образом, он сам становится несвободным».
«...Когда я жил на Святой Горе и молодые монахи творили бесчинство, старые монахи говорили: «Хорошо, что не хуже». А мы сейчас говорим: «Хорошо, что хоть так».
«...Настоящее монашество проявляется двояко. С одной стороны – через слезы покаяния и благодатного отчаяния от себя самого, с другой – через самоосуждение. Это две стороны одной монеты. Монах должен плакать и приходить в отчаяние от себя – от того, какой он есть. Так возникает в сердце боль. Сердце уязвляется, и рана порождает память о Боге. По ночам оно ощущает себя как бы пронзенным остриями, а днем оживленно вожделеет Бога. Это состояние естественно подлинным монахам. Так рождается непрестанная молитва. Бывает достаточным всего четверти часа сильной молитвы со слезами и самоосуждением, чтобы ум пребывал с Богом весь день ... Этот принцип отражают слова: «Держи ум свой во аде, и не отчаивайся». Сие делание – претрудное, но в нем – истинное монашество. Это содержание всех гимнов Церкви. В церковных службах мы выражаем наше ничтожество («держи ум свой во аде») и просим милости Божией («и не отчаивайся»). Всякий иной подход к Богу – вне «духа» Православной Церкви и ее аскетической традиции. Обобщение всей нашей жизни выражено в молитве: «Тебе единому согрешихом, но Тебе единому и покланяемся».
«...У того, кого посещает благодать Христова, молитва начинает твориться сама, сердце говорит ее. Он чувствует ее и днем, и ночью. Это особая благодать. Тогда ему нужно оставить мир и уйти в монастырь. А если останется, то скоро потеряет эту благодать. Обычно человек откладывает уход в монастырь, полагая, что и в миру сможет сохранить самодвижущуюся молитву. Но очень скоро она оставит его.
«...В миру легко совершаются многие грехи, ибо там многое побуждает и двигает к греху. Хвала от людей питает гордость, дает некое утешение. В монастыре нет похвал, как нет и утешений, поэтому действенную молитву монаху дает только послушание. У кого нет послушания – тот пропадает, угасает, не имеет молитвы, не имеет жизни.
«...Когда наступает время ухода из монастыря в пустыню, монах получает от Бога великую энергию благодати и ничто не сможет его удержать. Он готов уйти даже через окна монастыря».
«...Не следует добиваться священства, но можно и нужно искать монашеской схимы, ибо монашество есть стремление к покаянию».
«...Если [мирские] люди, заботясь о спасении, достигают его, как возможно монахам не спастись, если спасение у них – главная цель?»
«...Для преуспеяния монастыря нужно иметь или [опытного] старца, или паломников. Их присутствие помогает монахам бороться со своими страстями через служение, проявление любви, самопожертвование. Великое достижение – если в монастыре паломник духовно возрождается каждую неделю».
«...Если [мирские] люди, заботясь о спасении, достигают его, как возможно монахам не спастись, если спасение у них – главная цель?»
«...Для преуспеяния монастыря нужно иметь или [опытного] старца, или паломников. Их присутствие помогает монахам бороться со своими страстями через служение, проявление любви, самопожертвование. Великое достижение – если в монастыре паломник духовно возрождается каждую неделю».
«...Жизнь монаха проходит в плаче. Это его естественное состояние. Здесь нет ничего странного: плач есть преизбыток Божественной любви».
«...Существует разница между аскетическим смирением и смирением Христовым. Монах, который живет смирение Христово (да просветит нас Господь немногими словами), чувствует истощание любви и зрит красоту образа Христа, Который есть красота мира».
«...Иногда, когда нас оставляет благодать, мы приходим в отчаяние. Тогда мы нуждаемся в поддержке, ибо в состоянии отчаяния многие монахи доходят до того, что снимают рясу».
«...Святые отцы различают плач и рыдание. Плач есть умиленное сокрушение. Иногда у человека плач переходит в сильные рыдания, имеющие, однако, не психологическую, а духовную, харизматическую, природу. Это есть рыдание. В этом случае монаху невозможно более оставаться в монастыре и ему нужно уйти в пустыню, чтобы никто не слышал его рыданий. Рыдание приумножает слезы».
«...Родители монахов понимают пользу от посвящения их детей Богу в час своей смерти».
«...Западные люди не знают тайны богооставленности, путей Божиих, поэтому и впадают в уныние. В жизни православных монахов тайна богооставленности и истощания постоянно повторяется, и они знают сию тайну и как к ней относиться. Истощание, если человек может его понести, ведет к славе».
«...Когда я стал монахом, самым большим искушением в моей жизни было оставить искусство, ибо я думал искусством достичь вечности. Однако вечное достигается молитвой и отречением от интеллектуального богатства и, главным образом, чрез созерцание Бога».
«...Если монаха занимает культура, то из этого видно, что он не живет покаянием. Если бы он имел покаяние, то все его прежние занятия и культура остались бы позади пред лицом благодати Божией».
«...Непозволительны монаху слезы о таких вещах человеческой жизни, как смерть или лишения. Хорошо, когда монах плачет о своих грехах. Но и тогда да не исследует он причину слез, ибо это может породить в нем некую гордость и тщеславие. Одного смирения достаточно, чтобы спастись, и одной гордости, чтобы погибнуть».
«...Родители монахов понимают пользу от посвящения их детей Богу в час своей смерти».
«...Западные люди не знают тайны богооставленности, путей Божиих, поэтому и впадают в уныние. В жизни православных монахов тайна богооставленности и истощания постоянно повторяется, и они знают сию тайну и как к ней относиться. Истощание, если человек может его понести, ведет к славе».
«...Когда я стал монахом, самым большим искушением в моей жизни было оставить искусство, ибо я думал искусством достичь вечности. Однако вечное достигается молитвой и отречением от интеллектуального богатства и, главным образом, чрез созерцание Бога».
«...Если монаха занимает культура, то из этого видно, что он не живет покаянием. Если бы он имел покаяние, то все его прежние занятия и культура остались бы позади пред лицом благодати Божией».
«...Непозволительны монаху слезы о таких вещах человеческой жизни, как смерть или лишения. Хорошо, когда монах плачет о своих грехах. Но и тогда да не исследует он причину слез, ибо это может породить в нем некую гордость и тщеславие. Одного смирения достаточно, чтобы спастись, и одной гордости, чтобы погибнуть».
«...Некий монах, занимаясь рукоделием, молился, когда же прекращал работу, чтобы встать на молитву, она уходила. Так происходило из-за того, что он имел гордые помыслы. Мы должны молиться со смирением и покаянием».
«...Когда от молитвы рождается гордый помысл, тогда обычно расстраиваются нервы и ум».
«...Когда кто-либо начинает молиться, сама молитва разрешит все недоумения. И наоборот, сколько бы человек ни слышал о молитве, ничего не поймет».
«...Когда кто-либо начинает молиться, сама молитва разрешит все недоумения. И наоборот, сколько бы человек ни слышал о молитве, ничего не поймет».
«...Исполнение заповедей Христовых требуется от всех христиан. Монашеская жизнь есть лишь практический метод, который помогает совершеннее исполнять Христовы заповеди. Поэтому мы проповедуем не монашество, а христианство».
«...Свидетельством преуспеяния как в монашеской жизни, так и в христианской вообще является достижение человеком «полноты возраста Христа».
«...Свидетельством преуспеяния как в монашеской жизни, так и в христианской вообще является достижение человеком «полноты возраста Христа».
«...В молитвах, которые мы произносим во время пострижения в монахи, не следует упоминать о невесте, женихе и Божественной любви, ибо эти понятия, особенно у женщин, искажаются».
«...Для преуспеяния монастыря необходимо иметь или рассудительного духовника, или хороший устав и организацию, иначе монастырь превращается в цыганский табор».
«...Духовное девство имеет величайшую ценность: оно есть исполнение заповедей Христа, когда ум человека прилепляется к Богу молитвой. Обрести ее могут все: и женатые, и неженатые. Жалкое явление – монахи, которые не стяжали девства духовного: они не продолжают ни свой род физически, ни свое существование в раю ... Девственность духа излечивает и утраченную девственность тела. Авва Зосима, обладавший духовной и телесной чистотой, поклонился преподобной Марии Египетской, которая в юные годы была блудницей. Однако духовная чистота, которую обрела преподобная Мария Египетская, исцелила ее всецело».
«...Хранение девства связано с послушанием. Если монах живет вместе со своей матерью и сестрой, он не защищен от искушений. Если же он имеет благословение своего старца и оказывает ему послушание, то искушения преодолеваются».
«...Для преуспеяния монастыря необходимо иметь или рассудительного духовника, или хороший устав и организацию, иначе монастырь превращается в цыганский табор».
«...Духовное девство имеет величайшую ценность: оно есть исполнение заповедей Христа, когда ум человека прилепляется к Богу молитвой. Обрести ее могут все: и женатые, и неженатые. Жалкое явление – монахи, которые не стяжали девства духовного: они не продолжают ни свой род физически, ни свое существование в раю ... Девственность духа излечивает и утраченную девственность тела. Авва Зосима, обладавший духовной и телесной чистотой, поклонился преподобной Марии Египетской, которая в юные годы была блудницей. Однако духовная чистота, которую обрела преподобная Мария Египетская, исцелила ее всецело».
«...Хранение девства связано с послушанием. Если монах живет вместе со своей матерью и сестрой, он не защищен от искушений. Если же он имеет благословение своего старца и оказывает ему послушание, то искушения преодолеваются».
«...Кто-то сказал, что все лентяи идут в монахи. И я ответил ему: «Однако мало кто становится монахом, а вот лентяев – много!.. Монахи не лентяи, польза от них простирается во все концы вселенной, во все человечество. Деятельность приходских священников ограничивается церковным приходом, а монахи помогают всему миру. В наш монастырь приходят люди со всего света.»
«...В мире осталось мало монахов. Все – против нас, потому нам нужно иметь любовь между собой».
«...Когда не будет монахов, тогда пропадет и вера».
«...Монашество есть утверждение традиции, само оно есть традиция. Если уйдет Святой Дух, исчезнет и монашество. В наши дни монашество как традиция ослабело и держится только на человеческом делании. В монастыри придут большие искушения, и они опустеют, как никогда ранее».
«...Мы не должны принимать в монастырь душевнобольных, ибо тогда и сам больной будет мучиться, и другие монахи будут страдать. А если кто из душевнобольных способен на послушание, то сможет исцелиться от болезни. Неизлечимая душевная болезнь проявляется в отсутствии послушания».
«...Мы не должны принимать в монастырь душевнобольных, ибо тогда и сам больной будет мучиться, и другие монахи будут страдать. А если кто из душевнобольных способен на послушание, то сможет исцелиться от болезни. Неизлечимая душевная болезнь проявляется в отсутствии послушания».
«...Неблазная молитва, бывает, приходит с плачем. Желающий стать настоящим монахом должен научиться молитве. Он видит себя преступником. Тогда к нему приходит помысел самоосуждения, который каждый раз может принимать иную форму. Нужно держаться этого помысла. Тогда ум прилепляется к сердцу. От плача самоосуждения боль достигает сердца. Эта духовная боль необходима, ощущается она в верхней части телесного органа сердца. Однако, если боль затрагивает нижнюю часть сердца, тогда легко могут возникнуть плотские движения – таковой боли следует избегать ... От духовной боли в верхней части сердца по всему телу распространяется покой и безмятежность. В таком состоянии человек способен различать помыслы: какие из них исходят от Бога, а какие – от диавола; он может читать помыслы и других людей. Так, молясь за других, монах способен мгновенно определить их духовное состояние ... Монах, приобретя навык к плачу, уходит в пустыню, ибо монастырская обстановка не подходит для этого. Если слезы приходят сами в долгом плаче, такому монаху надлежит безмолвствовать в пустыне. Если монах проплачет два-три часа, будучи свободным от помыслов, то ум его сможет находиться неотрывно в Боге много дней. Тогда он уже не нуждается в общеустановленной молитве и правиле».
«...Монашеская жизнь не есть только ощущение благодати. Ее может чувствовать и тот, кто живет в миру, например, какая-нибудь бабушка. Монашеская жизнь есть традиция старца, усвояемая через послушание ему, когда духовная жизнь передается послушнику как сохраненное старцем предание».
«...Монашество состоит в познании Бога. Спасение – в Богочеловеке Христ».
«...Монашество есть не просто удаление от людей, а воздержание от помыслов. Обычно епископы не понимают монашескую жизнь, потому что не прошли через нее. Богословие является сущностью аскетического подвига».
«...Когда христианин и монах пребывают в покаянии, исцеляются все психические и психологические изъяны».
«...Многие, переживая первое посещение благодати, становятся монахами из-за любви к Богу. Однако позже, когда они утрачивают благодать, они разочаровываются. Поэтому им не следует становиться монахами при первом же состоянии умиления, потому что потом их одолеет сомнение и они не будут знать, как ему противостоять».
«...Своенравие монаха в монастыре, с одной стороны, создает проблемы ему самому, так как он не прогрессирует в духовной жизни, а с другой стороны, огорчает всю братию».
«...Преподобный Кассиан Римлянин говорил, что монах должен бояться двух вещей – епископов и женщин. С женщинами он может согрешить, но он может и покаяться. С епископами же этого не происходит, ибо, воюя с епископами, невозможно покаяться».
«...Монах в монастыре не должен настойчиво искать священства, ибо тогда священный сан создаст для него много искушений. Он должен ждать, пока Господь не укажет через духовного отца, следует ли ему становиться священником».
«...В древние времена отцы Святой Горы не прогоняли приходивших к ним странников. Если не было возможности их принять, отцы сами уходили подальше, где их нельзя было найти».
«...Мы должны принимать в монастыре всех людей, и тогда Божий промысл не оставит нас никогда».
«...Когда человек начинает осуждать своего духовного отца или монах начинает осуждать монастырь, они наносят себе духовный вред».
«...Монах нуждается в самодисциплине».
«...Послушание старцу рождает умиление и слезы, даже если молиться всего лишь несколько минут».
«...Дисциплина, которой требуют другие, не помогает ни в покаянии, ни в развитии души, ни в становлении личности. Одно дело – дисциплина, другое – самодисциплина, и совсем иное – послушание. Те монастыри на Западе, которые начинали с дисциплины, – распались».
«...Нас все ненавидят. Однако нам необходимо «пренебрежение» к пренебрегающим нами: не следует настраиваться против них».
«...В сохранении жизни нашего монастыря я уповаю не только на наши молитвы, но и на молитвы Старца Силуана».
«...Монашеская жизнь есть духовное общение старца и послушника, даже если монах находится в некоем тяжелом духовном состоянии».
«...Мы не должны терять молитву старца, пока он жив, и по его кончине мы избежим проблем».
«...Люди, видя нас в плохом состоянии, хотят удалиться, а когда в хорошем – желают остаться при нас».
«...Одному монаху, который переживал за свою судьбу, старец сказал: «Господь, который сотворил великое чудо и заботился о тебе до сих пор, будет заботиться о тебе и всю твою оставшуюся жизнь».
«...Когда кто готовится поступить в монастырь, то, прежде чем стать монахом, ему обычно предстоит пройти через огонь, через который прошли все. Поэтому нужно понимать и любить тех, кто желает и готовится стать монахом».
«...Когда кто-нибудь приходит в монастырь, чтобы стать монахом, ему не следует стараться проявить свои способности, иначе он будет находиться в постоянном напряжении. Если же старец поручает ему какую-нибудь работу, он должен исполнять ее с охотой и послушанием».
«...Невозможно создать женский монастырь тому, кто строг и нетерпелив. Сей труд требует терпения, необходимого для преображения женской психологии в духовный дар. Многие женщины хотят иметь исключительно «своего» духовника и делают все, чтобы привлечь к себе его внимание. От духовного отца требуется большая мудрость и рассудительность».
«...Монахини должны принимать людей просто и смиренно. В некоторых монастырях спрашивают: «Зачем ты пришла и как? Почему не написала нам?» и многое другое. После этого люди живут в монастыре как мертвые. Но все должно быть иначе: пусть людей принимают с радостью и позволяют им жить как у себя дома, не задавая им разных вопросов об их жизни и их проблемах. Это нужно современному человеку. В этом он видит нечто подлинное. И когда нам говорят: «Почему вы не спрашиваете нас о нашей жизни?» – мы должны отвечать с юмором: «Мы это делаем от безделья. Мы бездельники!» Таким поведением мы добьемся того, что паломники обретут покой, а потом сами начнут просить советов».
«...Если преуспел наш монастырь – да простит меня Господь, – то это потому, что мы не делаем замечаний. Если кто, например, разобьет тарелку, я не делаю никаких замечаний. И так постепенно люди исправляются».
«...В монастырь люди приходят не для того, чтобы жить, а для того, чтобы каяться, иначе лучше оставаться в миру. Происходит то же, что и с университетами. В университеты люди приходят не для того, чтобы жить, но для того, чтобы учиться».
«...Когда монахи живут в покаянии и не говорят много, тогда, несмотря на это, паломники чувствуют «дух» покаяния и получают от этого пользу».
«...Когда родители какой-нибудь монахини создают проблемы монастырю и у нее появляется помысл уйти из монастыря, чтобы не причинять страданий другим, то этот помысл – от тщеславия. Этот помысл следует заменить другим: «Я причинила неприятности монастырю». И этот помысл принесет покаяние».
«...Как духовный отец, исповедуя монахов в возрасте до сорока лет, я проявлял большое терпение, ибо еще оставалась надежда на исправление. Если им за сорок, я просто читаю разрешительную молитву и даю советы лишь в особых случаях».
«...Я учу монахов не рассказывать и хранить молчание о терпимых ими обидах. Мы должны жить, как распятые. В этом и состоит православная духовность».
«...Наша программа – стать такими, чтобы люди не боялись к нам приближаться».
«...Тот, кто хочет стать монахом, но находится в зависимости от своих домашних, должен сразу известить их о своем намерении. Также можно сначала уйти в монастырь и уже постфактум поставить своих родственников в известность. Во втором случае домашние испытают шок, но очень скоро успокоятся».
«...Монах не должен вдаваться в пространные объяснения. Он должен говорить мало и не завязывать долгих бесед без причины».
«...Вся современная жизнь движется как будто по течению. Все плывут в одном направлении, под давлением обстоятельств. Монах же призван плыть против этого течения».
«...Монахи чувствуют себя беспомощными людьми, ибо взыскали они великого, потому им хочется постоянно внимать себе».
«...В мире мы все время познаем новое. В монастыре же повторение – мать учения».
«...Мы молимся всем сердцем о вашем монастыре».
«...Обычно нам не следует говорить с женатыми людьми о значении монашества, ибо тогда они запутываются и перестают ценить брак. Мы должны учить их тому, что брак тоже есть путь спасения, если жить по Евангелию».
«...Самое дорогое «достояние» для монастыря – личность, а не деньги или вещи».
«...Современные монахи должны научиться говорить не от своего разума-рассудка, а то, что Святой Дух дает сердцу».
«...«Смешанный» монастырь я устроил потому, что того требовали обстоятельства. Сюда приезжают со всего мира, даже супружеские пары, а также юноши и девушки. Это было бы невозможно, если бы монастырь был строго мужским. В Греции такого монастыря быть не может».
«...В монастыре Симонопетра, в котором я был духовником в 40-е годы, старые монахи жаловались мне на молодых, а молодые на старых. Старым монахам я говорил: «Не ожидайте найти у молодых совершенное монашество, так как они приходят из мира сего». Молодым же монахам я говорил: «Вы не можете понять их, так как монашество – это иной образ жизни». И тем и другим я советовал быть терпеливыми. Так я старался создать равновесие».
«...В истории Церкви мы видим, что лучше сохранились те монастыри, которые утверждались трудом и болью монахов. Потом – монастыри, основанные императорами, и только затем – основанные епископами».
«...В нашем монастыре каждый день прихожане сменяются и приходят новые лица. Происходит так же, как в литургических книгах. Есть Часослов, который содержит одни и те же службы, и есть Минеи, которые меняются каждый месяц».
«...Монашество состоит в познании Бога. Спасение – в Богочеловеке Христ».
«...Монашество есть не просто удаление от людей, а воздержание от помыслов. Обычно епископы не понимают монашескую жизнь, потому что не прошли через нее. Богословие является сущностью аскетического подвига».
«...Когда христианин и монах пребывают в покаянии, исцеляются все психические и психологические изъяны».
«...Многие, переживая первое посещение благодати, становятся монахами из-за любви к Богу. Однако позже, когда они утрачивают благодать, они разочаровываются. Поэтому им не следует становиться монахами при первом же состоянии умиления, потому что потом их одолеет сомнение и они не будут знать, как ему противостоять».
«...Своенравие монаха в монастыре, с одной стороны, создает проблемы ему самому, так как он не прогрессирует в духовной жизни, а с другой стороны, огорчает всю братию».
«...Преподобный Кассиан Римлянин говорил, что монах должен бояться двух вещей – епископов и женщин. С женщинами он может согрешить, но он может и покаяться. С епископами же этого не происходит, ибо, воюя с епископами, невозможно покаяться».
«...Монах в монастыре не должен настойчиво искать священства, ибо тогда священный сан создаст для него много искушений. Он должен ждать, пока Господь не укажет через духовного отца, следует ли ему становиться священником».
«...В древние времена отцы Святой Горы не прогоняли приходивших к ним странников. Если не было возможности их принять, отцы сами уходили подальше, где их нельзя было найти».
«...Мы должны принимать в монастыре всех людей, и тогда Божий промысл не оставит нас никогда».
«...Когда человек начинает осуждать своего духовного отца или монах начинает осуждать монастырь, они наносят себе духовный вред».
«...Монах нуждается в самодисциплине».
«...Послушание старцу рождает умиление и слезы, даже если молиться всего лишь несколько минут».
«...Дисциплина, которой требуют другие, не помогает ни в покаянии, ни в развитии души, ни в становлении личности. Одно дело – дисциплина, другое – самодисциплина, и совсем иное – послушание. Те монастыри на Западе, которые начинали с дисциплины, – распались».
«...Нас все ненавидят. Однако нам необходимо «пренебрежение» к пренебрегающим нами: не следует настраиваться против них».
«...В сохранении жизни нашего монастыря я уповаю не только на наши молитвы, но и на молитвы Старца Силуана».
«...Монашеская жизнь есть духовное общение старца и послушника, даже если монах находится в некоем тяжелом духовном состоянии».
«...Мы не должны терять молитву старца, пока он жив, и по его кончине мы избежим проблем».
«...Люди, видя нас в плохом состоянии, хотят удалиться, а когда в хорошем – желают остаться при нас».
«...Одному монаху, который переживал за свою судьбу, старец сказал: «Господь, который сотворил великое чудо и заботился о тебе до сих пор, будет заботиться о тебе и всю твою оставшуюся жизнь».
«...Когда кто готовится поступить в монастырь, то, прежде чем стать монахом, ему обычно предстоит пройти через огонь, через который прошли все. Поэтому нужно понимать и любить тех, кто желает и готовится стать монахом».
«...Когда кто-нибудь приходит в монастырь, чтобы стать монахом, ему не следует стараться проявить свои способности, иначе он будет находиться в постоянном напряжении. Если же старец поручает ему какую-нибудь работу, он должен исполнять ее с охотой и послушанием».
«...Невозможно создать женский монастырь тому, кто строг и нетерпелив. Сей труд требует терпения, необходимого для преображения женской психологии в духовный дар. Многие женщины хотят иметь исключительно «своего» духовника и делают все, чтобы привлечь к себе его внимание. От духовного отца требуется большая мудрость и рассудительность».
«...Монахини должны принимать людей просто и смиренно. В некоторых монастырях спрашивают: «Зачем ты пришла и как? Почему не написала нам?» и многое другое. После этого люди живут в монастыре как мертвые. Но все должно быть иначе: пусть людей принимают с радостью и позволяют им жить как у себя дома, не задавая им разных вопросов об их жизни и их проблемах. Это нужно современному человеку. В этом он видит нечто подлинное. И когда нам говорят: «Почему вы не спрашиваете нас о нашей жизни?» – мы должны отвечать с юмором: «Мы это делаем от безделья. Мы бездельники!» Таким поведением мы добьемся того, что паломники обретут покой, а потом сами начнут просить советов».
«...Если преуспел наш монастырь – да простит меня Господь, – то это потому, что мы не делаем замечаний. Если кто, например, разобьет тарелку, я не делаю никаких замечаний. И так постепенно люди исправляются».
«...В монастырь люди приходят не для того, чтобы жить, а для того, чтобы каяться, иначе лучше оставаться в миру. Происходит то же, что и с университетами. В университеты люди приходят не для того, чтобы жить, но для того, чтобы учиться».
«...Когда монахи живут в покаянии и не говорят много, тогда, несмотря на это, паломники чувствуют «дух» покаяния и получают от этого пользу».
«...Когда родители какой-нибудь монахини создают проблемы монастырю и у нее появляется помысл уйти из монастыря, чтобы не причинять страданий другим, то этот помысл – от тщеславия. Этот помысл следует заменить другим: «Я причинила неприятности монастырю». И этот помысл принесет покаяние».
«...Как духовный отец, исповедуя монахов в возрасте до сорока лет, я проявлял большое терпение, ибо еще оставалась надежда на исправление. Если им за сорок, я просто читаю разрешительную молитву и даю советы лишь в особых случаях».
«...Я учу монахов не рассказывать и хранить молчание о терпимых ими обидах. Мы должны жить, как распятые. В этом и состоит православная духовность».
«...Наша программа – стать такими, чтобы люди не боялись к нам приближаться».
«...Тот, кто хочет стать монахом, но находится в зависимости от своих домашних, должен сразу известить их о своем намерении. Также можно сначала уйти в монастырь и уже постфактум поставить своих родственников в известность. Во втором случае домашние испытают шок, но очень скоро успокоятся».
«...Монах не должен вдаваться в пространные объяснения. Он должен говорить мало и не завязывать долгих бесед без причины».
«...Вся современная жизнь движется как будто по течению. Все плывут в одном направлении, под давлением обстоятельств. Монах же призван плыть против этого течения».
«...Монахи чувствуют себя беспомощными людьми, ибо взыскали они великого, потому им хочется постоянно внимать себе».
«...В мире мы все время познаем новое. В монастыре же повторение – мать учения».
«...Мы молимся всем сердцем о вашем монастыре».
«...Обычно нам не следует говорить с женатыми людьми о значении монашества, ибо тогда они запутываются и перестают ценить брак. Мы должны учить их тому, что брак тоже есть путь спасения, если жить по Евангелию».
«...Самое дорогое «достояние» для монастыря – личность, а не деньги или вещи».
«...Современные монахи должны научиться говорить не от своего разума-рассудка, а то, что Святой Дух дает сердцу».
«...«Смешанный» монастырь я устроил потому, что того требовали обстоятельства. Сюда приезжают со всего мира, даже супружеские пары, а также юноши и девушки. Это было бы невозможно, если бы монастырь был строго мужским. В Греции такого монастыря быть не может».
«...В монастыре Симонопетра, в котором я был духовником в 40-е годы, старые монахи жаловались мне на молодых, а молодые на старых. Старым монахам я говорил: «Не ожидайте найти у молодых совершенное монашество, так как они приходят из мира сего». Молодым же монахам я говорил: «Вы не можете понять их, так как монашество – это иной образ жизни». И тем и другим я советовал быть терпеливыми. Так я старался создать равновесие».
«...В истории Церкви мы видим, что лучше сохранились те монастыри, которые утверждались трудом и болью монахов. Потом – монастыри, основанные императорами, и только затем – основанные епископами».
«...В нашем монастыре каждый день прихожане сменяются и приходят новые лица. Происходит так же, как в литургических книгах. Есть Часослов, который содержит одни и те же службы, и есть Минеи, которые меняются каждый месяц».
«...Два апостола, евангелист Иоанн и апостол Павел, говорят по-разному, но оба они великие. То же и со святым Силуаном и старцем Иосифом Пещерником (Отшельником). Оба они были великими монахами, хотя и жили разной жизнью, один жил в общежительном монастыре, а другой в пустыне. Старец Иосиф был редким человеком».
/Из книги митрополита Иерофея «Знаю человека во Христе... Жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова»/